– Я подумала, может, ты хочешь, чтобы я с ним повидалась.

– Хочешь обставить полицию? – Антония покачала головой, стараясь взять себя в руки. После напряженного молчания она добавила: – Я знаю, что сама попросила тебя приехать сегодня, но не для того, чтобы ты разыгрывала из себя детектива-любителя. Я просто хотела, чтобы со мной кто-то побыл. И не знала, что ты примешься меня допрашивать, критиковать и пугать кучей всевозможных проблем.

– Извини, – сказала Триш, с трудом находя в душе необходимое сочувствие. – Возможно, мне лучше уехать. Когда вернется Роберт?

– Бог его знает. Раз им занялась полиция, я, вероятно, не увижу его до полуночи. А что? Полагаю, теперь ты хочешь помучить его?

– Я думала только о том, чтобы ты не оставалась со своей бедой один на один, и я понадеялась, что он скоро вернется, – ровно произнесла Триш, пытаясь не реагировать на саркастические выпады Антонии.

– Чтобы подержать меня за руку, ты имеешь в виду? Это будет в первый раз. Слушай, давай-ка уезжай, пока мы не начали ссориться, а?

Триш молча поднялась. И почти сразу же почувствовала на своем запястье влажную ладонь Антонии.

– Прости, Триш. Я не могу вести себя как ни в чем не бывало, держаться вежливо, когда Шарлотта в… – Голос Антонии прерывался. Она смотрела прямо перед собой, впившись зубами в нижнюю губу. Через секунду она выпустила руку Триш и закрыла лицо руками, словно слышала какой-то ужасающий звук, от которого хотела отгородиться. Содрогнувшись, она безвольно опустила руки, снова открыла глаза и заговорила почти нормальным голосом: – Когда Шарлотта в такой опасности.

– Понимаю, – сразу же поддакнула Триш, думая: удивительно, что даже величайший ужас, какой только может испытывать женщина, звучит театрально, будучи выражен словами. – Не буду больше путаться у тебя под ногами, но ты обещай позвонить мне, как только что-нибудь узнаешь… или если захочешь, чтобы я к тебе приехала. Я сразу же приеду и сделаю все, что ты захочешь… буду просто сидеть и молча смотреть, что бы здесь ни происходило, если это тебе поможет. Что бы ни происходило.

– Хорошо. Спасибо. Я позвоню.

Триш покинула дом, стараясь не обращать внимания на вопросы журналистов и не слишком злобно глядеть на камеры, щелкавшие вспышками вокруг нее.

Она попыталась припомнить, какой из мостов через Темзу должен быть наиболее свободным, и направилась в Челси. Проезжая по улицам, наводненным едва ли не большим количеством покупателей, чем в будни, она думала о Бене и о свете, который он мог бы пролить на случившееся.

– Сэр?

Сидевший за столом Джон Блейк поднял глаза и увидел в дверях своего кабинета Кэт Лейси.

– Да, Кэт?

– Дженни Дерринг сказала, что вы хотели меня видеть.

– Да. Что удалось узнать у Бенедикта Уэблока?

– Разве вы не получили отчет? Я лично положила его на ваш стол.

– Да? Должно быть, я его не заметил. – Блейк признался себе, что это была очередная подсознательная уловка, призванная залучить Кэт к нему в кабинет. – Точно. Вот он, аккуратный и официальный. Тем не менее раз уж вы здесь, то могли бы дать мне живое представление об этом человеке. Проходите, садитесь.

– Мне показалось, он говорил искренне, – сказала Кэт, разглаживая на коленях черную льняную юбку и ничем не давая понять, что уловка Блейка для нее не тайна.

Она была ростом с него, выше большинства мужчин в их подразделении, но всегда умудрялась выглядеть исключительно женственной в своей простой одежде. Кроме черной юбки, на ней была блузка из кремового шелка, нитка жемчуга и прямой черный пиджак. Вероятно, стоило все это не так уж много; он был уверен, что блузка куплена в «Тай Рэк», потому что, увидев ее впервые, попытался купить такую же для своей жены. Но Кэт в своей блузке выглядела на миллион долларов. Как всегда, что бы она ни надела, даже джинсы. Но и сказать, что она выставляет себя напоказ, он не мог. Ее гладкие волосы были гладко зачесаны назад и схвачены черной бархоткой, косметики на ее немного кругловатом лице практически не было.

– Кроме того, он внимателен к чувствам других людей, умный, склонный к самоанализу, – продолжала она. – Я бы сказала, что это последний человек в мире, который мог бы обидеть ребенка, сэр. Но, справедливости ради, у Сэма сложилось совсем другое впечатление.

– Похоже, что да. – Блейк просматривал ее отчет, пока она говорила. – Вы написали, что, по словам Уэблока, он никогда не видел девочки. Вы этому верите? Это кажется сомнительным.

Кэт минуту раздумывала. Эту ее привычку Блейк ценил больше всего. Она никогда не спешила ответить только для того, чтобы заполнить паузу, и никогда ничего не выдумывала, чтобы угодить собеседнику.

– Я поверила. Но у меня нет доказательств. Этот человек понравился мне, и поэтому я склонна была ему поверить. – Она с полуулыбкой посмотрела на Блейка и добавила: – Я немногим людям верила, сэр, и до сих пор не ошибалась.

– Откровенно, – сказал он, стараясь не искать в этих словах смысла, на который не должен был даже надеяться.

– Сэр?

– Да, Кэт?

– Я слышала, что вы забрали из дома его бывшей жены кукольную коляску.

– Да, забрал. На очередном брифинге я сообщу все подробности. А почему вы спрашиваете?

– Просто интересно, что такого вы в ней увидели, что забрали.

– В основном кровь и волосы. Возможно, и тому и другому существует вполне невинное объяснение, поэтому не делайте поспешных выводов.

– Но вы ведь сделали?

– Ну, это выглядит не слишком убедительным.

Кэт ничего не сказала, просто сидела, сдерживая легкую дрожь, от которой на шелковой блузке, облегавшей тело, появились складки. На мгновение под тканью явственно проступили контуры простого, без вышивки лифчика. Блейк решительно приказал себе думать о деле.

– Может ли четырехлетний ребенок поместиться в игрушечную коляску, сэр?

– С трудом. – Удивительно, подумал он, как мозгу удается разделиться на две зоны – профессиональную, которая активно занимается ребенком, и другую, которая не может думать ни о чем, кроме кожи Кэт Лейси под ее одеждой. – Но Шарлотта Уэблок была мелкой для своего возраста, и если она была мертва, когда ее засовывали в коляску, это возможно. Некоторые из ее суставов пришлось бы сломать, чтобы она поместилась, но это можно было сделать.

Кэт какое-то время смотрела на него. Потом с притворным спокойствием спросила:

– Вы абсолютно уверены, что так все и было, да?

– Да. В швах матраса, кроме крови и волос, обнаружена земля. И очевидно, что внутри коляску чистили.

– Вы предполагаете, – сказала Кэт, которая во всем любила ясность, какие бы неприятные или тягостные открытия она ни приносила, – что после смерти девочки убийца затолкал ее тело в коляску, с невинным видом выкатил ее из дома, выкопал где-то яму и затем вынул тело, чтобы похоронить, и при этом с его рук в коляску насыпалась земля. Так?

– Примерно.

– У вас есть подозреваемый?

– Первый – дружок матери, но еще есть няня и любой другой человек, у кого был доступ в дом.

– Кроме матери.

– Да. На этот раз мать чиста, Кэт. У нее не было возможности прилететь из Нью-Йорка в нужное время.

– Я так понимаю, нет сомнений, что она там находилась, да?

– Да. Факс пришел час назад. – Блейк знал, что хотя подозрение в подобного рода делах в первую очередь падает на отцов и отчимов, существовало шокирующее количество случаев, когда мучили и даже убивали своих детей матери. И это был один из тех фактов, с которыми он так и не сумел смириться.

– У друга есть алиби?

– На него орали пять его коллег-директоров и видела секретарша, которая вчера днем забирала какие-то бумаги. По-моему, ни один из них не питает к Хиту настолько теплых чувств, чтобы лгать ради него. Они убедили меня, что в парке его тогда не было, но это не означает, что он не виновен. Он мог втянуть в это дело няню, и в этом случае, мне кажется, мы могли бы достать его через нее. Судя по ее виду, она расколется скорей, чем он. В любом случае пока мы только с ее слов знаем, что Шарлотта вообще была на этой треклятой игровой площадке. Но мы пытаемся найти подтверждение.