Эти мысли подстегнули Диану; она мигом сообразила, чем ей грозит встреча с этими плесневелыми рыбехами, и потому девушка с криком постаралась закрыть двери прямо перед носом у прочих самок. Но те были не из робкого десятка. Прижимая двери к косяку, всем телом наваливаясь на створки, Диана чувствовала себя так, словно участвует в зомби-апокалипсисе. Чудовища выли, скреблись в дверь, щелкали острыми зубами, а чья-то рука — скользкая, быстрая, -пролезла в щель между дверью и косяком и ухватила Диану за шею, стараясь разорвать три нити жемчуга и сорвать рубиновое сердце.

— Нет, не отдам! — заверещала Диана, отчего-то прижимая руками ожерелье, словно оно ей дороже жизни. Чудовища выли, рычали и лезли в двери. Черт подери этих драконов, как они могли ее одну оставить с этими чучелами?! Думали — самки найдут общий язык?! Как-то ведь эти страшилища уживаются между собой?! Видимо, доминирующая самка должна приструнить прочих? Искусать, там, или длиной хвоста поразить? Ну, хоть что-то?!

Диана и в самом деле готова была впиться зубами в хватающие ее руки, но тут раздалось шипение... нет, ШИПЕНИЕ!

Зловещее и нежное, одновременно ласкающее слух, как самая сладкая музыка, и пугающее так, что кровь стыла в жилах. Казалось, если двинешься — то вены внутри тела, наполненные ледяной кровью, лопнут, как стеклянные трубки, и тело превратится в сочащийся кровью кусок мяса.

— Великая старуха, великая старуха! — заверещали завистницы. Они вмиг позабыли, как хотели стащить с Дианы украшения и изуродовать ей лицо. Теперь они сами оборонялись от невидимого Диане врага, разевая зубастые рты и пытаясь издать такое же шипение, как и старуха, которой они боялись. Но тщетно. Ни у одной из них не получалось издать такой же прекрасный и ужасный звук, и самки отступали. Те из них, что были недостаточно поворотливы или слишком самоуверенные, старуха лупила палкой. Диана слышала звуки ударов и жалобное нытье зубастых красавиц.

Она выглянула на миг и увидела седую женщину в длинном синем платье, изукрашенном узорами и жемчугом. Скаля чудовищные зубы, сверкая холодными рыбьими глазами, та разевала острозубый рот и шипела, словно королева кобр, а остальные убегали.

Чтобы не видеть этого кошмара, Диана накрепко заперла дверь, навалилась на нее всем телом и зажмурила глаза, но и тогда в ее видениях рисовались ужасные острые зубы.

— Ну, все, — в дверь ее нетерпеливо стукнула суковатая палка. — Они ушли. Выходи, давай!

Диана распахнула глаза и в ужасе несколько секунд молчала, вслушиваясь в стук своего сердца.

Старуха явно не собиралась стучать в дверь, упрашивать Диану выйти, уговаривать ее и всячески перед ней выплясывать. Ее молчание за дверью было гнетущее и полное достоинства. К нему хотелось если не примкнуть, то уж прикоснуться — точно. Оно повелевало и подчиняло себе волю сильнее всяких громких слов, и Диана открыла дверь.

Старуха с ледяными спокойными глазами стояла на пороге.

Спина ее была согнута старостью. Волосы, распущенные по плечам, были выбелены временем. И только глаза на суровом лице говорили о том, что когда-то женщина была красива.

— Ну, — властно проговорила старуха, с интересом рассматривая Диану, — Выходи. Они ушли и не тронут. Ну, как же ты жить собралась тут, если не припасла ни острых когтей, ни зубов?!

— А я слышала, — пролепетала Диана, мгновенно робея перед старухой, — что Ирментруды все гладкие…

Диана не знала, почему она это сказала. Она словно оправдывала своей чрезмерно красивый вид, свою слабость перед другими самками, и старуха, осмотрев девушку, поджала губы:

— Слишком хороша… оба пометили тебя?! Вдвоем?!

Старуха шумно принюхивалась, и Диана покраснела, понимая, что именно она имеет в виду.

— Мужчины, — меж тем желчно протянула старуха, опираясь на палку. — Не видят ничего, кроме красоты, не хотят ничего, кроме гладкой кожи!

— Ты тоже хороша! — меж тем продолжала ругаться старуха, стуча об пол палкой. — Разве же можно настолько вверять себя мужчинам в руки! Разве можно так хотеть им понравиться, чтоб не оставить себе ничего для защиты — ни острых когтей, ни зубов?! Где твоя чешуя? Желание сделало твое тело слишком мягким и гладким! Надеюсь, такие жертвы оправдаются, и ты принесешь хотя бы одного ребенка… Идем, я велю тебя накормить и покажу дом.

Старуха неспешно и весьма невежливо обернулась к Диане спиной и, осторожно перебирая ногами, двинула по коридору. Девушке ничего не оставалось делать, как следовать за ней.

— А почему вас называют великой старухой? — поинтересовалась Диана, и женщина недовольно глянула на нее.

— Потому что я вдвое, а то и втрое старше любой из них, — сварливо ответила она. — Разве не видно?

Диану больше интересовало слово «великая», но старуха, видимо, решила, что она велика и без пояснения причин, и объяснять причину своего величия не стала.

— Ого, — удивленно произнесла Диана, чтобы как-то скрасить неловкую паузу. — Вы много лет живете здесь, во дворце князей?

Старуха усмехнулась; в ее смехе Диане послышалось озорство, не приличествующее такой взрослой и опасной даме, и едкое, неприятное чувство удовлетворения.

— О да, — протянула она с плохо скрываемым торжеством. — Я здесь, верно, навсегда останусь. Пусть даже у меня отрастет хвост длиннее, чем у всех драконов вместе взятых, хе-хе…

У старухи были отличные, как у любого дракона, зубы. Когда она ухмылялась, ее лицо, туго обтянутое желтоватой тонкой кожей, делалось особо страшным, нечеловеческим, хищным. И когти у нее были на старых, узловатых пальцах, крепко сжимающих палку. То есть, не было ни единой причины, по которой ее нельзя было б выпустить в море, но все же она была тут.

Любовница князя? Вряд ли. Выглядела она очень старой; вероятно, и имени-то своего не помнила. Впрочем, что Диана знала об особенностях этого мира? Может, женщины стареют здесь раньше…

— Князь любит вас? — отчего-то ревниво спросила Диана. Старуха искоса глянула на девушку:

— Конечно, — весьма прохладно ответила она. — Мужчины!.. Они все ищут тайный смысл и какой-то особенной любви у женщин. Они самок не понимают и не доверяют; но свою мать они почитают и любят так же, как и отца.

— Мать!? Вы их мать? — удивилась Диана. Старуха кивнула:

— Да. Оба мои сыновья от старого князя.

— Это возможно? — с изумлением спросила Диана. — То есть… ну, жизнь в море и созревание… я слышала…

Она замялась, не смея произнести то, что ей было уже известно — что созревающая самка не помнит ничего из прежней жизни. Ее может купить у ловцов любой, соблазнившись на ее красоту.

— Князь дважды купил вас? — спросила Диана осторожно, и старуха важно кивнула головой.

— А никто, кроме него, — произнесла она, — и сладить со мной не мог. Покупали и другие — но все они вынуждены были везти меня в княжеский дом, — она зловредно захихикала. — Только великий и сильный дракон мог овладеть мной. Только его силе я покорялась, только в его руках обретала покой и разум. У нас была невероятная история жизни, и любовь тоже была. Ради него я слушала весенний зов, ради него я плыла ближе к берегу. Ради него море смывало чешую с моего тела. Ради него я рожала крепких и сильных сыновей. Даже звездные колдуны, — старуха снова засмеялась, — хотели от меня потомства, но… перехотели. И вынуждены были отдать князю!

— А вот Звездные Колдуны, — вдруг оживилась Диана, — что им нужно от драконов?

Старуха снова покосилась на Диану, фыркнула насмешливо:

— От драконов? Это тебе мальчишки сказали? Что могут хотеть одни мальчишки от других мальчишек? Драки; возни с потасовкой, с размахиванием кулаками. Власти. Была б моя воля, — тонкие губы старухи неприятно, жестко изогнулись, — и я б их всех отшлепала, всех наказала бы единым наказанием, но… мир принадлежит не мне. Не я решаю, как управлять, и кем…

— А за что они дерутся? — спросила Диана, едва поспевая за старухой, которая, как оказалось, была очень подвижная и шустрая. — Должна же быть причина? Я вот слышала, — осторожно произнесла она, — что Звездным Колунам нужен камень, кусочек сердца Кита…