– О, я думаю, что может, – сказала Триш, с удовлетворением думая о том, сколь масштабными и эффективными окажутся претензии Антонии. – Для тебя это игра – ловля знаменитостей, верно? Вы все жаждете получить фотографии знаменитых красавиц в неприглядном виде и сведения об сверхудачливых людях, которых постигло заслуженное наказание. Хороший способ питать зависть людей, которым никогда не улыбнется удача, не так ли? Почему ты не можешь оставить их в покое с их несчастьями?

– Не я устанавливаю правила, которые помогают продавать газеты, Триш. Я всего лишь репортер криминальной хроники.

– Но пишешь только о тех преступлениях, которые касаются богатых и знаменитых или щекочут нервы вашим читателям.

Хэл пожал плечами, взгляд его стал менее чарующим, но более заинтересованным.

– А для британцев нет ничего более щекочущего нервы, чем похищение или соблазнение ребенка, да? – продолжала Триш, чувствуя, как растет ее неприязнь к нему.

– Это цитата из твоей еще не существующей книги? – насмешливо спросил он.

– Да, я пишу и о причинах, по которым людей так возбуждают преступления в отношении детей, – ровно ответила она, – и преступления, совершаемые детьми. Странное противоречие заключено в том, что люди испытывают одинаковое удовольствие, читая и о том, и о другом.

– Хэл! – Мужчина, обвешанный камерами, окликнул журналиста с другого конца игровой площадки. Тот помахал в ответ и, крикнув, что сейчас подойдет, снова повернулся к Триш.

– Мне кажется, ты не так интерпретируешь это возбуждение. Оно не сексуальное, а…

– А я этого и не говорила. Я сказала, что оно щекочет нервы. Заставляет людей трепетать. Возможно, от ужаса, но удовольствие здесь тоже присутствует. Признай же эта

– Все-таки мне кажется, что ты ошибаешься. Послушай, Триш, если ты что-нибудь услышишь, не могла бы ты…

– Нет, Хэл. Извини, но я ничего тебе не скажу.

– Интерес, который разбудит пресса, возможно, и вернет ее… если она все еще жива.

– Я в этом сомневаюсь. Пресса еще ни разу не спасла похищенного ребенка, не так ли?

– За последние несколько месяцев ты стала циничной, Триш. На это стоит посмотреть. Такой поворот! Рад был встретиться.

– Я тоже, – автоматически отозвалась она, наблюдая, как Хэл размашистой походкой направляется на другой край площадки, чтобы забрать своего фотографа. Триш спросила себя, что же такое нашла в нем Эмма, а затем оборвала себя. В нерабочее время Хэл, вероятно, был столь же чуток, сколь, несомненно, умен, и в лучшие времена ценил Эмму по заслугам. А это уже немало.

– Какие они противные, правда? – раздался невдалеке голос.

Триш быстро повернулась влево и увидела приятную молодую женщину, которая приближалась к ней с алым мячом в одной руке и трехколесным велосипедом в другой. Заметив, что та хмурится, Триш вежливо улыбнулась.

– Противные, – согласилась она, когда женщина подошла совсем близко. – Вас он тоже расспрашивал?

– Да, про мою подругу. А что он хотел от вас?

– Все, что я знаю про ребенка, которого похитили здесь в субботу, – ответила Триш, догадываясь, что означенной подругой была Ники. – Я знаю его, а он знает, что я близка к этой семье, поэтому, видимо, и решил на меня надавить. А вы подруга Ники Бэгшот?

– Да. Бедная Ники! – воскликнула молодая женщина. – Она сказала, что всю вину за то, что случилось с Шарлоттой, валят на нее. Но это неправильно, понимаете? Она не виновата.

– Откуда вы знаете? Вы были здесь в субботу?

– Нет, – упрямо сказала она. – По субботам я работаю полдня, но я знаю, что она не имеет к этому никакого отношения. Она хорошая няня, ответственная и любит Шарлотту. А с ней, между прочим, бывает трудно.

– Я знаю. И знаю, что она обожает Ники. Она сама мне сказала. Кстати, меня зовут Триш Макгуайр. – Она протянула руку.

– Сьюзан Джекс, – представилась молодая женщина и поставила велосипедик, чтобы пожать руку. – Ники моя хорошая подруга, и мне не нравится то, что о ней говорят. Няню обвинить слишком легко, и мы никак не защищены, ни одна из нас. Сначала здесь была полиция, потом все эти журналисты. Мы думали, что вы одна из них, пока не поняли, что вы спорите с тем мужчиной.

– Нет, – все еще улыбаясь, подтвердила Триш, – я не журналистка. Я юрист. Но я действительно пришла сюда посмотреть, чтобы понять, как это могло случиться.

– Вы считаете, что виновата Ники?

– Нет. Из того, что я слышала, я сделала вывод, что ей просто не повезло. Должно быть, она просто не уследила за Шарлоттой, но я считаю происшедшее ужасным совпадением. Думаю, что за это она ответственности не несет.

– Здорово, – энергично произнесла Сьюзан. – Это просто здорово. Тогда, может, хотите познакомиться с другими?

– С другими? – переспросила Триш, посмотрев в направлении вытянутой руки Сьюзан. Она увидела группу молодых женщин, сидевших на скамейках вокруг большой песочницы в самом дальнем от горки углу площадки. – Да, с удовольствием.

Сьюзан представила ее шести или семи другим няням, которые все в один голос – прерываясь, чтобы дать наставления своим подопечным, разнять ссорившихся и поднять упавших, – выразили полную уверенность в абсолютной невиновности Ники.

– Сьюзан сказала, что с Шарлоттой бывало трудно, – бесстрастно обратилась к ним ко всем Триш, когда они закончили рассказывать, какой блестящей няней была Ники и как ласково обращалась с Шарлоттой. – Вы согласны с этим?

– А с кем из них не трудно? – сказала рослая новозеландка с копной черных кудрей и крупными чертами симпатичного лица. – Просто у Лотти это от матери. Вы с ней встречались?

– Раз или два, – улыбаясь, ответила Триш. Теплая атмосфера явно стала прохладнее.

– О, – произнесла новозеландка, обменявшись взглядами с некоторыми из женщин. – Тогда вам известно, какая у нее наследственность.

– Да, – призналась Триш, желая восстановить их доверие. Она все знала о характере Антонии и ненавидела его. – А Роберт, отчим Шарлотты? Кто-нибудь из вас когда-нибудь видел его?

Похоже, что все они видели его довольно часто, потому что, когда мог, он непременно забирал Ники и Шарлотту с детской площадки. Это показалось Триш странным, учитывая предполагаемую занятость Роберта.

– И какой он? – спросила она.

– Нормальный, – ответила новозеландка. – И относится к Ники гораздо лучше, чем Антония. Конечно, мы не часто ее видим, только когда она проверяет Ники. Нет, правда, бедная девушка! Антонии не угодить – и постель Лотти Ники не так застелила, и обед не такой дала, и не те сказки рассказывает, и не теми игрушками с ней играет. Днем они всегда вынуждены гулять здесь, хотя Лотти больше нравится Холланд-парк.

– Я знаю, – поддержала Сьюзан. – Одно время Антония даже проверяла, где Ники ходит с девочкой днем. На что это похоже, я вас спрашиваю!

– Она возмутительно себя вела, – согласилась новозеландка. – Думаю, угодить ей было нелегко, но Ники это удалось, как никому другому. Рупи! – внезапно крикнула она. – Прекрати. Верни куклу.

Триш оглянулась и увидела маленького мальчика, яркого шатена, который тащил вокруг лужи большую, красиво одетую куклу, а маленькая девочка со слезами просила отдать ее. Когда к нему подбежала няня, он швырнул куклу в середину лужи, а затем заревел в голос, словно его пытали, хотя она даже не прикоснулась к нему.

Пока небольшая группа у песочницы наблюдала, как твердой рукой улаживается недоразумение между Рупи и его жертвой, Триш спросила остальных девушек, не помнят ли они незнакомых людей, крутившихся около площадки.

– Нет, – сказала Сьюзан, которая, видимо, была их неофициальным лидером. – Во всяком случае, я не видела. Здесь вокруг всегда люди, иногда забредают бродяги и пугают детей, но постоянно никто не крутился.

Почти все девицы закивали хорошо вымытыми головами, но одна няня, значительно более рослая, чем другие, и с копной ярко-розовых волос, которые, должно быть, поразили ее нанимательницу при первой встрече, заметила:

– Кроме одного мужчины с собакой.