– Да, это лучшее из возможного, – немного подумав, согласился Истомин. – Правда, в саже все потом как трубочисты будем, но тут уж, не до комфорта, лишь бы живыми вернуться. Так что ждём темноты и вперёд.

– Неудачная позиция. Ящики с минами, скорее всего, вне сектора обстрела будут, – высказал своё предположение Истомин, – придется бить по мине в руках заряжающего.

– Да, придётся, – согласилась Оля, не отрывая глаз от прицела, – но тут близко, не промахнусь. А позиция хорошая, овраг на всю длину виден, так что куда бы они миномёты не установили, мы их в любой точке достать сможем, и после первого выстрела и взрыва сразу в печку, ну а как всё успокоится, начнем работать по ближайшему тылу. Выстрел – и в печку, пережидаем, потом опять, как и планировали. Если не засекут, охотимся до вечера, как стемнеет – к своим. Сколько там времени

Истомин глянул на часы «Минут десять осталось, если они как в прошлый раз начнут». Оля сняла винтовку с предохранителя. «Ждём».

Миномётчики появились как по расписанию ровно через десять минут. Впереди офицер, судя по всему, командир батареи, сзади солдаты расчёта с боекомплектом и частями миномётов. «Так, где остановятся А, вот здесь». Истомин, покрутив моховички, выставил на прицеле расстояние. Его выстрел второй, страховочный, на всякий случай, если Оля… Но это вряд ли, разве что патрон даст осечку, а так…

Повинуясь командам офицера, расчеты, быстро собрав миномёты, замерли, ожидая приказа. И вот заряжающий поднёс к дульному срезу приготовленную мину. Звук выстрела и грохот взрыва слились в один всё заглушающий рёв. Подняв к небу всё дно оврага. Взрывная волна больно ударила по перепонкам. Истомин, тряхнув головой, посмотрел на Олю.

– Ты как, в порядке

– Да, – Оля кивнула. – Теперь прячемся, пока пыль не осела. И они полезли в печку.

– Слушай, Вася, а это ты хорошо придумал матрас подстелить, тепло и даже мягко, как на кровати, – Оля глянула на часы, – может, посмотрим Вроде всё тихо и уже целый час прошёл.

– А я вообще люблю комфорт, – Истомин, протянув руку, слегка отодвинул заслонку.

Оля выглянула в образовавшуюся щель.

– Ну, что там – поинтересовался Истомин.

– Овраг пустой, у немцев тоже, похоже, всё спокойно, так что вылезаем и на позицию. Ты первый, я за тобой.

– Ну и видок у тебя, – Истомин посмотрел на Олю при свете бела дня. Прямо как…

– Сам не лучше, – возразила Оля, – не отвлекайся, у тебя левый сектор, у меня правый. Работаем.

– Есть работаем.

Истомин пошарил прицелом по ближайшему немецкому тылу.

– Что там у нас А, офицер, отлично.

Выстрел, а теперь в укрытие. До самой темноты продолжалась охота, а вокруг от взрывов мин дрожала земля. Это немцы, пытаясь уничтожить неизвестно где засевших русских снайперов, перепахивали из миномётов  нетралку, но всё было тщетно. Как только замолкали взрывы, в холодном зимнем воздухе раздавался одиночный выстрел и очередной немец падал, сражённый меткой снайперской пулей. За весь день этой странной дуэли на территорию сгоревшей деревни не упала ни одна мина. Несмотря на все старания вражеских наблюдателей, им так и не удалось вычислить то место, откуда по ним вели огонь Оля и Истомин.

 – Ну и перемазались, вот точно трубочисты, – покачал головой комбат, выслушав рапорт об успешной охоте.

– А мы и есть трубочисты, товарищ капитан, почти полдня в печке просидели, – Оля хихикнула.

– И это, судя по результатам, себя полностью оправдало, – комбат улыбнулся. – Что же, благодарю за службу, и ещё… – он на секунду задумался, – за успешное выполнение задания особая премия. Каждому по куску, нет, по два куска мыла, а то вы никогда не отмоетесь.

Так начался совместный боевой путь Истомина и Оли. Почти каждый день выходили они на охоту и редко когда возвращались, не увеличив свой снайперский счёт хотя бы на одну единицу, а потому к началу лета стали одной из лучших снайперских пар дивизии, заставляя немцев не ходить, а ползать на этом участке фронта. Истомин был доволен. Да, пусть военная карьера в Красной армии с точки зрения чинов и званий не сложилась так, как он предполагал только начиная эту войну, и за прошедшие десять месяцев ему удалось дослужиться всего лишь до сержанта. Но, во-первых, быть снайпером, как оказалось, является его вторым после кавалерии призванием, а во-вторых, и это было для него теперь самое главное, рядом была Оля, которая с каждым днём нравилась ему всё больше и больше, причем на взаимной основе. А о том, что он ей небезразличен, Истомин почувствовал сразу, с момента их первой встречи. И вот теперь, по прошествии почти четырёх месяцев… Эх, если бы не война, где каждое мгновение может стать последним, он бы уже давно… И страх за Олю с каждым днём терзал Истомина всё больше и больше.

В окне дома напротив блеснула оптика прицела немецкого снайпера. «Вот он, попался». Они уже целый месяц под Ржевом, сегодня ровно десятый день, как идёт охота на этого снайпера. Но сейчас, похоже. Истомин нажал на спуск. Блик исчез. «Есть, попал». И в то же мгновение зеркальце-приманка, вывешенное в глубине комнаты, разлетелось на куски. Немец успел ответить. Истомин резко повернулся к Оле.

– Ты как, не ранена Битым стеклом не порезалась Перекатившись по полу, Оля подползла к Истомину.

– Со мной всё хорошо, Васенька. Я, – она заглянула ему в глаза. – Я всё понимаю, но очень боюсь, а если…

Истомин нежно обнял Олю.

– Да, конечно, может случиться, но ведь всё, что до этого будет нашим. Ну так что, рапорт напишем

Дом содрогнулся от взрыва. Идиллия кончалась. Они бросились на лестницу и дальше во двор. Как раз вовремя. Дом, и без того повреждённый многочисленными попаданиями мин и снарядов, обрушился, превратившись в огромную груду битого кирпича. Ещё пара взрывов, артобстрел прекратился. Истомин оглядел развалины.

– Вовремя мы оттуда убрались, ещё бы чуть-чуть и…

– Это наверняка немцы, по их душу дом накрыли, не иначе напарник убитого снайпера артиллерию навёл.

– Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. Он обернулся к Оле.

– Ну так как насчёт рапорта

Звука взрыва Истомин не услышал, а только лишь успел краем глаза заметить, как в каких-нибудь полусотне метров от них встала дыбом земля, а потом его с невероятной силой что-то ударило в грудь, и он провалился в чёрную пустоту небытия.

«Тук, тук, тук, что это так стучит, будто вода капает, или нет, не вода так стучат». Истомин открыл глаза. Вагон поезда, а это стучат колёса. Он в эшелоне, но не в теплушке, нет. Боль возникла внезапно, вернув осознание реальности. Санитарный поезд, да, именно так, но тогда…

– Сестра, сестра, тут тяжёлый очнулся! – прокричали откуда-то сверху.

Послышались торопливые шаги, и над Истоминым склонилась женщина в белом халате.

– Как самочувствие

– Что с Олей – еле ворочая пересохшим языком, прохрипел Истомин. – Мы вместе были, она живая И воды, воды дайте.

– Воды Да, да, сейчас, сейчас.                                          

Медсестра отошла и  через  минуту  вернулась,  неся  в                                            

руках поильник. Истомин присосался к носику и стал жадно пить свежую прохладную воду. Выпил почти всё и только тогда почувствовал, что пить больше не хочет и может нормально говорить.

– Так что с Олей

– Не знаю, – пожала плечами медсестра. – Ты четверо суток без сознания был. Самый тяжёлый в нашем вагоне. Шесть осколков в грудь, а один так вообще чуть ли не из сердца вынули. А где Оля, не знаю, правда. Может, в другой госпиталь попала или может в нашем поезде. Я поспрашиваю.

– Так, что тут у нас Подошёл врач.

– Пришёл в себя, отлично. Считай, второй раз родился. Повезло тебе с гребешком. Если бы не он, прошел бы осколок до сердца.

– С каким гребешком – не понял Истомин. И тут же вспомнил, что во время предыдущей охоты нашёл на развалинах сгоревшего дома красивый латунный гребень с узорной чеканкой и решил подарить его Оле на день рождения, а пока положил в левый нагрудный карман гимнастёрки.