— Я не иду на вечеринку. Банни хочет, чтобы мы поужинали и выпили вина вдвоем.
Он сильнее сжимает пальцами руль и посылает в мою сторону раздраженный взгляд.
— Думал, что она — твоя игрушка. А похоже, это она играет с тобой. Напомни мне еще раз, кто здесь главный? А то прозвучало так, будто она держит твои яйца в своей сумочке.
Сжимаю руки в кулаки и стискиваю зубы. Если бы он не был за рулем этого дорогого автомобиля, я бы уже давно расквасил этому ублюдку нос.
Но мне не нравится, когда другие видят мои слабости, и я убежден, что этот жаждущий власти ублюдок будет вынюхивать, как чертов пес. Поэтому я говорю то, что ему нужно услышать, чтобы держаться подальше от меня и моих дел.
— Уговорил, мы придем. Черри и Банни поладят, я уверен.
Кажется, он доволен моим ответом.
— Надеюсь, Черри сможет присутствовать. Она чувствовала себя неважно. Думаю, когда давишься членом, чувствуешь себя именно так.
Я киваю, будто согласен, но это не так. Как я вообще согласился играть в гольф с этим тупым придурком. Разве в какой-то момент он мне не нравился? Неужели Джессика изменила меня?
— Что там насчет Тревора? — спрашиваю я Дюбуа, опуская бутылку воды после глотка. Мне по-прежнему чертовски жарко после интенсивной игры в гольф. Джеймс выпил, и это повлияло на его игру. Закончилось все тем, что он полностью разбил гольф-кар. Я не остановил его. Позволил ему сделать это, в тайне надеясь, что какой-нибудь случайный зритель заснимет это на видео. Подобное видео очень бы помогло его президентской кампании — провалиться, конечно же.
Дюбуа сидит со своим ноутбуком за маленьким столиком в комнате, смежной с главной комнатой в пентхаусе. Я должен заскочить сюда перед тем, как идти к Джесс. Он отрывает взгляд от экрана и сжимает губы в твердую линию.
— Сэр, Гленн и Джамал не видели его и не говорили с ним. Он полностью ушел в подполье. Но без постоянных мелких краж с наших счетов, не думаю, что он сможет прятаться слишком долго. Дайте мне немного времени, и я узнаю, где он.
Дюбуа, кажется, на взводе, и я хмуро смотрю на него.
— Что случилось?
Он удивленно распахивает глаза. Я знаю его в течение почти двух десятилетий. И знаю, когда что-то беспокоит его. Он странно вел себя с Банни, и так же странно ведет себя сейчас.
— Она сказала, чтобы я не звонил вам, но…
Ярость разрывает меня изнутри, когда миллион ужасных мыслей мелькают в голове. Что, черт возьми, происходит?
Направляюсь к основной ванной комнате, и Дюбуа следует за мной, буквально наступая мне на пятки.
— Сэр, кое-что случилось. Могу заверить вас, я разберусь. Я выясняю, что это было, и…
Дверь закрыта, и я бью по ней кулаком.
— Джессика! Впусти меня!
Дюбуа нервно бормочет у меня за спиной, но я бросаю на него один единственный взгляд, и он затыкается. А затем предусмотрительно выходит из комнаты.
— Джессика!
Я уже собираюсь выбить проклятую дверь, когда замок щелкает и дверь распахивается. Мой гнев немного утихает, когда я вижу, что Банни выглядит сногсшибательно. Она нанесла темные тени вокруг глаз, но это не выглядит вульгарно. Короткое черное платье без рукавов облегает ее великолепные изгибы, черные туфли делают ее гораздо выше, а волосы выпрямлены и обрамляют лицо.
— Бог мой, — шиплю я, — ты выглядишь просто потрясающе, женщина.
Ее пухлые губы вытягиваются в натянутую улыбку, и я стараюсь отбросить похотливые мысли, чтобы сосредоточиться на том, что случилось. Они оба ведут себя крайне странно.
— В чем дело? — спрашиваю я с низким рычанием.
— Э-э-э… я, — шепчет она, — не надела ремешок.
Дрожь в ее голосе, наполненном страхом, бесит меня. Если кто-то тронул хотя бы один волос на ее голове, я его убью.
— Что случилось?
— Они, ну, думали, что я свободная игрушка. Потрепали меня немного.
Все вокруг становится черным от ярости. Я выбегаю из ванной, по пути хватаю лампу со стола и швыряю ее на пол. Она разбивается, но я не останавливаюсь. Со сжатыми кулаками направляюсь туда, где Дюбуа меряет шагами комнату. Я толкаю его, и он тяжело падает на пол.
— Почему, черт побери, ты не позвонил мне? — ору я. — Кто, блядь, сделал больно моей женщине?
Дюбуа что-то бормочет о записях с камер видеонаблюдения и прочей херне. Мне плевать, что он там говорит.
— Бракс, — тихо зовет она.
Когда Банни обнимает меня руками, я успокаиваю шторм, который бушует внутри.
— Он должен был позвонить мне. Я играл в чертов гольф, пока кто-то причинял тебе боль! Где? Что они сделали с тобой?
Повернувшись в ее руках, я всматриваюсь в ее черты. Она сумела скрыть синяк на щеке и под глазом большим количеством косметики. И теперь, когда я внимательно осматриваю ее, то вижу, что шея усеяна синяками, которые она пыталась скрыть. На предплечье я вижу еще синяки, которые она не успела замазать.
Я убью того, кто сделал это с ней, голыми руками.
— Кто? Как он выглядел? Была ли с ним игрушка?
Банни встает на носочки и целует мои губы. Ее мягкое прикосновение успокаивает меня.
— Какой-то парень со светлыми волосами. Он просто играл со мной, пока не увидел золотой ремешок в моих руках. Потом он убежал. Я в порядке. Обещаю. Давай просто забудем об этом, Бракс. Я умоляла Дюбуа не звонить тебе, поэтому, пожалуйста, не наказывай его.
Бегло бросаю взгляд через плечо, чтобы увидеть, как Дюбуа отряхивается. Он возвращается на свое место и вновь работает на компьютере. Мы дрались и раньше. Но, несмотря на то, что я зол на Дюбуа, знаю, что он действовал в моих интересах. Он найдет ублюдка, который это сделал. Решимость в его глазах говорит мне об этом.
— На каком этаже это случилось?
Джессика кусает свою губу и думает, говорить мне или нет.
— Э-э-э… в лифте.
Я издаю стон. В лифте, на техническом этаже и этаже пентхауса нет камер для конфиденциальности наших членов. Если бы это случилось где-нибудь еще, я бы уже знал, какой придурок сделал это с ней, и убил бы его.
— Бракс, я клянусь. Все нормально. Это моя вина. — Ее улыбка почти убедительна. Но она настолько отрепетирована, что это пугает меня. Она делала это раньше, убеждала людей с очаровательной легкой улыбкой.
А я, блядь, ни хрена не убежден.
Это была не ее вина.
И я выясню, кто это сделал, а потом уничтожу.
Крепко держу Джессику за руку, когда мы выходим из лифта и идем к залу. Сегодня вечером я попросил Джамала и Гленн присоединиться к нам, и велел им привести с собой своих игрушек (это одно из преимуществ работы на меня). Дюбуа решил остаться и поискать следы происшествия. Я нахожусь на грани и не хочу общаться с Джеймсом, но это неизбежно.
— Бракс, приятель! — раздается голос Джеймса, когда мы входим в темный шикарный обеденный зал. Он встает из-за стола и шагает к нам.
— А это, должно быть, Банни.
Плотоядным взглядом он проходится по всему ее телу, и я хочу встать перед ней, чтобы защитить от его взгляда. Ладонь Банни холодеет, и я понимаю, что по какой-то причине он ее пугает.
— Банни, это Джеймс. Джеймс, это моя игрушка.
Он протягивает ей руку для рукопожатия, и когда она неохотно протягивает свою в ответ, он тянет ее в дружеские объятия. Мудак слишком много выпил и не понимает, что пересек черту. Она вскрикивает, когда он обнимает ее, и я тяну ее обратно, выдергивая из его лап.
— Руки прочь от моей игрушки, — говорю я низким, угрожающим голосом, больше похожим на рычание.
— Вау, чувак, я не хотел причинить ей боль. Я едва прикоснулся к ней. Ты в порядке, маленький персик? — спрашивает он, делая вид, что озабочен этим.
То, как он осматривает Банни с головы до ног, сводит меня с ума.
— Нет, — бормочет она, — тело немного болит после тренировки. Вы не могли этого знать.
Она играет. Скрывает избиение блондинистого ублюдка. Если бы у Джеймса не было темно-каштановых волос, я бы уже убил его только из-за этого.