Но слово не воробей. Блинков-младший молчал, внимательно глядя на Аксакала. Похоже, о чем-то догадывался.

— Давай дружить! — неожиданно для самого себя ляпнул Аксакал. Он таких предложений не делал класса с третьего, а просто дружил или не дружил, без разговоров.

Блинков-младший снял обмотанное вокруг пояса полотенце и стал растираться. В умывальной они были не одни. Из угла зло поглядывал только что вошедший Поля. У соседнего крана Сладя набирал в ладони воды, окунал кончик носа и взвизгивал — он так умывался.

— А мы уже дружим, — шепнул Блинков-младший, — со вчерашней ночи. И со значением добавил: — У тебя скрипучая кровать. И насморк.

Аксакал шмыгнул носом — действительно, насморк был. Ночь, скрипучая кровать… Намек ясен: когда подслушиваешь, не забывай, что с другой стороны тебя тоже могут услышать. Он почувствовал, что краснеет:

— Я ненарочно подслушивал!

Блинков-младший кивнул:

— Знаю, ты плохо спишь.

— Второй отряд! — проревел где-то на лагерной аллее воспитатель-диверсант Петя. — На завтрак! Вас что, строем водить?!

Блинков-младший с Аксакалом кинулись в спальню переодеваться.

— Откуда знаешь? — натягивая футболку, спросил Аксакал.

— От Пети. А Петя — от врачей.

Аксакала снова бросило в жар. Он представил, как доктора объясняли воспитателю-диверсанту, чем болен его воспитанник. Уж конечно, Петя не разбирается в болезнях, и ему сказали попросту: Георгий Тепляков — ТРУС!!!

Оставалась одна неясность. Почему Петя и Блинков-младший говорили о секретных вещах, ЗНАЯ, ЧТО ОН ПОДСЛУШИВАЕТ?

— Мне нужен товарищ, напарник, — вдруг сказал Блинков-младший. — Султан, может быть, уже в Москве, и у меня нет времени выбирать и ошибаться. Петя посоветовал тебя. Вчера я еще сомневался. А сегодня ты сам сделал выбор, когда встал у меня за спиной.

— Я трус! — опустив голову, хрипло ответил Аксакал. — Я никуда не гожусь. Когда повара убило, я плакал и хватал всех за руки, а ведь им надо было отстреливаться. Папа услал меня в подвал за лентой для агээс, а ее там не было. Он просто убрал меня с глаз, чтобы я не мешал!

В спальне было тихо. Петя увел отряд в столовую и даже не крикнул в окно, чтобы поторопить отставших. Аксакал подумал, что воспитатель-диверсант нарочно оставил их вдвоем.

— Что такое агээс[1]? — спросил Блинков-младший.

— Вроде большого пулемета, только стреляет гранатами.

— Видишь, я даже не знаю, что это такое, а ты ходил для него за лентой. Ты же ходил?

Аксакал кивнул, глядя в пол.

— Смелые люди боятся, может быть, не меньше, чем трусы, — сказал Блинков-младший, — но они боятся и делают, а трусы боятся и прячутся. Вот и вся разница. Если ты пошел за лентой, значит, ты смелый. По-моему, так.

— Ты думаешь? — Аксакал поднял голову и посмотрел в лицо удивительному новичку. Было непохоже, чтобы он говорил все это для утешения.

— Я уверен! Ты же самый опытный парень в лагере. Ну кто еще у нас бывал под обстрелом? Я лично не бывал и не знаю, как себя поведу… Всё! Больше я не собираюсь тебя уговаривать. Если хочешь отказаться, так и скажи.

— Я? ОТКАЗАТЬСЯ?! — возмутился Аксакал. — Я, наоборот, боялся, что помешаю…

— Не помешаешь, — заверил Блинков-младший и перешел к делу: — Распорядок дня у нас такой: на завтрак не идем, а берем печенье, смываемся из лагеря и производим рекогносцировку местности.

Аксакал улыбнулся:

— Так не говорят. Надо просто: «производим рекогносцировку». Это и есть осмотр местности.

— Вот какой ты полезный человек, Седая Борода! — не смутился Блинков-младший. Он достал из-под кровати большой добела вылинявший рюкзак и стал в нем копаться.

— Вещи надо сдать в чемоданную, — подсказал Аксакал.

— Нельзя, у меня тут спецсредства. Лучше потом закинем Пете. — Из рюкзака появился фотоаппарат «Поляроид», бинокль и рация.

— Это тебе в контрразведке дали?

— Да нет, по знакомым набрал. Рация — да, из контрразведки. Только с ней открыто не походишь: нельзя привлекать внимание. Смотри, — показал Блинков-младший, — если у тебя срочное сообщение, включаешь здесь и нажимаешь эту кнопку. Нажал — говори, отпустил — жди ответа.

— От кого? — спросил Аксакал.

— От кого надо.

— А зачем тебе пейджер, если рация есть?

— Я же сказал: нельзя открыто ходить с рацией. Если нам надо связаться с контрразведкой, мы уйдем хоть к Пете в комнату, хоть в лес. А если контрразведчикам надо с нами поговорить, они передадут на пейджер: «Позвони маме». Тогда мы и «позвоним» по рации. Есть еще три условных сигнала. «Не простудись» — значит, внимание, Султан достал мое письмо из почтового ящика. «Мама заболела» — опасность, надо бежать к Пете под крылышко. «С днем рождения» — сматывай удочки, Султана взяли без нас. Только без нас его возьмут в самом крайнем случае, — уточнил Блинков-младший, — это будет провалом операции. Нужно, чтобы он украл у меня записную книжку и пошел к тайнику.

— А дашь книжку посмотреть? — загорелся Аксакал.

— Дам, только не сейчас. Надо уходить, пока ребята не вернулись.

Напарники вышли на лагерную аллею. Свою спецтехнику Блинков-младший уложил в маленький городской рюкзачок и закинул его за спину. Из столовой уже по одному тянулись успевшие позавтракать.

— Бегом! — скомандовал Блинков-младший и врубился в злополучные елки, где позавчера запутался Аксакал.

Мохнатые лапы наотмашь захлестали по выставленным вперед рукам. По лицам тоже доставалось, хотя и вскользь. Забежав в самую гущу посадки, Блинков-младший по рецепту Аксакала опустился на четвереньки. Дальше напарники продвигались «паровозиком». Впереди серел бетонный забор лагеря. Рукам было колко от опавшей хвои, зато даже нижние лапы не лезли в лицо, а только гладили по спинам.

Посадка кончилась шагов за пять до забора. Напарники поднялись на ноги и стали вытряхивать иголки. Они были всюду — в голове, за шиворотом, в карманах. Блинков-младший достал револьвер и выдул набившиеся в щели хвоинки.

— Сигнальный, — узнал Аксакал. Он жил среди настоящего оружия и презирал газовое и тем более такое — шумовое. — Зачем? Это же верный способ схлопотать пулю. Ты в Султана из пугача, а он в тебя — из настоящего!

— Так я и не собираюсь пугать Султана, — сказал Блинков-младший и сунул револьвер в карман. — Это чтобы Петю вызвать. Он же не может ходить за нами, как телохранитель. В лагере этот револьверчик слышно с любого места, мы проверяли.

— А в лесу? — Аксакал смотрел поверх забора.

Березы и еще какие-то незнакомые деревья стояли стеной.

— В лесу шагов за сто будет слышно, — с сомнением ответил Блинков-младший. — Но когда дойдет до дела, мы в лес и не пойдем.

Аксакал хотел спросить, когда дойдет до дела, но боялся показаться трусом. На его взгляд, если опасный преступник бежал из заключения и разыскивает Блинкова-младшего, то до дела уже дошло.

Забор был из бетонных плит, высоченный и без выступов. Блинков-младший подпрыгнул, стараясь уцепиться за верх, но Достать не смог.

— Давай, как солдаты на полосе препятствий, — предложил Аксакал. — Подставляй руки.

Блинков-младший сцепил пальцы в замок, Аксакал встал, как на ступеньку, и легко влез на верхушку забора. Плита под ним была толстая. Он лег, подал напарнику руку и втянул его к себе.

Лес вплотную подступал к забору. Прежде чем спрыгнуть, Аксакал посмотрел на часы. С того момента, как он встал за спиной удивительного новичка, мечтая познакомиться, не прошло и двадцати минут.

Скоро лагерный забор исчез из виду. Время от времени Аксакал оглядывался и запоминал приметы, чтобы не заблудиться. Он еще не видел столько деревьев сразу. И таких высоких. Это казалось невероятным и несправедливым: у одних голый камень с кривыми засохшими кустиками, а у других — сумасшедшая прорва зелени!