Отходить далеко от места гибели батальона Истомин не стал. Зачем Немцы ночью не воюют, да и вообще в глушь не суются, предпочитая двигаться по дорогам, что при обилии у них техники вполне объяснимо. Так что ночь в паре километров от бывшей передовой прошла спокойно. Проснувшись следующим утром, Истомин двинулся к линии фронта. Идти было легко. Карта и компас, которые он забрал у погибшего сержанта Чибисова, хорошо помогали ориентироваться. Только одно беспокоило и слегка смущало на востоке не было слышно канонады, а это был плохой признак, который мог означать только одно фронт ушёл далеко вперёд и добираться до своих придётся долго. «Но, возможно, это и к лучшему, – после недолгих раздумий решил Истомин. – Можно вернуться к первоначальному плану и организовать партизанский отряд. А сделать это сейчас будет не в пример легче, чем несколько дней назад, когда он был в этом времени, считай, никем и ничем. «Артист кино», у которого даже документов нет. Ну и кто, если серьёзно разобраться, к такому под начало пойдёт. Да никто, но вот зато теперь дело другое. Рядовой Красной армии, боец-фронтовик. И пообтёрся среди «местных» уже. Книга по истории СССР вещь, конечно, хорошая, но одно дело по книге будущее изучать, а другое с живыми людьми. Кто есть кто. Партия ВКПб, товарищ Сталин – вождь и учитель, полит обстановка и так далее. Одним словом жизнь во всех её мелочах и подробностях, которую ни в одной книге не прочитаешь. А поскольку за прошедшее время подозрений в отношении него у окружающих не возникло, даже к награде, к медали «За отвагу» их с Василием представить собирались. Ну за те семь подбитых танков, то можно было сделать однозначный вывод, что легализация прошла успешно и он штабс-ротмистр Истомин Владимир Васильевич, русский офицер и дворянин стал вполне советским человеком. – Истомин усмехнулся. – Ну надо же, из белогвардейцев в красные, из офицеров в рядовые, из дворян в крестьяне, из девятнадцатого года в сорок первый, с одной войны на другую. Сказал бы кто об этом неделю назад, ни за что бы не поверил, а теперь…»
«А теперь обедать пора, – притормозил полёт мысли Истомин. – Самое время, солнце почти в зените, да и вещмешок полный. Иногда, как это не дико звучит, оставаться в живых одному бывает полезно. Можно НЗ у погибших товарищей насобирать. Стоп, а это ещё что такое»
В воздухе вдруг совершенно неожиданно запахло жареным мясом, то есть шашлыком, Да, да, именно шашлыком, а не тем, что исходит от сгоревшего человеческого тела. «Так, – Истомин насторожился. – Это кто же здесь обедает Откуда в прифронтовом лесу шашлык Может, деревня рядом и там мясо жарят» Сверился с картой. До ближайшей деревни километра три. Далековато, если там, конечно, не пустили на шашлык целое стадо слонов. Но он же не в Африке, во всяком случае с утра был, да и не настолько голодный, чтобы вкусовые галлюцинации появились. Что же, выясним, шашлык – дело хорошее. Взяв наизготовку автомат, Истомин направился в сторону источника запаха и, пройдя метров двести, оказался у окраины лесной поляны, где немцами был устроен самый настоящий пикник. За раздвижным столиком в плетёных креслах сидели два офицера, ели жареное мясо, запивая его красным вином, о чём-то негромко беседовали. Немного в стороне четверо солдат, очевидно повара и официанты, стоя у костра с мангалом колдовали над новой порцией шашлыка. Истомина затрясло от бешенства. «Ну надо же, какая наглость, как у себя дома пикник устроили. Совсем страху нет. Даже оружие побросали». И это действительно было верхом беспечности. Расслабившиеся немцы поставили свои винтовки в козлы рядом с двумя легковыми автомобилями, припаркованными у противоположного конца поляны. «Что же, тем хуже для них, – решил Истомин. – Сейчас я вам устрою пир во время чумы. Солдат сразу в расход, а с офицерами сначала поговорить надо. Что да чего и как дошли до жизни такой, а потом обоих убью».
Встав во весь рост, Истомин вышел на поляну и дал очередь по стоящим плотной группой солдатам. Те, не издав ни звука, распластались по земле. Еще мгновение и ствол его автомата уставился на оцепеневших от неожиданности шашлыкоедов. «Прошу извинить меня, господа, за прерванный обед, – произнёс Истомин по-немецки, – но не будете ли вы так любезны исполнить мою маленькую просьбу Отдать мне по-хорошему ваше личное оружие во избежание неприятностей». Офицеры несколько секунд хлопали глазами, а потом тот, что помоложе, схватился за кобуру. «Ну, это ты зря, – подумал Истомин, – мог бы ещё немного пожить». И, дав короткую в два-три патрона очередь, отправил офицера вслед за его подчинёнными.
– Ты – следующий Или как – обратился он к единственному оставшемуся в живых немцу.
Но вдруг услышал такое, чего услышать не ожидал никак.
– Не надо, солдат, не стреляй, – вдруг ответил немец по-русски. – Возьми мой пистолет, мне с тобой поговорить надо.
«Так, интересно, – Истомин внимательно оглядел немца. – Пожилой, возраст лет под пятьдесят, судя по выправке, кадровый офицер и русский знает как свой родной. Не иначе разведчик или переводчик, но по-любому жирный гусь попался. Сам поговорить хочет. Отлично, мне-то этого и надо».
– Хорошо, ремень с кобурой на землю и вперёд, – Истомин указал на лес стволом автомата.
Немец снял ремень и направился в указанном направлении. Истомин последовал за ним, прихватив по пути кроме трофейного пистолета ещё и пару шампуров с шашлыком. Чего добру пропадать, тем более такого он не ел уже лет пять. Так они и шли. Впереди – пленный неизвестного вида, а за ним в паре метров Истомин с автоматом наперевес, жуя на ходу трофейный шашлык. Минут через тридцать хода Истомин решил, что хватит. Теперь погони можно не опасаться, тем более что шли они на запад, а если их будут искать, то, скорее всего на востоке, что вполне обосновано. Ведь если разгром пикника устроила какая-то группа советских солдат, выходящих из окружения, то она должна была непременно двинуться на восток к линии фронта, но никак не на запад, а раз так, то пора допрашивать пленного.
– Стоять, вот здесь и говорить будем, – Истомин опустился на ствол упавшего дерева.
– Здесь, так здесь, – вздохнул немец и присел рядом на обломок пня. Пару секунд он молчал, очевидно, собираясь с мыслями, а потом произнёс
–Я – русский, но не предатель. Моя фамилия Мерзяев, зовут Иван Иванович. Я – офицер русской армии из эмигрантов. Участвовал в Гражданской войне на стороне белых, и после победы Советов был вынужден бежать в Германию. 22 июня этого года Гитлер начал войну за уничтожение большевизма в России. Не против России, а против большевиков, пойми, солдат, именно против них. Ты, я вижу, человек образованный, немецкий знаешь, из интеллигенции значит, или, может быть, даже из дворян.
– Из них, – кивнул Истомин, – из дворян.
– Тем более, – оживился Мерзяев, – раз так, то ты не можешь не видеть и не понимать, что такое для нашей родины советская власть. Так вот, я.
Мерзяев, Мерзяев Иван Иванович, – вертелось в голове у Истомина, – да, точно, неужели он Ну, если так лет двадцать накинуть, то похож». Был в их сводном офицерском полку поручик Иван Мерзяев.
– В девятнадцатом у Каппеля служил – прервал своим вопросом Истомин словоизлияния репатрианта.
– Да, служил, а что – удивился Мерзяев.
– Штабс-ротмистра Истомина Владимира Васильевича помнишь
– Ну, вроде был такой.
– Господи, да это же…
– Он самый, – подтвердил Истомин. – Да, да, я и есть, господин поручик. А то, что не постарел за эти двадцать два года, так это в жизни бывает иногда. Так же как и то, что в звании рядового сейчас. Не думай, меня никто не разжаловал. Просто война уж очень внезапно началась, а у меня при себе соответствующих документов не оказалось, вот рядовым и записали, пока. Но не обо мне речь.
– Ты-то как немецким офицером стал Вот это-то мне объясни.
Мерзяев молчал минут пять, очевидно, переваривая услышанное, потом процедил сквозь зубы
– А ты теперь, значит, за красных воюешь, иуда. И ещё после этого смеешь меня спрашивать, как я немецким офицером стал Ты же дворянин, а потому иуда вдвойне. Или забыл, как нам Англия и Америка с красными воевать в Гражданскую помогали Вот так я офицером вермахта и стал.