Я размахиваюсь, чтобы снова ударить его, но мама дергает меня за руку и тащит прочь от него.

Не хочу никаких игрушек от толстяка. Я делаю их сам. Иногда, когда мама работает, я вырезаю фигурки из картона маленьким карманным ножиком, который украл в одной из квартир, где мы однажды были. Если нет картона, я вырезаю маленькие звездочки из алюминиевых банок от колы. Я делаю свои собственные игрушки из мусора, превращая их в нечто красивое. Это не те игрушки, которые он дарит хорошим мальчикам, но они мои.

Я до сих пор погружен в свои злые мысли, когда замечаю, что вокруг меня происходит что-то прекрасное. Поворачиваю голову и улыбаюсь, когда вижу приют, в который мы иногда ходим. Музыка, счастливая музыка играет фоном, и я снова начинаю чувствовать себя хорошо. К тому времени, когда мы поднимаемся по ступенькам, злость на Санту проходит.

Сегодня лучший день в моей жизни. Добрые люди в приюте приносят нам горячую, вкусную еду, и я даже подружился с маленькой девочкой. Она младше, и я притворяюсь, что она моя младшая сестра. Когда обед заканчивается, взрослые собирают детей вокруг большого дерева, украшенного огнями.

Мне нравится это дерево.

Оно делает меня счастливым.

— Друзья, — кричит какая-то старушка в слезах. Она не сердится. Ни капельки. Я думаю, что это слезы счастья. — В этом году было много пожертвований. У нас есть подарки для всех детей. Бог милостив!

Люди громко разговаривают вокруг нас. Мама гладит мои волосы так, как я глажу бродячих кошек, которых нахожу, и я тянусь к ее прикосновению. Люблю свою маму.

— Держи, малыш. Надеюсь, что ты получишь что-то особенное, — говорит мне старушка, протягивая запакованный подарок.

Коробка раскрашена той же белой и красной краской, что и конфета, которую Санта хотел дать мне. Мама кажется такой счастливой, и я не хочу портить ее настроение, начав злиться.

— Это мой сюрприз, мама?

— Да, Бракси. Открой его. Давай, посмотри, что тебе досталось. — Она целует меня в макушку.

Я осторожно стягиваю бумагу и тяну крышку коробки. Внутри пакет.

— Черт побери, они издеваются? — мама громко вскрикивает. — Мне обещали игрушку для моего сына, а не проклятые носки!

Я подскакиваю от ее внезапной вспышки гнева и обращаюсь к ней:

— Мама, мне нравятся эти носки. Они будут греть мои ноги. — Я разрываю пакетик и рад найти там шесть пар белых носков.

Она выглядит смущенной и убирает мои темные волосы с лица.

— Мне хотелось, чтобы тебе досталась игрушка.

Я улыбаюсь ей огромной улыбкой.

— Я делаю свои собственные игрушки, глупая, — говорю я ей, чтобы она не чувствовала себя плохо. — Носки лучше. Они мне нравятся.

Она обнимает меня, и я вдыхаю запах сигарет, смешанный с ее духами, которые иногда вызывают у меня головную боль. Я люблю ее запах. Хочу, чтобы она всегда держала меня в объятьях и никогда не ходила на работу.

— Что за игрушку подарил тебе Санта, малыш?

Мы с мамой отстраняемся друг от друга, чтобы посмотреть на старую леди. Я смотрю на нее со злостью.

— Санта — глупый эгоистичный толстяк, который дразнит детей конфетами. Моя мама подарила мне носки, потому что она знает, что мои ноги постоянно мерзнут. Я не нуждаюсь в игрушках от этого злобного человека. Я сам могу сделать свои.

— Ты никогда не рассказывал, как прошла остальная часть вечера, несмотря на то, что я слышала эту историю несколько раз, — говорит Натали, постукивая шариковой ручкой по своим полным губам.

Я потираю переносицу, чтобы убрать воспоминания прочь. Я как будто все еще чувствую ее запах. Вонь сигаретного дыма на ее одежде и запах ее тела — теперь я это понимаю. С воспоминаниями приходит поток ощущений, которые напоминают мне о матери.

— Она оставила меня играть с маленькой девочкой и ушла. Я просто свернулся калачиком под одеялом с девочкой, и она показывала мне куклу, которую ей подарили. Через несколько часов мама вернулась и сказала, что должна работать, и вытащила меня оттуда. Она так спешила, что я не успел забрать свои носки.

Горькие слезы появляются в моих глазах, и я качаю головой, чтобы избавиться от воспоминаний. Я был очень расстроен и просил ее вернуться. Мама ударила меня и велела заткнуться. У нее были важные дела. В ту ночь она трахалась с этим дурацким Сантой в его машине, пока я сидел на бордюре и наблюдал за его металлическим ведерком с деньгами. Я съел все его конфеты, и когда понял, что не могу достать деньги из ведерка, пописал внутрь него.

— Это не твоя вина, Брэкстон.

Спокойный голос Натали возвращает меня в настоящее. Конечно, это не моя вина. Я был наивным маленьким пареньком, который поклонялся своей непутевой матери.

— Ну, это было действительно весело, док, но у меня есть работа. Спасибо, что заставила меня почувствовать себя еще хуже, чем раньше.

Она хмурится. Натали красива и отлично выглядит для своих пятидесяти с хвостиком. На ней облегающий костюм, длинные светлые волосы убраны в гладкий пучок. Но она не мой тип. Слишком аккуратная. Слишком изысканная. Недостаточно испорченная. Я никогда не намекал на что-то большее, чем дружба, а она не отважилась прийти ко мне сама. Несмотря на то, что я моложе, я всегда привлекал ее. Это было очевидно, но ни один из нас ничего не предпринимал.

Игнорируя меня, она сразу переходит к главному.

— Как ты думаешь, твоя новая «гостья» заставляет тебя думать о матери больше? Поэтому она твоя любимица? Ты думаешь, что в этот раз, действительно, сможешь исправить ее?

Я закрываю глаза и думаю о Банни. В тот день, когда подобрал ее, а потом узнал, что она не ела ничего, кроме банана, я сочувствовал ее голоду. Когда она дрожала от холода, я хотел согреть ее. Когда Тревор пытался причинить ей боль, я хотел защитить ее.

Но Банни не напоминает мне о матери.

На самом деле, игрушка по имени Киттен — одна из первых игрушек, которую я взял, больше всего напоминала мне мою мать. Она была чиста от наркотиков, но у нее была зависимость. Несмотря ни на что, Киттен находила способы прятать сигареты по всему дому. Эта женщина жаждала никотина, и независимо от того, сколько раз Картье мыл ее, натирал кремами и наносил духи, она всегда напоминала мне маму. И с ней я был самым жестким. В итоге, я травмировал ее тело и разум, и наслаждался каждой гребаной секундой. Речь шла не о ее преображении, речь шла о ее наказании. Боже, она страдала.

Но с Банни все не так.

Она напоминает мне о замерзшем, голодном и злом маленьком мальчике, который прятался в шкафу все эти годы, пока маму трахал один из ее клиентов. Банни напоминает мне меня.

И это все меняет.

Она

— Нет!

Его запах исчез, и я рывком сажусь на кровати. Ожидаю увидеть огонь, горящий в камине напротив его кровати, увидеть озеро Саммамиш за окнами. Вместо этого я вижу смерть.

Вижу ужас.

Ненависть.

Лиловый цвет.

Я до сих пор голая, так что ползу к ближайшему месту, до которого могу добраться, чтобы скрыться от этого цвета. Гардеробная. Но в этот раз она заполнена сверху донизу. Неудивительно, что Картье подружился с сексуальным продавцом — комиссионных от всей этой одежды хватит, чтобы оплатить аренду магазина на полгода вперед.

Боже…

Эта гардеробная с разноцветной одеждой и рядами дорогих туфель напоминает о гардеробной в моем доме в Джорджии. Воспоминание неприятное, поэтому мысли цепляются за фантазию о том, как я бы пряталась там; как забывала реальность, читая книгу; или дремала на небольшом диванчике внутри. И если бы я находилась в ней, он оставлял бы меня в покое.

А позже я бы пела.

Шептала бы негласные обещания.

Волна скорби затапливает меня, и я сгибаюсь пополам, тяжело дыша.