Не обнаружив рядом с собой тех, с кем можно сразиться, я посмотрел в сторону наших лучников. Их троих, а так же Краха, Хакаса и Пальца, теснили в нашу сторону, около двадцати врагов, прикрываясь щитами и выставив перед собой свои длинные копья. Справа от меня, Волк и Мурад, бились с тремя кавказцами, и, судя по тому, как ловко Волк выбил из рук одного из них топор, и тут же пронзил грудь врага кинжалом, мне стало ясно, что в помощи они не нуждаются. Слева, Кривой, двумя быстрыми ударами, сначала отрубил кисть правой руки, здоровому бородатому мужику, а после рассёк ему горло, до самых позвонков.
Мы с Бураном рванули на помощь к нашим. Кривой, оценив ситуацию, видимо решил обойти противников, и начал свой манёвр, заходя им за спину по дуге.
Те, кто был за щитами, прикрывая копейщиков, заметили, что мы с Бураном пытаемся зайти к ним с правого фланга. Они перебросились короткими фразами, и пять человек, быстро переставили копья в нашу сторону и широким шагом пошли на нас.
Наконечник одного из копий, я увёл влево щитом, второе вправо - ударом топорика по древку копья, и мгновенно рванул в образовавшуюся брешь. Две эти шустрые суки, чьи копья я раздвинул, быстро сообразив, что им придёт пиздец, если они продолжать стоять и держать, эти, уже совершенно бесполезные копья, выпустили их из рук, и метнулись назад, попутно доставая свои тесаки.
"Ну и хуй с вами" - пробежала мысль. Я резко остановился рядом с тем копейщиком, что продолжал попытки дотянуться своим копьём до Бурана, и рубанул его топориком по лицу. Удар пришёлся немного вскользь, но оставил на его лице ужасное рассечение: скользнул по надбровной дуге, разрубил по диагонали нос и разорвал верхнюю губу, обнажив окровавленные зубы.
Против Бурана, теперь оставались два копейщика. Чтобы пройти сквозь их копья, он позволил, одному из них, ударить себя в грудь. Короткий тычок не смог причинить ему вред, не говоря уже о том, чтобы пробить кольчугу. Наконечники, хоть и были хорошо заточены, но имели совсем не ту форму, чтобы пробить кольчужное плетение. Буран, сильным ударом меча, перерубил копьё, примерно в метре от наконечника и начал сближаться с врагами. Те двое, что бросили копья и достали свои самодельные, почти метровой длины тесаки, одновременно бросились на меня. Один удар заблокировал щитом, второй попытался отбить лезвием топорика, но немного промахнулся, и лезвие тесака противника ударило по топорищу. Удар, конечно, был заблокирован, но продолжать сражение топориком, было невозможно - хрустнув, топорище переломилось надвое. Заметив это, тот, что ударил меня по щиту, бросился ко мне, схватил меня за щит и сильно рванул на себя. Не имея возможности быстро скинуть щит с руки, я подался в его сторону, и тут же получил рубящий удар по правому плечу. Лезвие рассекло верхнюю одежду и, скользнув по металлическим кольцам кольчуги, ушло вниз, оставив мне лишь боль от сильного ушиба.
Краем глаза, я заметил стальной росчерк казачьей шашки, лезвие которой ударило по щиту с внутренней стороны и отрубило четыре пальца, удерживавших мой щит. Слева от меня, раскручивая шашку над головой, стоял Крах. Взмах, и лезвие глубоко рассекло, обладателю, теперь уже шести пальцев, правое плечо, ещё удар, и из рассечённого горла хлынули ручейки крови. Пользуясь этой задержкой, я достал последнее, что было у меня - кинжал с тридцатисантиметровым лезвием.
На Краха, выставив копья вперёд, бросились двое бойцов из основной группы врагов, и тем самым отогнав его от меня, а я, приняв на щит ещё один удар, резко, снизу, вонзил кинжал в живот человеку, который совсем недавно сломал мне топор. Мой кинжал вспорол ему живот от паха до солнечного сплетения. Брюхо, разрезанное надвое, расползлось в стороны, и из него, словно извивающиеся, окровавленные змеи, начали вываливаться рассечённые моим клинком кишки. На созерцание этого чудовищного зрелища, сопровождаемого резким тошнотворно-кислым запахом, у меня совсем не было времени. Быстрым, отточенным движением, я спрятал кинжал в ножны и схватил с земли тесак, который выронила моя жертва. К этому моменту, Буран уже расправился с одним из копейщиков, второго, метким попаданием стрелы, убил кто-то из наших лучников. Третий, видя, что его сотоварищи пали бесславной смертью, попытался убежать, но Буран, не желая никого выпускать живым из этой битвы, воткнул меч в землю, выхватил топорик, и метким броском поразил беглеца, попав топором ему в затылок.
Менее пяти минут боя, а против нас, одиннадцати, оставалось уже не более двадцати противников. С этой радостной мыслью я снова бросился к частоколу копий, которые теперь были нужны нашим врагам не для нападения, а для защиты.
Мы с Бураном разобрались на своём фланге, и с подкреплением, в виде Мурада и Волка, которые после расправы над своими врагами, присоединились к нам, бросились на копья. В этот момент, Юрка, заходя в тыл к противнику, встретился лицом к лицу со светловолосым майором. Эта мразь, видя провал своих людей, видимо решил сбежать, но встретился со своей смертью, в виде двух окровавленных хопишей.
Возможно, если бы они встретились на открытой местности, у майора был бы шанс одолеть Кривого - хорошая реакция, резкие движения и длинные руки - могли помочь ему выйти из этого поединка победителем. Но тут, стоя на сырой, местами очень скользкой земле, среди деревьев, растущих через каждые полтора-два метра, ему было сложно воспользоваться этими преимуществами. Пара молниеносных, колющих выпадов, один рубящий удар - вот и всё, что ему удалось сделать. Пытаясь нанести очередной удар, Дикон зацепился рукой за ветку, и в этот момент, Кривой перешёл в контратаку. Первым же ударом, он перерубил надвое предплечье правой руки, вторым ударом глубоко вспорол ему живот, и быстро развернувшись вокруг своей оси, снёс Дикону голову.
- Ненавижу вас пидаров. - плюнув на обезглавленный труп, произнёс Кривой и продолжил свой обходной манёвр.
Частокол копий, становился всё реже, но всё ещё представлял собой смертельную опасность. Каждым выпадом, копейщики пытались дотянуться до нас, поразить в незащищённое место, либо просто отогнать назад, дав им тем самым, возможность отступить. Да, именно отступить. Противников оставалось четырнадцать человек, и они отступали, пятясь назад, к выходу из лесополосы, на ту самую дорогу, по которой мы шли к кладбищу.
В момент, когда Юрка, перепрыгнув через засохший кустарник, напал наших противников с тыла, мы пошли в атаку. Я, Буран, Хакас и Палец, прикрываясь щитами, кинулись на копья, раздвигая их и давая возможность нашим менее защищённым друзьям, присоединиться к нам. Я уже врубился в строй наших врагов, и даже успел рассечь одному из них горло, как краем глаза заметил, что один из копейщиков метнул копьё в сторону, где были наши лучники, которые к этому времени отложили луки и бились тесаками, подобранными с земли. Копьё пролетело всего метра четыре и вонзилось в грудь Елисею. Тяжёлое древко копья начало падать вниз, увлекая за собой человека, в чьей груди застрял её наконечник.
Видя это, ярость поглотила меня. Сделав мощный замах, я обрушил тесак на ближнего противника. Рубящий удар пришёлся в основания шеи. Тесак, войдя в человеческое тело на всю свою ширину, намертво там застрял, не позволив мне его выдернуть.
Я снова выхватил кинжал. Отбил щитом, сильный удар топора, и вогнал этот самый кинжал в горло нападавшему. Снова заблокировал щитом удар, но уже от другого противника, присел, и снизу, дважды поразил его кинжалом в живот. Резко поднялся, готовый к продолжению боя, но противников, готовых оказать мне сопротивление, уже не было. Над истекающими кровью и дёргающимися в предсмертной агонии людьми, залитые чужой, а может и своей кровью, стояли девять моих бойцов. Стояли молча и смотрели на них - трёх сдавшихся врагов, которые стоя на коленях и прикрывая лица руками, словно это им могло помочь, жалобно пищали, как обиженные щенки.
- Кому-нибудь из них удалось сбежать? - спросил я, не адресовывая вопрос никому лично.
