Старуха снова фыркнула насмешливо.

— И что им этот обломок, — безо всякого почтения ответила она, — коли короны у них нет?

— Короны? — переспросила сбитая с толку девушка.

— Конечно, — старуха усмехнулась, показав острые зубы. — Милая, кому, как не тебе, знать о том, что Звездные ищут особую самку? Ты ведь уже слышала об этом? Самка, которая отдаст им своими руками то, что им требуется? Я слышала, Сердце Кита показало тебе много видений.

— Я видела Звездного Колдуна, — ответила Диана. — И он мне угрожал.

— Ага! — воскликнула старуха, оживляясь. — Это оно!

— Но он точно просил камень. Кусочек от Сердца Кита.

— Конечно, — торжествуя, ответила старуха. — Ничтожество! Послушай меня, я скажу правду. Вот чем мне нравился старый князь — он не вручал свою судьбу мне, в мои руки. Он меня просто любил и ждал от меня сыновей. И только-то! Не ждал, чтоб я исполнила древние пророчества. А Звездные… они ленивы, злы, трусливы и тупы. Что им мешает жить своей жизнью? Строить свои города? Нет, нет и нет! Они цепляются к старинным легендам и предсказаниям! Они все ищут самку, — старуха зловредно захихикала, — которая вынесет им кусок камня, и они в корону его вставят. И волей небес драконы признают Звездных Колдунов господами над собой и поклонятся. Корона Когтей и Клыков, символ власти, что Кит забрал себе и обещал отдать и достойным. Говорят, она дает невероятную мощь тому, кто ее раздобудет и наденет. Даже ребенку в этой короне поклонятся могучие воины. Короне и куску Сердца Кита. В это верят Звездные. Это они ищут в наших землях, нападая, грабя и мародерствуя. Они ищут и не могут найти. Думают, что Кит им помог бы в поисках, но… сердце тут, а драконы тоже не знают о ее местонахождении.

Старуха вдруг остановилась, глянула светлыми, как у князя, глазами в лицо девушки.

— Они все ищут избранную, особенную самку, — мстительно повторила она. — Но находя ее, не могут совладать.

— А были эти особые? — удивилась Диана.

— Конечно, — злорадно ответила старуха. — На моей памяти только трое. И я — первая из них. Разве нет? Я о своей любви помнила, даже охотясь в море на рыб. Я приплывала к нему одному. Вторая — Ирина, так ее звали. Мастерица обещать и лгать. Умела вертеть мужчинами, чего уж… хотя я говорила Эвану, что все ее слова — сладкая хитрая ложь! И ты — третья. Слишком гладкая, слишком! Оба моих сына тебя возжелали. Как бы не передрались за право оплодотворить твое чрево… — старуха тревожно смотрела в лицо испуганной девушки. — И Звездный отчего-то думает, что ты его послушаешься. Нехорошо это.

— Я не послушаюсь! — горячо ответила Диана, и старуха кивнула головой:

— Очень надеюсь на это. Дому нужна хозяйка — хотя бы для того, чтобы всех этих рыб-прилипал, жаждущих подарков, выкинуть в море. А я уже стара и немощна. Так что не разочаруй меня, Ирментруда Диана! Я не вечна; еще немного, и мне придется вернуться в море навсегда. А сыновей не хочется оставлять кому попало. Я чую, — старуха снова принюхалась, как дикий зверь, — они оба брали тебя. Оба пометили; и тело твое им не сопротивлялось. Ты хотела их. Не притворяясь. Может, и ты особенная. Такая особенная, какой мне не пришлось быть. Не разочаруй меня!

Старуха вывела Диану на галерею, и девушка ахнула, глянув сверху вниз. Весь дворец представился ей живым муравейником, устроенным в огромном гроте, который вода вылизала изнутри до идеальной гладкости. В его толстых стенах и располагались комнаты, вымытые и отполированные той же водой. И там сновали слуги — что-то готовили, перетряхивали одежду, прибирались в комнатах.

И красавицы, вспугнутые старухой, тоже там сновали. В летящих развевающихся платьях, они бежали куда-то вниз, на первые этажи, то ли спрятаться, то ли урвать самый сладкий и жирный кусок у повара. Старуха проводила их ненавидящим взглядом.

— Бесполезные рыбехи, — ругнулась она. — Только жрут дерутся между собой, наследника не принесли! Вот их всех изведи, — плотоядно произнесла она, указав узловатым пальцем на стайку веселящихся девиц, которые мелькали внизу как разноцветные рыбки в кораллах. — Выгони из дому обратно в море. Тогда хозяйкой тут будешь.

— Почему вы думаете, — с сомнением произнесла Диана, — что я чем-то лучше них? Отчего вы мне помогаете? Отчего такое доверие?

— А разве ты не любишь моих сыновей? — с удивлением спросила старуха. — Мне показалось, ты не прочь быть с ними.

Диана припомнила страстную возню в постели, проникающие в нее члены, поцелуи драконов, которые словно поймали свою добычу и делят ее меж собой. Их ласки доводили девушку до исступления, она могла быть только покорным мягким воском в их руках, и каждый раз с ними — это как томящее, сладкое безумие...

— Во-от, — протянула старуха многозначительно. Видимо, все мысли Дианы отразились на ее лице. — Остальные-то зубы щерят и улыбаются, как акулы — недобро, ненастояще. А ты вон вся заалела, ахаешь, словно они рядом, словно касаются тебя. Верный знак; поэтому остальных, — старуха кивнула вниз, на резвящихся девиц, — всех из дома долой.

— Но разве можно, — с сомнением заикнулась Диана, и старуха гневно стукнула палкой.

— Ирментруде, — выговорила она четко, — можно все! Выше голову, и побольше уверенности в себе! Ты собираешься стать хозяйкой этого всего? И как ты собираешься управлять слугами, если сомневаешься, а имеешь ли ты право выставить из дому соперниц? Тот, кто велик — не сомневается. Он действует; ты думаешь, если кто-то из них вздумает змеей пролезть на ложе князя и очаровать его, тебя пощадят? Мужчины, — фыркнула старуха безо всякого почтения, — это как дети. Сами себя они называют Разумными, но весь их разум кончается, стоит самке поглаже раздвинуть перед ними ноги. Пару ласковых слов, пару жарких ночей — и они очарованы. А если самка не получит желаемого, и они будут и в твою постель наведываться, то тебя вывалят в море по ее наущению. Или она сама выгонит. Ирина так делала; были самки и поглаже нее, и покрасивее. Но она умела говорить самые хитрые, самые сладкие слова. Вот где разум! Мяукала, сидя у ног, заглядывала в глаза преданно. Эван сильно к ней привязался; даже когда у нее хребет порос чешуей, все равно верил ей и ходил к ней. Дурачок!

Старуха зашипела что-то злобно, сквозь зубы.

— За что вы не любите ее? — осторожно спросила Диана.

— Ты бы стала любить, если б она обворовывала тебя, сплетничала, понуждала сыновей вернуть меня в море? — ответила старуха зло. — Хотела мои драгоценности — брала, а когда я требовала вернуть их, она искусала себе руки до крови и жаловалась, что это я сделала. Эван верил; мрачный ходил, словно туча. А Лео нет, Лео хитрей. Рассмотрел, — рассмеялась старуха, — что не теми зубами укушено. Когда ее на чистую воду вывели, она и тогда вывернулась. Язык у нее без костей; скулила и ныла, валялась в ногах, говорила, что всего лишь хотела подарков… а уже ночью попыталась меня в бассейн вытащить, чтоб отлив меня с собой унес. Внизу, у самого входа в замок, есть выход в море. Туда самок отпускают, если они хотят уплыть. Но не на ту напала, — старуха оскалила острые зубы. — Тогда я ее действительно искусала. Месяц она отлеживалась. Месяц Эван не ходил к ней. Тоже хотел в отлив ее бросить. Но не смог; снова она ему заговорила все мысли дурные, улестила. Обещала смирной быть. Помирились… Я думала, она яду мне подсыплет, но, слава волнам, украл ее Звёздный. Видный такой, молодой, красивый…

— Как же он проник сюда? — с сильно забившимся сердцем спросила Диана.

— Да не сюда, — ответила старуха. — Слух прошел среди рыбешек, что теплый грот, где оставляют детей, полон жемчуга. Вроде как на дне золотые украшения разбросаны; и она повадилась туда ходить. Слуги за ней следили, пока она плавала, собирала побрякушки. А потом, уж не знаю, когда они сговорились, и чего она ему наобещала, да только перебил он всех слуг и ее утащил. Не побоялся гнева князя…

— Эван наказал его?

— Конечно, наказал бы. Такие вещи не проходят бесследно, не должны прощаться. Только этот скользкий гад ушел, — и Диана даже поняла куда. В другой мир. Ей голову морочить. — И только сейчас объявился.