– Но с чего ты взял, что она одинока? – возразил Джон. – Ее окружает множество людей, которые к тому же совершенно искренне восхищаются тем, что она делает. Да что там, я готов поклясться, что большинство детективов буквально молится на нее!

– Я в этом не сомневаюсь. – Квентин улыбнулся. – Именно молятся. «Во всем городе нет существа более одинокого, чем божество, обитающее в прекрасном храме на холме», – процитировал он.

– Кажется, я понял… – протянул Джон. – И все-таки мне кажется, что отношение коллег, каким бы оно ни было, не особенно ее беспокоит. Во всяком случае, когда я видел ее в участке, она держалась очень уверенно и не испытывала никаких внутренних сомнений и колебаний. Мне показалось – там она в своей среде.

– Конечно, – согласился Квентин. – Мэгги очень хорошо чувствует эмоции других людей, их тревоги и сомнения, и поэтому ей легко ладить с окружающими. Но в полной мере ее способности к эмпатии раскрываются там, где эмоции и чувства чрезвычайно сильны, – в местах, где произошло преступление, где кто-то умер насильственной смертью, в общем случилось что-то ужасное. Например – здесь.

С этими словами Квентин наклонился и стал разглядывать пол в углу, где лежал матрас.

Джон фыркнул.

– Перестань. Ведь Мэгги даже не была при том, как Окулист насиловал Холлис Темплтон и вырезал ей глаза. Да если бы и была, как можно чувствовать чужие эмоции?

– Согласно одной из многочисленных теорий, – объяснил Квентин, – человеческие мысли и чувства представляют собой модулированные электрические колебания, способные, в частности, воздействовать на неживые объекты. Это явление чем-то сродни феномену остаточного магнетизма. Человеческие чувства словно отпечатываются в окружающих предметах, и тем сильнее, чем резче был всплеск эмоций. Кстати, это объясняет большинство случаев появления так называемых привидений в местах, где когда-то происходили великие сражения прошлого. Говорят, в Европе все еще есть места, где по дорогам бесшумно маршируют римские легионы. Так, во всяком случае, утверждают некоторые особо чувствительные люди.

– Разве ты веришь в духов?

– Я верю, что человек, умирая во плоти, продолжает жить в ином качестве. Что касается привидений, то я убежден, что на самом деле это есть не что иное, как электромагнитные сигнатуры действительно произошедших событий. Они сохраняются там, где когда-то произошли жестокие убийства или другие события, связанные с резким выбросом эмоций. Разумеется, это происходит не везде. По причинам, которых мы пока еще не знаем, в некоторых местах электромагнитные отпечатки событий сохраняются лучше. Кроме того, большинство людей их просто не видит, потому что нормальному человеку в нормальных обстоятельствах свойственно воспринимать лишь необходимый минимум информации об окружающем. Только в состоянии стресса он начинает замечать что-то такое, что обычно ему недоступно, да и то не всегда. Лишь немногие люди обладают, достаточной чувствительностью, чтобы не только улавливать эту слабую остаточную энергию, но и интерпретировать ее, преобразовывать в зрительные образы, звуки, ощущения.

– Кажется, я понимаю, – проговорил Джон задумчиво. – Это как статическое электричество. Ты его не видишь, но стоит дотронуться до заряженной поверхности, происходит разряд. – Он улыбнулся. – А Мэгги что-то вроде проводника.

– Можно сказать и так, – серьезно кивнул Квентин. – Если электромагнитная энергия накапливается в неживых объектах, логично предположить, что она способна сохраняться в них на протяжении некоторого времени. Постепенно она рассеивается естественным путем, но существует и другой способ. Разрядка происходит сразу, так сказать, залпом, во время контакта с человеком, обладающим определенными способностями.

– С проводником, – повторил Джон. – Знаешь, это звучит как обычный физический закон!

Квентин выпрямился и слегка потянулся, разминая затекшие мускулы.

– Скорее, как закон логики. Физика – точная наука, она оперирует цифрами, константами, постоянными множителями и другими конкретными величинами. К сожалению, еще никто не сумел измерить точный электрический потенциал человеческой мысли в момент смерти, а потом перевести цифры в образы, хотя подобные попытки предпринимались не раз. Вспомни сенсационную историю Пауля де Лоботома. Но сейчас главное, чтобы ты перестал воспринимать происходящее как что-то сверхъестественное или магическое. Все это вполне объяснимо с научной точки зрения. В конце концов, то, что человеческие мысли представляют собой электрические колебания, уже давно доказано и подтверждено многочисленными экспериментами.

– Да, – согласился Джон. – Я читал об этом.

– Значит, ты согласен?! – обрадовался Квентин. – Тогда тебе легко будет сделать следующий шаг. Ты хорошо знаешь, что некоторые люди от рождения обладают выдающимися способностями к музыке, к рисованию, к бизнесу, наконец… Точно так же некоторые люди рождаются с повышенной чувствительностью к той остаточной энергии, о которой мы только что говорили. И это тоже совершенно нормальная, хотя и довольно редкая человеческая способность. Когда ты смотришь на эти стены… – Квентин повел фонарем, – ты видишь только ободранные обои и осыпавшуюся штукатурку. Но человек, восприимчивый к электромагнитным колебаниям, способен увидеть нечто большее. Например – события, которые когда-то происходили в этой комнате.

Джон покачал головой.

– Даже если твоя теория правильна, она все равно не объясняет того, что происходит с Мэгги. Допустим, она действительно может видеть то, что здесь произошло, но я не верю, что она способна чувствовать, физически чувствовать, происходившее в этой комнате с другой женщиной почти месяц назад!

– Ты видел то же, что и я, – напомнил ему Квентин.

– Да, но…

– …но ты не поверил.

– Хорошо, пусть Мэгги достаточно чувствительна, чтобы вообразить себе мучения, которым подверглась Хол-лис Темплтон. Но физически страдать вместе с ней? Нет, это уже чересчур. Я действительно не могу поверить в это, Квентин!

– Это еще одна причина, по которой я помешал тебе догнать ее. – Квентин вздохнул и, закончив осматривать комнату, снова подошел к другу. – Неверие и страх окружающих – настоящий бич каждого, кто наделен уникальными способностями, недоступными большинству. Конечно, с тех пор, как в Салеме отгорел последний костер, времена изменились. Колдунов больше не сжигают на площадях, но сомнения и страх остались. И мириться с этим очень нелегко, особенно если не можешь предъявить простых и понятных доказательств своего умения. Как я не могу доказать тебе, что знаю будущие события, точно так же и Мэгги не может доказать, что она чувствует боль других людей. – Квентин посмотрел на друга в упор. – Вспомни, Джон, ведь мы знакомы почти двадцать лет. Двадцать лет я предсказываю тебе будущие события, но каждый раз ты объясняешь мои предсказания гениальной догадкой, везением, интуицией, способностями к логическому мышлению. Ты не хочешь признать только одного – того, что дар предвидения такая же реальность, как… спортивный талант или музыкальный слух.

– Да, насколько я помню, ты действительно часто угадываешь, – нехотя произнес Джон.

– Что ж, хоть это ты признаешь, – сухо сказал Квентин.

– И все равно я не понимаю, как можно знать что-то до того, как это произойдет! Попробуй-ка объяснить это с научной точки зрения, как ты только что объяснил существование привидений и духов.

– Не могу, – спокойно ответил Квентин. – Скажу тебе больше: я и сам не вполне понимаю, как это происходит. Если бы я понимал, я бы, наверное, научился худо-бедно контролировать Этот процесс. Тогда бы я мог сказать себе: «Ну-ка, Квентин, старина, поднатужься и попробуй представить, как будет выглядеть к концу года фондовый рынок? Какие лотерейные билеты выиграют в будущем месяце? В какую Интернет-компанию стоит вложить деньги, чтобы наверняка остаться с прибылью? Кто выиграет Суперкубок?» – Он пожал плечами. – К сожалению, ничего подобного я не могу. Хотел бы, но не могу.