Инопланетянин в серебристом плаще, наделенный телепатическим даром, лицом к лицу сталкивается с инквизитором. Конфликт эпох, разделенных тысячелетиями, единоборство мировоззрений, случайное пересечение мировых линий…

Есть вечные темы, к которым вновь и вновь, словно наращивая витки спирали, возвращается научная фантастика. Рассказ Эндре Даража "Порог несовместимости" напомнил мне повесть польского писателя Кшиштофа Боруня "Восьмой круг ада" и очень близкую к ней по колориту новеллу чехословацкого фантаста Вацлава Кайдоша «Опыт». Поистине знаменательно, что именно писателей стран социализма заинтересовала по сути одна и та же проблема, которую можно обозначить в трех словах: столкновение прошлого с будущим. И не менее символично, что и повелевающий миром духов Фауст Кайдоша, и инквизитор Боруня, и мракобес из рассказа венгерского писателя Даража выглядят одинаково жалкими и бессильными. Причем не столько в сопоставлении с могуществом людей будущего или звездных пришельцев, сколько в сравнении с их высокой моралью. Поэтому отнюдь не случайно, что венгерский, польский и чехословацкий писатели сумели, каждый по-своему, показать могучую силу нравственной убежденности человека нового мира.

Продолжая начатый в предисловии рассказ о венгерской фантастике, я как бы принимаю эстафету от Петера Куцки, с которым нас связывает многолетняя совместная работа в международных писательских организациях. Петер Куцка внес немалый вклад в развитие современной венгерской фантастики, которая в последние годы стада заметным явлением культурной жизни страны.

Показательно, чти именно Будапешт в 1971 году сделался столицей первого Международного форума фантастов социалистических стран. Ведущие венгерские издательства широко раскрыли двери перед литературой, которая стала музой научно-технической революции. Выходят очень популярные в стране журналы и бюллетени, посвященные исключительно научной фантастике, появляются новые фантастические фильмы.

Сделанный Петером Куцкой исторический обзор венгерской научно-фантастической литературы избавляет меня от необходимости начать свой очерк с азов. И все же мне хочется немного дополнить венгерского коллегу и задержаться на одном имени, ибо оно, на мой взгляд, дает ключ к пониманию своеобразия совокупного мира, созданного венгерскими фантастами. Речь идет о Фридеше Каринти, которого Куцка справедливо причислил к классикам. Легенды и анекдоты об этом замечательном острослове и по сей день можно услышать в кабачках Буды и Пешта. Любимыми книгами юного Каринти были романы Жюля Верна и "Трагедия человека" Мадача. Глубокий интерес к чисто человеческим аспектам научно-технического прогресса замечательный венгерский фантаст и сатирик сохранил до конца своих дней. Еще гимназистом он написал роман" "Путешествие на Меркурии", в предисловии к которому сформулировал свое кредо: "Я не стремлюсь показать, как долететь до Меркурия, я просто показываю, что в мыслях это вполне возможно. Мысль — лучший воздушный корабль, за несколько мгновений мы можем очутиться там, где захотим, и в сотнях вариантов представить свое путешествие".

Чудесный корабль Каринти понес его не только на Меркурий, но и в "Свадебное путешествие через центр Земли" и "Путешествие в Фа-ми-ре-до", в седую древность ("Сын своего века") и далекое будущее ("Экзамен по истории"), на Марс ("Легенда о поэте") и, уже в образе марсианина, вновь на грешную землю ("Письмо в космос"). И все это было написано в 20-х годах нашего века!

Каринти был современником Уэллса и Кафки, Чапека и Ионеско. Он зорко провидел и величайшие победы человеческого разума, и то безмерное падение, которое уготовил этому разуму фашизм. Подобно Кафке он обостренно ощущал мертвое отчуждение, которое породил капитализм, подобно Уэллсу предчувствовал творческое «безумие» радикальных научных идей нашего века. И вывод, к которому он пришел, был беспощаден и точен, как это свойственно подлинному знанию, как это характерно для насстоящего искусства: "Капитализм волей-неволей становится на пути технической революции, ибо она неминуемо ведет к упразднению частной собственности, которую, кстати, мне вовсе не жаль!"

Последняя повесть Каринти называлась "Путешествие вокруг собственного черепа". В Будапеште я видел снятый по ее мотивам цветной фильм. Он вновь поразил меня странным пророческим синтезом, который так характерен для Каринти. Венгерский художник не только предвосхитил некоторые новейшие открытия в области нейрохирургии мозга, но и облек их в ту изощренную, неуловимо ускользающую форму, которая характерна для многих современных деятелей западного киноискусства, в частности для Феллини (вспомним его знаменитый фильм "Восемь с половиной").

Романы Каринти оказали большое влияние на все последующее развитие венгерской литературы. Его урокам следовали и Гурант Хегедюш — автор утопии "Когда война умрет", и современные венгерские фантасты, чьи произведения включены в этот сборник. Некоторые из них уже хорошо знакомы советскому читателю по другим сборникам и антологиям: "Несчастный случай с профессором Баллой" Деже Кеменя, "Пересадка мозга" Йожефа Черны, "Блеск и нищета кибернэросов" Эрвина Дертяна и очень запоминающаяся новелла Белы Балажа «Встреча», посвященная острой проблеме столкновения человека с неизмеримо более высоким интеллектом. Поединок капитана «Меркурия» с шарообразным существом из системы Эпсилон Эридана заранее обречен на неудачу. Это даже не поединок, а скорее кратковременный контакт, в результате которого получает информацию только одна сторона. В такой же односторонний контакт вступает микробиолог, поместивший на предметный столик микроскопа штамм бактерий, или физиолог, подключивший усыпленную обезьяну к энпефалографу. Ни того, ни другого не интересует в данный момент, как относятся к подобному способу общения испытуемые. Более того, микробиолог знает, что простейшие лишены не только интеллекта, но и нервной системы, а физиолог никогда не забывает о том, как далеко отстоит на древе эволюции Homo sapiens от остальных приматов. Шарообразное существо тоже не особенно церемонится с пришельцами, мозг которых состоит лишь из 1010 клеток. Оно вступает в столь унизительный для человека одностороннпи контакт лишь волей случая, так сказать, вынужденно.

Фантастика и наука последних лет приучили нас к мысли, что возможен разум, для которого человек с его извечными проблемами может оказаться просто неинтересным ("Мишура" Петера Куцки). Как уверяет член-корреспондент АН СССР И. С. Шкловский, подобная ситуация вполне реальна. Но так ли это на самом деле? Абстрагируясь от того, унижает ли нас это или нет, мы можем разрешить вопрос с помощью единственно возможного в данном случае метода аналогии. У человека есть определенные основания считать, что он сюит неизмеримо выше пчел или же муравьев. Однако это не мешает нам проявлять пристальный интерес к удивительным обитателям ульев и муравейников, обладающим своего рода коллективным, скажем так, подобием разума. Утратим ли мы этот интерес, когда узнаем о пчелах и муравьях все? Боюсь, что на этот вопрос трудно ответить определенно.

Возможно, высший интеллект потому и является высшим, что способен исчерпать любую сущность до конца. Тогда действительно мы не вызовем в нем никакого интереса. В крайнем случае этот непостижимый для нас разум проявит к нам сдержанное любопытство. Причем доброжелательное, ибо бесцельное зло — защита слабоумных. Подобный случай как раз и продемонстрировал Бела Балаж. Его новеллу можно рассматривать в качестве антитезы знаменитого «Чудовища» американского фантаста ВанВогта, где носителем сверхинтеллекта выступает человек, силой мысли разоружающий злую волю галактического пришельца.

В том-то и состоит магическая притягательность фантастики, что она позволяет взглянуть на одно и то же явление с разных сторон, как это отметил в свое время еще Каринти.

Вряд ли обитатели космоса будут похожи на те бесчисленные модели и карикатуры, которые создали фантасты Земли. Вряд ли поведение и эмоции, если последние и впрямь окажутся, иных биообъектов напомнят нам хотя бы одну из земных форм. Природа разнообразна, и нам не измерить ее возможности узкой меркой заурядной планеты, обращающейся вокруг захолустной звезды. Но иных мерок мы не знаем, их у нас просто нет, а в центре фантастики — ибо фантастика прежде всего литература — изначально стоит Человек. Сила фантастического образа мысли в том и состоит, что он позволяет осознать присущие человеку слабости.