Прежде всего, должны были быть расширены производственные возможности промышленности и приняты меры для увеличения сельскохозяйственной продукции. Этот «исправленный» план должен был способствовать более быстрому росту объема производства промышленной и сельскохозяйственной продукции в 1937-1941 гг.

На строительство железных дорог было израсходовано 722 млн. иен, против 573 млн., шоссейных дорог – 62 млн., оборудования связи – 50 млн., строительство поселков для колонистов – 274 млн. иен [194].

Итак, мы видим, что пятилетние планы предусматривали довольно быстрые темпы индустриализации, а для достижения этих целей – высокий уровень японских капиталовложений.

И хотя эти планы не были полностью выполнены, ибо ход войны оказался не таким, как его представляли в Токио, их реализация изменила социально-экономический облик Маньчжурии. Связано это, прежде всего, с высоким уровнем японских капиталовложений. С 1936 по 1945 г. японские капиталовложения в этом районе выросли в четыре раза с 2,8 млрд. иен до 11,3 млрд. (с 1404,1 млн. до 5595, 9 млн. американских долларов), а с учетом вложений правительства Маньчжоу-Го (которые мы вправе вслед за китайскими авторами отнести фактически к японским – Токио ими бесконтрольно распоряжался) даже до 24, 2 млрд. иен [195].

При этом имел место реальный ввоз капитала в Маньчжурию, вещественная форма которого была связана, прежде всего, с реализацией планов индустриализации Маньчжоу-Го, то есть в значительной мере ввозилось промышленное и транспортное оборудование.

Еще накануне Второй мировой войны штаб Квантунской армии стал отказываться от прямого военного контроля над экономикой. С целью интенсификации экономического строительства в Маньчжурии он предпринял определенную реорганизацию японского хозяйственного аппарата. В течение долгого времени главным «хозяином» экономической жизни была японская Компания Южно-маньчжурской железной дороги (по-японски сокращенно «Матецу »), контролировавшая не только железные дороги, но и всю крупную промышленность. В конце 1937 г. японцами была создана Компания промышленного развития Маньчжурии (по-японски сокращенно «Манге »), капитал которой был образован из взносов марионеточных властей и японской финансовой группировки Аюкавы. «Манге » стала держательской компанией, которой были переданы все предприятия тяжелой промышленности (кроме Фушуньских копей), прежде контролировавшихся «Матецу ». «Манге », используя предоставленные ей капиталы для создания военно-промышленной базы, субсидировала создание новых промышленных компаний и расширение старых: металлургической в Дуньбяньдао на границе с Кореей, самолетостроительной компании, горно-металлургических комплексов в Аньшане и Бэньсиху, компании специальных сталей и многих других. К концу 1941 г. «Манге » уже держала контрольные пакеты 32 крупнейших промышленных компаний. Кроме того, власти Японии способствовали созданию еще нескольких десятков привилегированных компаний, основанных, прежде всего, на японские частные и государственные средства, фактически охвативших своим контролем остальные отрасли хозяйства. Все эти компании стремились привлечь также и частный китайский капитал.

В результате всех этих мер, добыча угля и железной руды в годы войны утроилась, а выплавка чугуна и стали возросли в пять раз, быстро развивалась цветная металлургия. Особенно большое развитие получило машиностроение: значительно расширился выпуск промышленного оборудования и станков, увеличилось производство локомотивов и автомобилей. Понятное дело, что японцы особое внимание уделяли производству различных видов вооружения и боеприпасов, в том числе производству такого сложного вооружения, как самолеты и танки. В ином положении находились отрасли, производящие потребительские товары – большие японские капиталовложения сюда не поступали. Исключение составляли активно развивавшиеся текстильная и бумажная промышленности, в которых была заинтересована японская армия.

Активно развивалось и сельское хозяйство, особое значение придавалось расширению посевов технических культур, в росте производства которых были особенно заинтересованы японцы. Так, за годы войны производство хлопка удвоилось, а сахарной свеклы выросло даже в десять раз. За счет китайского крестьянства Маньчжурии снабжалась оккупационная армия, в значительных количествах продовольствие и сельскохозяйственное сырье вывозилось в Японию.

Китайская буржуазия Маньчжурии в годы войны не саботировала экономические мероприятия японских властей, стремясь получить свою долю от значительных военных доходов. Возросли и вложения в смешанные предприятия и особенно в средний и мелкий бизнес.

Однако японский капитал полностью господствовал на транспорте и в учреждениях связи, почти не допуская туда маньчжурские компании.

Внешняя торговля Маньчжурии также была монополизирована японскими кампаниями. Эти кампании сами устанавливали структуру экспорта и ввозили беспошлинно текстильные товары, продовольствие, химические удобрения, машины, причем цены на эти товары были завышены. Взамен этих товаров японцы вывозили по низким ценам сельскохозяйственное и промышленное сырье. Это приносило японцам огромные прибыли.

Прибыли японских компаний в Маньчжурии из года в год росли. Если в 1938 г. они составляли 53,4 млн. иен, то в 1941 г. они выросли более чем в два раза и достигли 132,7 иен [196].

Попытка Японии превратить Маньчжурию в свою военно-промышленную базу принципиально изменила экономический облик Северо-восточной части Китая.

В бюджете «правительства» Маньчжоу-Го непрерывно росли специальные ассигнования и соответственно расходы на «оборонное» строительство. Так, общая сумма расходной части бюджета в 1937 г. составляла 939 371 тыс. иен, в 1938 г. – 1 393 127 тыс., в 1939 г. – 1 691 639 тыс., в 1940 г. – 2 501 630 тыс. и в 1940 г. – 2 407 395 тыс. иен [197].

Около 70% всех расходов открыто шло на создание военно-экономической базы действующей японской армии.

Итогом 14-летнего японского хозяйничанья в Маньчжурии было принципиальное изменение социально-экономической структуры этой части Китая. Из отсталой аграрной окраины она превратилась в индустриально-аграрный район с развитой инфраструктурой и преобладанием тяжелой промышленности.

На основании секретного приказа, поступившего из Токио, в 1936 году в Харбине был создан и размещен секретный Отряд № 731. Однако позднее он был выведен за пределы многолюдного Харбина, где было довольно много ненужных «глаз», в лице шпионов и разведчиков различных стран, представителей дипломатических миссий и консульств. В 20 километрах от Харбина вблизи станции Пинфань к 1939 году был отстроен целый военный городок, получивший название Лагерь Хогоин («Приют») (носивший, казалось бы, безобидное официальное название «Управление водоснабжения и профилактики Квантунской армии»), в котором и был размещен секретный Отряд № 731. Там имелись многочисленные научно-исследовательские лаборатории и различные службы, где шла подготовка к практическому применению бактериологического оружия. Отряд был оснащен специальным оборудованием для культивирования чумных и тифозных бактерий, бактерий сибирской язвы, брюшного тифа, паратифа, дизентерии и холеры. Проверка эффективности изготовляемых образцов бактериологического оружия и изыскание способов лечения эпидемических заболеваний в этом «Приюте» велась путем производства опытов над живыми людьми.

Вокруг этого лагеря «Приют» была создана запретная зона. Отряд имел свою собственную авиационную часть, а на станции Аньда – испытательный полигон, на котором проводились испытания действия различных бактерий на живых людях в полевых условиях. К примеру, заключенных привязывали к столбам в пяти метрах один от другого, в метрах в пятидесяти от них с помощью электрического тока взрывалась осколочная бомба. Заключенные были ранены осколками этой бомбы и одновременно заражены бактериями сибирской язвы. Опыт заражения бактериями чумы производился посредством взрыва баллона, помещенного в десяти метрах от привязанных к столбам подопытных людей. Там же производили опыты по заражению газовой гангреной, после чего заключенные умирали в недельный срок в тяжелых мучениях.