Окада не скрывал от коллег обуревавших его сомнений: «Сравнение секретных соглашений в этом проекте с „пактом девяти держав“ показывает, что есть немало спорных пунктов, выявляющих противоречия между этими двумя документами. Кроме того, возможно ли вообще сохранить эти соглашения в строгом секрете? Это, вероятно, возможно для Японии, но едва ли возможно для Маньчжоу-Го. Я считаю, что нужно признать невозможность сохранения их в тайне. В случае если секреты будут разглашены, Китай не будет молчать, а потребует созыва конференции держав, подписавших „пакт девяти держав“… И Япония попадет в очень затруднительное положение».

Министр иностранных дел Утида поспешил успокоить почтенного советника. Он заявил, что «пакт девяти держав» предусматривает уважение территориальной неприкосновенности Китая, но не предусматривает такого положения, когда часть Китая становится независимой в результате его внутреннего разделения. Он ссылался также на помощь «дальневосточных мюнхенцев»: «Посол Дебути недавно спросил у руководящих деятелей Америки, заявят ли они протест, если Япония признает Маньчжоу-Го. Они ответили, что у них нет ни малейшего намерения заявлять какой-либо протест или созывать конференцию девяти держав, поскольку нет никакой надежды на то, что такая конференция придет к какому-нибудь соглашению. – И далее Утида резюмировал: – Я не вижу никаких возражений против того, чтобы Маньчжурия поручила Японии заниматься теми вопросами, которыми она сама не может заниматься. Если же секретные соглашения между Японией и Маньчжоу-Го будут разглашены, то я не думаю, чтобы о них стало известно от нашей стороны. Нужно обратить особое внимание Маньчжоу-Го на то, чтобы эти соглашения не были разглашены им».

Министра энергично поддержал советник Исии: «Теперь, когда Япония формально признала Маньчжлу-Го и вступила в союз с последним, Япония будет в состоянии в будущем заявить, что независимость Маньчжоу-Го – результат разложения Китая и что территориальная целостность Китайской республики была нарушена не кем иным, как Маньчжоу-Го. Это сведет к нулю аргумент, что якобы Япония нарушила „пакт девяти держав“. Теперь, когда Япония заключила союз с Маньчжурией ради объединенной национальной обороны, я полагаю, что не встретится возражений против размещения японских войск в Маньчжурии, таким образом, последняя резолюция Лиги Наций превратиться в пустой клочок бумаги».

Даже военному министру Араки, славившемуся своей агрессивностью параграф «А» приведенного выше договора показался чрезмерным.

«Национальная оборона Маньчжоу-Го является одновременно и национальной обороной нашей страны, – сказал он. – Поэтому я считаю, что будет несправедливо и неразумно заставить Маньчжурию одну вести все расходы, необходимые для национальной обороны».

Но, несмотря на определенные сомнения и дискуссию, когда председатель Тайного совета предложил проголосовать, то закон был принят единогласно. После чего, как значится в протоколе, «его величество император удалился во внутренний дворец» [106].

А вот как подготовку данного документа описывал сам Пу И, признавая, что он был марионеткой в руках японского командования.

«18 августа 1932 года Чжэн Сяосюй пришел ко мне в кабинет, вынул пачку документов и сказал: – Вот соглашение, которое мы оформили с командующим Хондзе. Прошу ваше величество ознакомиться. Просмотрев соглашение, я пришел в ярость.

– Кто разрешил вам подписывать это?

– Все это было оговорено с Итагаки еще в Люйшуне, – спокойно ответил Чжэн Сяосюй. – Итагаки говорил об этом с вашим величеством еще раньше.

– Что-то я этого не помню. Да если бы и говорил. Перед тем как подписывать, следовало сказать мне об этом!

– Так мне велел Хондзе. Он боялся, что Ху Сыюань и другие, не поняв сложившегося положения, только осложнят все дело.

– Кто же все-таки здесь хозяин? Вы или я?

– Виноват. Это соглашение лишь временная мера. Если ваше величество рассчитывает на помощь японцев, как же можно отказать им в правах, которые они фактически уже имеют? В будущем можно будет подписать другое соглашение, по которому эти права будут иметь силу лишь определенный срок.

Он был прав. Права, которые японцы просили в соглашении, фактически давно уже принадлежали им. Соглашение имело 12 пунктов и множество всяких приложений. Основное содержание его было таково: охрана государственной безопасности и общественного порядка в Маньчжоу-Го полностью возлагается на Японию; она будет контролировать железные дороги, порты, водные и воздушные пути, а также в нужном случае создавать новые; за материальные ресурсы и оборудование, необходимое японской армии, отвечает Маньчжоу-Го. Япония имеет право проводить разведку недр и строить шахты; японцы могут назначаться на должности в Маньчжоу-Го; Япония имеет право переселять в Маньчжоу-Го японцев и т.п. В соглашении оговаривалось, что в дальнейшем оно ляжет в основу официального двухстороннего договора. …Раз я рассчитывал на помощь, полагалось платить вознаграждение. …Оставалось только смириться с тем, что уже произошло» [107].

К середине сентября 1932 год из Японии в Чанчунь прибыл новый командующий Квантунской армией и первый посол в Манчжоу-Го Муто Нобуеси (генерал-полковник в прошлом, занимал должности заместителя начальника штаба, главного инспектора по подготовке, военного советника. В Первую мировую войну он командовал японской армией, которая оккупировала Сибирь, скончался в 1933 году), вскоре получивший звание маршала.

От имени японского правительства он и подписал 15 сентября 1932 года японо-маньчжурский протокол, в основе которого лежало подписанное ранее секретное соглашение.

По заведенному порядку три раза в месяц Пу И встречался с новым командующим Квантунской армии и послом Японии для обсуждения некоторых вопросов.

Выбор Пу И японцами в качестве правителя Маньчжоу-Го был обусловлен его притязаниями на реставрацию в Китае монархической власти Цинов. Японцы рассчитывали сделать Пу И орудием утверждения японского господства на всей территории Китая. Не дожидаясь обсуждения доклада комиссии Литтона в Лиге наций, японское правительство поспешило «признать» де-юре Маньчжоу-Го и подписать с его правительством 15 сентября 1932 г. в Синьцзине «Протокол Ниппоно-маньчжурского соглашения».

1-й пункт этого «соглашения» предусматривал признание и уважение прав и интересов Японии и японских подданных на территории Маньчжоу-Го в соответствии со всеми прежними японо-китайскими договорами, соглашениями и различными частными договорами [108]; 2-й пункт протокола [109] зафиксировал, что в случае признания наличия угрозы территории, миру, порядку, сосуществованию одной из «высоких договаривающихся сторон» Япония и Маньчжоу-Го будут совместно сотрудничать в поддержании национальной безопасности пострадавшей стороны. В этих целях японские войска будут размещены на территории Маньчжоу-Го [110].

Японские власти, вскользь намекая местным китайским чиновникам на возможные неприятности в ближайшем будущем, рекомендовали тем, кто служил прежнему маньчжурскому правительству, не оставлять своих постов и продолжать исполнять свои обязанности. Это было частью общего плана: весь мир и, в первую очередь Лига Наций, должны убедиться, что образование Маньчжоу-Го – результат «революции, осуществленной самим народом Маньчжурии»; Япония имеет к этому лишь косвенное отношение. Но была и другая часть плана – в соответствии с которой еще в сентябре генерал-лейтенант Хондзе получил приказ из «нейтрального» Токио: «Выселить 25 тысяч китайских семей и подготовить условия для переселения на их место японских семей». Эта часть плана стала быстро исполняться даже с определенным превышением: если до оккупации в Маньчжурии было около 250 тысяч японцев (из них 115 тысяч в Квантунской области), то уже к концу 1932 года их число достигает 390 тысяч (при этом 220 тысяч – за пределами этой области).