Обратившись к биохимии, мы, конечно вспомним о той во многом загадочной роли, что сыграли в развитии традиции дона Хуана "растения силы". Во-первых, важнейшие "растения силы", упоминаемые Кастанедой, произрастают в Западном полушарии. Этот факт еще ни о чем не говорит, но заставляет призадуматься. Во-вторых, в одной из книг Кастанеды дон Хуан говорит, что "на протяжении столетий маги экспериментировали с растениями силы, чтобы научиться видению".

Конечно, речь идет об эпохе становлении нагуализма, о времени древних магов — сейчас обстановка сильно изменилась. И все же: дон-хуановское знание зарождалось при непосредственном участии таких биохимических агентов, которых не сыщешь ни в Европе, ни в Азии, ни в Африке. Как пейотль, так и псилоцибиновые грибы можно найти лишь в Латинской Америке.

Это довольно любопытные растения. Они являются природными психоделиками — веществами, сильно изменяющими восприятие и структуру сознания. Европейские ученые впервые столкнулись с одним из этих веществ, искусственно синтезировав его. Это был диэтиламид d-лизергиновой кислоты (ЛСД-25). От всех иных препаратов, воздействовавших на психику, он отличался поразительной глубиной вызываемых им изменений в работе восприятия и аппарата эго на фоне крайне незначительных помех для функционирования внимания и центральных структур самосознания. Такое сочетание — низкая токсичность, которая сохраняет непрерывность сознания и критические способности разума, плюс невиданное доселе изменение режима восприятия — никогда не встречалось ни в одном препарате, известном психофармакологам.

В дальнейшем этноботаника обнаружила еще несколько растений, из которых можно было выделить вещества подобной структуры — и все они были распространены исключительно в Западном полушарии. Подобную функцию исполнял мескалин в кактусе пейотль (его воздействие красочно описано Кастанедой), псилоцибин в грибах, растущих на территории современной Мексики. Затем в различных растениях Латинской Америки были найдены ДМТ (диметилтриптамин), ибогаин, гармалин и еще несколько производных триптаминового ряда. Их назвали индольньми галлюциногенами, и все они вызывали схожие эффекты, иногда оставляя позади уже известный ЛСД-25.

Американские шаманы, как видите, имели возможность соприкоснуться с радикально отличными способами восприятия, что европейским и азиатским шаманам было практически недоступно. Возможно, именно здесь заключена тайна возникновения столь необычного и уникального знания.

Теренс Маккенна, много лет экспериментировавший с псилоцибином и другими индольными галлюциногенами, на собственном опыте открыл многие эффекты этих удивительных веществ. Он был настолько потрясен альтернативными реальностями, к которым получил доступ благодаря триптаминовым галлюциногенам, что назвал этот многообразный мир видений — "Совершенно Иное". Вот как он описывает воздействие этих веществ на структуру личности в своей книге "Пища богов":

"Долгое и частое нахождение под действием психоделического опыта, прорыв "Совершенно Иного" на земной план… влияли на растворение той части психики, которую мы, современные люди, называем «это». Где бы и когда бы функция «эго» ни начинала формироваться, она была для данной психики сродни известковому образованию или какой-то блокировке энергии. Потребление психоделических растений в контексте шаманской инициации растворяло, как растворяет и сегодня, как бы узлом завязанную структуру «эго» в недифференцированное чувство, именуемое в восточной философии термином «дао»… Чтобы правильно оценить наше затруднительное положение, нам необходимо понять, что значила для нашей человеческой природы эта утрата дао, утрата коллективной связи с Землей".

Связь с Землей, с Миром, со всем живым предоставила древним индейским магам такую перспективу развития сознания, которая никогда не приходила в голову евразийским колдунам, шаманам и жрецам. Окончательный итог этих экспериментов — открытие видения — показал, что Реальность выглядит совершенно иначе. А это заставило магов специально изучать собственное восприятие, чтобы выяснить, почему ординарное сознание не в состоянии воспринимать Реальность так, как она выглядит на самом деле. В результате они открыли истинную пару — тональ и нагуаль — и направили свои усилия на достижения нагуаля без помощи "растений силы", в чем и преуспели за несколько тысяч лет непрестанных исследований.

Сегодня мы имеем подлинную альтернативу: либо бесконечно продолжать копировать структуру сознания своих предков, осваивать один и тот же срез Реальности, доступный утратившей подвижность точке сборки, — то есть и дальше усложнять технологические способы познания и освоения данного нам кусочка Мира, либо рискнуть и сделать шаг в Неведомое, где нас ждет трансформация сознания и восприятия, радикальное реструктурирование эго.

Разумеется, второй путь во многом подразумевает следование дисциплине дона Хуана, внимательное и трезвое изучение измененных режимов восприятия, в конечном счете — трансформацию энергообмена человека до такой степени, что не-человеческие миры становятся доступными ему, порождая совершенно новый тип отношений между человеком и Реальностью.

Большинство людей страшится перемен, тем более касающихся их собственной психики, — так что путь дона Хуана предназначен далеко не для каждого.

Это самое великое странствие из всех, когда-либо открывавшихся человеку. Это — Тайна и Вечное Изменение, что и есть подлинная магия. Выбор за вами.

Карлос Кастанеда возник в литературном мире как нельзя более кстати. Однако будь он шарлатаном или мистификатором, Карлос, скорее всего, остался бы верен изначально выбранной теме — недаром многие читатели испытывают разочарование, познакомившись с его третьим произведением ("Путешествие в Икстлан"). Та часть читателей, что ожидала от Кастанеды новых психоделических откровений, махнула рукой: ни мескалин, ни псилоцибин не появляются более на страницах мистика и антрополога. Что же касается четвертой книги ("Сказки о силе"), то она для многих читателей стала последней: Кастанеда неожиданно превратился в философа, а речи дона Хуана стали чересчур умны для публики, ожидавшей очередного триллера, наполненного экстравагантными галлюцинациями, оккультизм которого опирается на тайные рецепты приготовления псилоцибиновых снадобий.

Будь Кастанеда мистификатором, чье стремление — побольше заработать на собственных книгах, он, скорее всего, наполнил бы последующие книги содержанием именно такого рода. Основная часть его дальнейших публикаций обязательно включала бы в себя увлекательные экзотизмы: приготовление отваров, мазей и напитков, содержащих сильные галлюциногены, таинственные ритуалы и заговоры для привлечения союзников и пробуждения магических способностей, «намерение» и «воля» стали бы объектом специальных действий, секретам которых Карлос уделял бы основной объем своих магических опусов.

Но кастанедовская магия с каждым томом все менее походит на магию — по крайней мере в том виде, как мы ее представляем. Знание дона Хуана постепенно превращается в философию; дон-хуановская практика — в психоэнергетические манипуляции с довольно сложным психологическим подтекстом. Массовый читатель, искавший в книгах Кастанеды авантюру, захватывающие приключения, пугающие и таинственные, разочаровывается все больше и больше. "Объяснение магов" оказалось трудно понимаемым, а энергетическая модель Вселенной — слишком научной и требующей слишком большой работы над собой, чтобы из фантазии превратиться в нечто практически достижимое. Зачем, в таком случае, Кастанеде усложнять понимание дисциплины, если он сам является ее автором? Достаточно вставить в "знание дона Хуана" сверхъестественную силу и на нее возложить всю ответственность за успешность предлагаемой практики — и сам неуязвим для критики, и приверженцам своим даришь надежду на будущие достижения.