Раньше все это не особенно тревожило Каченовского, но теперь он решил посоветоваться о странных видениях минувшего вечера с врачом. Все же, прежде чем покинуть магазин, Юрий Васильевич купил вдвое больше обычного молочных продуктов, а также небольшой кусок филе какой-то рыбы с экзотическим названием — должно быть, из тех самых южных морей. С этим необременительным грузом в пластиковой сумке Каченовский направился в районную поликлинику, где служил невропатологом его старинный приятель и одноклассник.
Зима давно кончилась, а вместе с нею кончилась эпидемия гриппа, однако весна как-то запаздывала, и все ждали прихода еще какого-то, совсем нового и еще более злобного, вируса. В регистратуре была толчея, в коридорах сидели и стояли граждане с носовыми платками в руках, а одноклассник встретил Юрия Васильевича в марлевой повязке, потому что невропатологов тоже бросили на грипп.
Одноклассник поначалу обрадовался Юрию Васильевичу, попросил сестру извиниться перед пациентами и стянул повязку с лица. Но после приветствий, когда Каченовский стал жаловаться на странные симптомы, приятель заметно поскучнел. Юрий Васильевич заметил это и стал прощаться, испытывая острую неловкость от того, что оторвал от важного дела занятого человека, а приятель просил его не торопиться, но в то же время как-то незаметно подталкивал к двери. Каченовский так и не успел сказать ему толком о беседе с котами.
— Не пей лишнего, — сказал ему приятель у самых дверей. — Зарядка по утрам — обязательно, минимум два часа в день на свежем воздухе, и все будет в порядке. Хочешь, я таблетки выпишу?
От таблеток Юрий Васильевич отказался и вышел в коридор.
— Так гуляй побольше! — крикнул вдогонку приятель. — А лучше всего возьми отпуск и махни на юг. Следующий!
Когда Юрий Васильевич вернулся домой, Рыжий и Полосатый были в квартире. Они сидели за его письменным столом и внимательно изучали какие-то бумаги. Там, где вчера был сервирован скромный ужин, стоял расписной поднос, но без чашек и тарелок. На нем аккуратно были выложены какие-то темно-серые овальные предметы с мягкой замшевой поверхностью. Юрий Васильевич не сразу понял, что это, а как только понял, то выпустил из рук сумку с продуктами.
На любимом жостовском подносе, разрисованном красными и голубыми цветами, аккуратными рядками, как конфеты в коробке, лежали обычные серые мыши.
Из груди Юрия Васильевича вырвался крик. Он с детства не боялся мышеи. Он и сейчас их не боялся. Это был крик возмущения.
Оба кота подошли к нему.
— Кажется, мы злоупотребляем вашим гостеприимством, — начал Рыжий.
— Прощения просим, — подхватил Полосатый. — Вы не волнуйтесь, наши клиенты все живые, мы их только слегка приструнили, чтоб они в панику не вдарились.
— Они иммобилизованные, — пояснил Рыжий.
— Ага, не двигаются, — подтвердил Полосатый. — Если они бегать будут, то как же мы их в подпространство зафутболим?
— Тонко подмечено! — восхитился Рыжий. — В условиях дискретного массопереноса…
Контакты с собратьями по разуму — дело непростое, особенно с непривычки. Но нахальство надо пресекать, от кого бы оно ни исходило. Поэтому Юрий Васильевич позволил себе перебить собеседника.
— Мне нет дела до массопереноса, — зашипел он, невольно впадая в кошачью тональность. — Мне нет дела до ваших занятий. Но я не допущу, чтобы из моей квартиры устраивали живой уголок!
— Прекрасное выражение! — вскричал Рыжий. — Надо запомнить; живой уголок. Не угол, а именно утолок. Как это тонко!
— Что-то я не пойму, — засомневался Полосатый, — о чем вы тут шумите. Если бы мы этих мышей в угол таскали, тогда одно дело, а мы их туточки, посередке…
— Не морочьте мне голову! — взвизгнул Каченовский. — Чтоб мигом этой дряни здесь не было!
— И не будет, — успокоил его Рыжий, — сейчас мы этих млекопитающих из отряда грызунов отправим далеко-далеко со всей доступной нам скоростью. Командир, транспорт уже готов, — обратился он к Полосатому.
— Плацкарты, что ли? — переспросил тот. — Ну а повезло нам с хозяином. Какое слово ни скажет — прямо в точку. Вот они, плацкарты, держи.
И вновь, как давеча, он крутанул усом, и серебристые пластинки, возникнув неведомо откуда, плавно опустились на стол рядом с подносом. Взобравшись на кресло, пришельцы принялись в четыре лапы перекладывать мышей.
— По пять, по пять клади, — поучал Полосатый Рыжего. — Что ты их напихиваешь, как сельдей в бочку? Чтобы головки у всех в одну сторону. А хвост подгибай, чего ему болтаться? Вот теперь порядок.
Потом он опять шевельнул усом, плацкарты со спящими пассажирами приподнялись над столом, повисели секунду, двинулись к потолку и исчезли в нем, точно растворились. И почему-то сразу после этого Юрий Васильевич обрел спокойствие и повеселел.
— А я подумал, что вы ими… того… закусывать будете, — признался он с виноватой улыбкой.
— Нам и думать об этом противно, — заверил Рыжий. — Неужто кто-то может есть эти прелестные создания?
— Будет прикидываться! — прикрикнул на него Полосатый. — Лучше поднос вымой.
— Я сам, — сказал Юрий Васильевич, не представляя себе, как кот при его росте ухитрится вымыть в раковине поднос. Рыжий между тем сделал пасс лапой, и к нему под ноги спустилась очередная пластинка с какой-то ампулой. Кот сжал ее в мягкой подушечке передней лапы, и из ампулы вырвалось белое плотное облачко. Оно окутало поднос, и в воздухе запахло мокрым сосновым лесом.
— Дезинфицирует и стерилизует, — несколько напыщенно объяснил Рыжий.
— Чисто, хоть языком вылизывай, — добавил Полосатый.
Юрий Васильевич взял поднос и отправился с ним на кухню, а коты вновь уселись за его письменный сюл. Потом они втроем поужинали и попили кофе, разговаривая о всяких пустяках; и котам, и Юрию Васильевичу не хотелось проявлять назойливость. Однако паузы становились все более длинными и неловкими, и когда Юрий Васильевич набрался храбрости спросить о цели столь необычного и далекого визита. Рыжий сходил к письменному столу, сдвинул в сторону бумаги и достал из-под них потертый штурманский планшет. Из него он извлек пачку чрезвычайно тонких и гибких листов, очень белых, испещренных непонятными знаками, и протянул их Юрию Васильевичу. Тот взял листы, не совсем понимая, как сможет понять написанное, но знаки под его взглядом как-то незаметно, плавно деформировались и превратились в обычные русские буквы. «Полетное задание» — было написано сверху на первом листе.
Юрий Васильевич углубился в чтение.
Пока Юрий Васильевич читал, коты, деликатно понизив голос, о чем-то переговаривались — кажется, по-русски, но поручиться за это Юрий Васильевич не мог. Он пытался разобраться, в чем же, собственно, состоит полетное задание, вчитывался, терял нить, возвращался к началу, но так толком и не уяснил себе суть предмета, хотя задание написано было с очевидностью хорошим русским языком.
— Простите, — спросил Каченовский, прерывая беседу котов, — а если бы я оказался японцем?
— У нас есть дубликат и на японском, — учтиво произнес Рыжий.
— Куда хватили, Юрий Васильевич! — Полосатый от изумления всплеснул передними лапами. — Вы — и вдруг японец!
Юрий Васильевич досадливо махнул рукой и вернулся к чтению. Его инженерное образование не позволяло ему признаться честно, что вся эта мешанина технических, астрономических и биологических терминов ему совершенно непонятна; но привычка к строгим проектным документам, не терпящим лишних слов и уводящей в сторону лирики, подсказывала ему, что полетное задание составлено, утверждено и согласовано по всей форме. Единственное, что он уяснил определенно, так это цель прилета на Землю. Она сформулирована была в последней строке почти понятной фразой: «Отлов и доставка на планету (набор букв и цифр) с планеты Земля в целости и сохранности, с соблюдением техники безопасности, карантинных мер и правил межгалактических перевозок, группы млекопитающих из отряда грызунов, называемых на Земле Mus musculus, или мышь домовая на языке документа».
