Однако на одном из совещаний, проходивших в первые дни после годовщины пребывания по посту верховного правителя Маньчжурии, Муто Нобуёси сам затронул давно волновавший Пу И вопрос, его «императорские сны», сказав, что Япония как раз изучает проблему, каким должен быть государственный строй Маньчжоу-Го. Когда создадутся подходящие условия, подчеркнул японец, этот вопрос, естественно, будет решен.
27 марта 1933 г. Япония, не получив признания «свершившегося факта», то есть создания Маньчжоу–Го со стороны Лиги Наций, обнародовала Извещение о своем выходе из этой международной организации [168], тем самым развязав себе руки для расширения агрессии в Китае. Еще за два дня до официального заявления о выходе из Лиги наций, командование Квантунской армии сосредоточило на фронте между Цзиньчжоу и Шанхайгуанем пять дивизий, которые при поддержке авиации корейской группы японских войск и военных кораблей 2-й эскадры готовилась перейти в наступление, форсировать проходы в Великой китайской стене, а затем повернуть фронт на запад и юго-запад, чтобы ворвавшись в Центральный Китай овладеть провинциями Жэхэ и Чахар [169], создав тем самым кольцо блокады вокруг Пекина и Тяньцзиня.
Ни одной дивизии центрального китайского правительства не было в этих угрожаемых районах. Находившиеся под командованием Чан Кайши и его Главного штаба 30 дивизий с частями усиления, вооруженных западными государствами современным стрелковым и артиллерийским вооружением, общей численностью более 350 тыс. человек были брошены в это время против советских районов и Красной армии южнее Янцзы. Генералы-милитаристы западных и южных провинций, со своей стороны, не собирались посылать свои войска на север, поскольку они рассматривали усиление власти Чан Кайши как угрозу своему положению.
Этой ситуацией и воспользовались японские войска, которые торопились развернуть наступление с целью захвата Северного Китая, и в первую очередь провинций Жэхэ и Чахар. Здесь им противостояли войска Чжан Сюэляна, в которых были сильны антияпонские настроения. Офицеры и солдаты бывшей Маньчжурской армии горели желанием идти в бой, чтобы смыть позор своего бегства из пределов Северо-восточного Китая. Однако эти войска были слабо вооружены, имели небольшие запасы патронов и артиллерийских снарядов. Неоднократные обращения Чжан Сюэляна к Чан Кайши об оказании ему помощи оружием остались без ответа.
25 февраля на рассвете две японские дивизии двумя эшелонами, начали наступление из районов Цзиньчжоу и Шанхайгуаня, вступив в пределы провинции Жэхэ. Китайские войска, имевшие приказ «не допустить форсирования японскими войсками Великой китайской стены», оставались на позициях вдоль стены, не оказывая японцам серьезного сопротивления. Тогда японские войска, свернувшись в колонны, стали быстро продвигаться в западном и северо-западном направлениях, занимая один населенный пункт за другим. За полтора месяца наступления эти колонные продвинулись на 280-200 км и 8 апреля вступили в главный город провинции Жэхэ.
Как только японская армия полностью заняла Жэхэ, Пу И поздравил японских генералов с одержанной победой и пожелал им дальнейших военных успехов. Он пожелал генералам, чтобы они «приложили новые усилия и добились новых побед» [170].
Продолжая развивать наступление, японские колонны к середине апреля вступили в провинцию Чахар. 2 мая они заняли г. Долоннор. Монгольские феодалы и их охранные войска встретили передовые отряды японских войск «хлебом-солью», что дало основание для японских захватчиков утверждать якобы об «освободительной миссии в отношении монгольского населения Внутренней Монголии». Японское правительство «предложило» Пу И «обратиться к руководителям провинции Жэхэ с предложением о переговорах на предмет присоединения их провинций к государству Маньчжоу-Го, встать под защиту этого признанного Японией государства» [171]. В столицу Маньчжоу-Го Синьцзин была доставлена японскими офицерами «делегация» от правителей Жэхэ в составе шести чиновников, пяти монахов и более десяти ранее работавших на японскую разведку офицеров армии Внутренней Монголии. «Делегация» была принята Пу И, разговор был предельно короткий. «Делегаты» поставили свои подписи под декларацией о «добровольном присоединении провинции Жэхэ к государству Маньчжоу-Го».
Из городов Жэхэ и Долонноора моторизированные подвижные отряды японской Квантунской армии двинулись в южном и юго-восточном направлении, прорвались через проходы в Великой китайской стене, вступили в провинцию Хэбэй, а на направлении Пекин-Мукденской железной дороги оказались всего в 180 милях от Пекина и в 250 милях от Тяньцзиня.
По всему Китаю поднялось движение протеста против японской агрессии. Советское правительство, прогрессивные силы в капиталистических странах выступили в защиту китайского народа, осуждая агрессивные действия японских империалистов. Правительства США и Великобритании вынуждены были заявить «о непризнании японских захватов в Китае», а президент США Ф.Д.Рузвельт обратился с открытым письмом к японскому правительству, в котором предлагал «прекратить военные действия в Китае и вступить в переговоры с нанкинским правительством» [172].
31 мая 1933 г. в Тангу состоялись японо-китайские переговоры, в результате которых раздираемое внутренними противоречиями нанкинское правительство, вновь капитулировав, подписано соглашение, известное как соглашение Хэ-Умэдзу (Хэ Иньцин – Умэдзу). По данному соглашению гоминьдановские войска должны были отойти на восток от Луаньдуна, а китайское правительство – дать обязательства Японии не предпринимать «никаких актов, которые могли бы спровоцировать военные действия и беспорядки». В этом соглашении говорилось, что «японские войска, желающие удостовериться, как исполняется соглашение, могут пользоваться для наблюдения самолетами и другими средствами, причем китайская сторона должна пропускать японских представителей, охранять их и предоставлять им все удобства» [173] Это позорное, капитулянтское соглашение, подписанное правительством Гоминьдана, где был подтвержден официальный отказ нанкинского правительства от Маньчжурии, положило начало новому этапу в политике Японии в отношении Китая. Японские руководители убедились в том, что Гоминьдан во главе с Чан Кайши и Ван Цзиньвэем готов пожертвовать Северным Китаем, готов пойти на любое соглашение с Японией, лишь бы получить «свободу рук» для широкого развертывания гражданской войны против коммунистов и Красной армии Китая.
Такая обстановка весьма воодушевляюще подействовала на людей, горячо заинтересованных в реставрации цинской монархии. Они решили, что наступил подходящий момент, и начали активные действия.
Си Ся еще в марте послал близкого к нему человека с поручением пригласить маньчжурских ветеранов-монархистов и бывших членов парламента трех восточных провинций на совещание в Чанчунь. Они хотели просить Пу И вступить на престол, но хорошо информированная о положении дел в Маньчжоу-Го японская жандармерия тогда запретила им это. В июне они вновь стали действовать.
Некоторые лица из чжилийской группировки, а также платные агенты и некоторые японцы готовы были поддержать милитариста У Пэйфу, если бы он вновь вышел на сцену. Это вызвало определенное волнение среди старых цинских монархистов Пекина и Тяньцзиня. Началось новое «обсуждение и изучение» вопроса о возможности реставрации монархии на севере и Северо-Востоке Китая. В июле начальник общей канцелярии Государственного совета Маньчжоу-Го японец Камаи неожиданно ушел в отставку. Ему выдали официально выходное пособие в размере одного миллиона юаней, и еще «определенную сумму» за то, что он обещал хранить молчание. После этого он начинает тайную борьбу за получение «независимости» Северным Китаем. В беседе с одним высокопоставленным китайским чиновником он заявил, что отправиться в Шанхай «действовать во имя будущей реставрации монархии на территории всего Китая» [174]. Таким образом, в обществе постоянно муссировались слухи о возможной реставрации монархического строя, что, несомненно, воодушевляло Пу И и его ближайшее китайское окружение. Верховный правитель посылает своего телохранителя Кудо Тэцусабуро [175], который приехал в свое время вместе с Пу И из Тяньцзиня и которому он доверял, считая его честным и преданным, в Японию, где косвенными путями выяснить обстановку и собрать некоторую информацию интересующую Пу И. Кудо вскоре возвратился, рассказав, что в Японии он встречался в Минами и важными лицами из Общества Черного дракона и узнал, что руководители японского военного ведомства согласны восстановить монархический строй в Маньчжоу-го [176].
168
История войны на Тихом океане. Т.1. Перевод с яп. Б.В.Поспелова. М.,1958. Прил. С.365-369
169
Б.Г.Сапожников. Китай в огне войны (1931-1950). М., 1977. С.41-42.
170
Первая половина моей жизни. С. 356-257.
171
Б.Г.Сапожников. Ук. соч. С.43.
172
K.S.Normann.TheTreacheryinChina.NewHaven, 1936.P.191.
173
Цит.по: Международные отношения на Дальнем Востоке. М., 1972. С.107.
174
Первая половина моей жизни. С.356.
175
В конце правления династии Цин Кудо Тэцусабуро служил у Шэн Юня и оказывал последнему активную поддержку в его действиях, относящихся к реставрации. Когда Пу И находился Люйшуне. Японец не выступал с позиций японского военного ведомства, как это делали Амакасу и Каеисури, а стоял на стороне Пу И, иногда даже выражая скрытое недовольство действиями Квантунской армии. Однажды Пу И показалось, что чай в стакане имел какой-то подозрительный цвет. Боясь, что кто-нибудь мог подсыпать яд, Пу И приказал унести его и проверить. Японец Кудо тут же взял стакан с чаем и отпил глоток. Пу И считал, что у этого японца честности и преданности нисколько не меньше, чем у цинских ветеранов, поэтому он дал ему китайское имя Чжун (верный) и рассматривал его как своего человека.
176
Первая половина моей жизни. С. 357.