Буня вдруг на полуслове замолчал – будто ему под дых врезали. Медленно-медленно ослабил захват, потом вовсе убрал ладони.

– Ну вот, что и лекарь прописал, – усмехнулся он довольно.

Две железные дуги валялись на полу. Ныла измученная рука. В горнице по-прежнему стояла тишина, хотя смысла в ней уже не было.

– В общем, повезло, – заметил Буня. – Ключ хоть и не самый известный, но без особых вредностей. А то могли бы и до утра провозиться. Вон как с ним, – кивнул он на притихшего Толика. – Его кольцо какой-то затейник замкнул на два ключа. Оба простейшие, но два… редкость. Кстати, Толик, ты, кажется, что-то хотел сказать, пока я работал? Мне даже показалось, что ты пообещал вымыть всю посуду? И потом целую неделю за всех мыть? Надеюсь, у меня, старичка, покуда все в порядке со слухом?

– Буня, так нельзя, – заявил я наконец. – С ума ведь сойду.

Где-то там, в параллельном, перпендикулярном или даже накрестлежащем мире отпраздновали Новый год. Отстрелялись петардами, налакались шампанского, накушались салата оливье. Впрочем, дома, наверное, обошлись без петард и «Голубого огонька». Грустный там вышел праздник. Где-то я слышал, что если не нашли до двух или трех лет – человек считается без вести пропавшим, но все-таки живым. А может, родители на каком-нибудь очередном опознании приняли за меня чей-то похожий труп? В мою комнату, скорее всего, никто не заходит. Интересно, ребята-то хоть родителям позванивают? В институте началась зимняя сессия. Доцент Фролов удивляется отсутствию студента Чижика… Хотя при чем тут Фролов? Теормех кончился в том году, и он, ясен пень, моментально обо мне забыл.

– На свежий воздух хочется? – понимающе спросил Буня.

– И туда тоже. А еще – хоть какой-нибудь ясности. Вот я у тебя в стае второй месяц живу. Ем твой хлеб, пью твой сбитень… суперски варишь, кстати…

– Суперски? – экс-поэт сейчас же заинтересовался. Слово – оно, конечно, не воробей, вылетит – не поймаешь. Но Буня прекрасно приспособился их ловить, мои случайные слова.

– У нас так в деревне говорили, – кивнул я. – Ну, в смысле, здоровски…

– Много в княжестве разных говоров, – скушал версию Буня. – Ну, ты продолжай, Андрюшка, продолжай.

– А дальше-то как будем? Не сидеть же мне тут в четырех стенах всю жизнь? Ежику понятно, что Уголовный Приказ не будет пасти меня вечно. Спишут дело… Сбег в лес, там замерз, коней волки погрызли… труп тоже… Так вот, что потом? Я теперь кто? Я в твоей стае? Подхватный? Или гость? Отсиделся, зализал раны – и до свидания? Зыбкое какое-то положение. И ребята, между прочим, высказываются иногда… Ну, в том смысле, что Буня себе любимчика завел, шатуранги ради. Мы типа на дела ночные ходим, свободой своей рискуем, а этот сидит тут на всем готовом… Толика бедного шпыняют – какого хрена привел этого? Нет, Буня, я не скажу кто… Да и какая на фиг разница?

– Какие, однако, понятливые в вашей деревне ежики. – Старик нацедил себе в кружку сбитня из огромного медного самовара. Смешно, но здесь это тоже оказалось естественной монополией тульских умельцев. Может, они и блоху подковать могут?

– Деревня у нас была хорошая, – подтвердил я.

– Была… – со значением протянул Буня. – Ну что ж, давай обсудим. Время удобное, люди все в городе, можно говорить не стесняясь. Я, Андрюша, частично тебя понимаю. Кто ж любит подвешенное состояние? И языки за спиной – тоже дело неприятное. Тем более что и лгут – ну сам посуди, ты же мне в шахматах не противник… учиться тебе еще и учиться. А вот как дальше быть… Не верю я, что так легко Приказ от тебя отступится. В вашей деревне, может, стражники ленивые, им лишь бы задницу от лавки не отрывать, а приказных я знаю. Да ты и сам маленько знаешь, успел ножики покидать. Они и год будут рыть, и два, и три… Сколько надо, столько и будут. Люди ж честно свой хлеб отрабатывают. Но действительно, вечно в избе не насидишься. Вот скажи, а сам-то ты чего хочешь? Вот по-честному? Хочешь быть подхватным? Выйти когда-нибудь в придельные, а там, глядишь, из вороненка и ворон вылупится. Оно тебе надо?

– Ну… – озадаченно протянул я. – Даже не знаю. Придется, наверное. Сам же говорил – куда еще беглому податься?

– Вот то и плохо, – Буня покачал лохматой головой. – Не того ищешь, что тебе самому нужно, а что поближе валяется. У тебя душа лежит к ночному ремеслу? Пускай даже и без особого зверолюдства. Понравится тебе выслеживать, пугать, собирать с людей долю? Мне почему-то кажется, что нет. Я и сам, как ты знаешь, не в восторге, но мне-то уж совсем деваться некуда. А ты молодой, тебе надо жить долго. И хорошо бы еще – осмысленно.

Он правильные вещи говорил. В бандиты меня нисколько не тянуло. Но не выдавать же ему своих настоящих планов. Ладно, пускай безумцем он меня не сочтет, раз уж в курсе про лазняков. Пускай я доверяю ему уже не на девяносто, а на все девяносто девять. Но оставшийся процент удерживал мой болтливый язык.

– А что же делать тогда?

– Наверное, подумать, что тебе самому от жизни надо. Принять, как выражаются в ученых кругах, стратегическое решение. Вот был ты холопом. Были у тебя и хорошие господа, и плохие. Хорошие встречаются чаще, конечно… Но вот хочешь снова стать холопом? Накормлен, одет, не надо ничего самому решать, не надо бояться, что жизнь тебя сожрет. Ну, одного утешения ты, правда, уже лишен – что к хозяйской линии привязан и что она тебя от серьезной беды убережет. Но все равно – очень спокойная жизнь. Можно с уверенностью глядеть в будущее.

Он говорил так, словно предлагал немедленно продаться за горсть медяшек.

– А можно и не холопом, – выждав паузу, продолжил он. – Можно уйти в какой-нибудь город подальше, наняться в приказчики к купцу… Если умно себя повести, то со временем и своим делом обзаведешься. Дом построишь, женишься, детишки пойдут. Здесь, конечно, вероятность успеха меньше, здесь по-всякому фишка может упасть. Но, может, в том и интерес, чтобы играть с судьбой?

– Чтобы наняться, бумага нужна, – заметил я. – С прежнего места жительства. Что, дескать, вольный человек, сын таких-то родителей, такого-то звания…

– Бумагу сделать – не вопрос, – обнадежил меня Буня. – Есть в здешнем Разрядном Приказе наши… гм… пользователи. Выпишут все, как скажем. Только вот сперва подумай – это надо?

– Наверное, не очень, – ответил я. В бизнес меня тянуло ничуть не больше, чем в рабы или бандиты.

– В «ночные» – это мы уже выяснили. В смерды? Так это примерно то же, что и в купцы. Спину гнешь еще и побольше, от переменчивой судьбы зависишь точно так же. Может, в воины? Благородное дело – защищать цивилизацию от варваров…

– Благодарствую, но что-то не тянет, – признался я. – Дело, конечно, благородное, но и без меня клинки найдутся…

– Экий ты непатриотичный, – ухмыльнулся Буня. – Может, тебе тогда к ученым податься? Поступишь в панэписту, будешь изучать законы колебания линий, давать людям советы по выравниванию…

– Нет уж… Я ведь, Буня, как и ты, в Учение не верю. Как вот стукнули меня дубиной, так всю веру и выбили.

– Ну, можно в прикладники… Зелья всякие разрабатывать, устройства полезные, вроде тех же свет-факелов, ускоренных лошадей, средств для выведения мышей и тараканов… или вон всякие воинские приспособы… Только вот, боюсь, пробиться в панэписту нелегко будет. Проверяют ведь желающих… Тут-то тверская бумажка вряд ли сработает… но можно и хитрее. Сперва с тверской бумажкой куда-нибудь… ну, в услужение к какому-нибудь ученому. Годика через два, уже с чистой местной бумагой, едешь в Кучеполь или в Александрополь, подаешь заявление, сдаешь вступительное испытание… В Киев не советую, там качество преподавания заметно слабее…

– Ну… – пожал я плечами. – Даже и не знаю. Как-то оно все сложно, а главное – ну не уверен я, что это мое.

– А все сложно, – возразил Буня. – Просто – это только в холопы. Давай вернем кольцо на место…

– Ну уж нет… Мне этот вариант меньше всех нравится… Слушай, Буня, – я постарался изобразить голосом, будто идея родилась только сейчас. – А что, если мне в лазняки податься? Это ж такое интересное дело – ходить в чужие шары, смотреть чужую жизнь…