В лагере, кроме комнат для лабораторий, имелась тюрьма, рассчитанная на 200-300 человек (иногда число заключенных китайцев, русских и других иностранцев, женщин и мужчин, достигало 400 человек и выше), где содержались заключенные, или, как их условно называли, «бревна», над которыми производились различные опыты. Камеры находились во внутреннем корпусе, окна которого были заколочены, а двери выходили в коридор. Все узники были закованы в ножные кандалы. Из заключенных русских большинство составляли перебежчики из Советского Союза и советские граждане, задержанные японскими пограничниками и полицейскими отрядами на территории Маньчжурии.

Другой засекреченный отряд, известный под номером 100, был создан в районе местечка Могатон, в 10 километрах южнее города Чанчунь. Он также располагал специальным оборудованием и различными службами.

Доставка в эти отряды людей, предназначенных для бактериологических опытов, называлась «особой отправкой» (Токуи-Ацукаи).

В лагерь Пинфань отправлялись лица следующих категорий: обвиняемые в шпионаже в пользу иностранных государств или причастных к иностранным разведкам, главным образом граждане СССР либо перебежчики из Советского Союза; хунхузы, под широкое определение которых подпадали вообще все китайские граждане, не признававшие японскую власть; иностранцы, обвиненные в антияпонских настроениях; преступники-рецидивисты; «идеологические преступники», то есть лица, связанные с националистическим движением в Китае, и все те, кто подозревались в ведении «коммунистической подрывной работы». Под последнюю категорию, понятное дело, легко мог подпасть любой человек в той или иной мере недовольный политикой японцев.

Любопытно, что после побега летом 1938 г. во время хасанских событий из СССР в Маньчжурию главы дальневосточного отдела госбезопасности Люшкова [198], туда же бежала большая группа советских сотрудников дальневосточных отделов госбезопасности (по японским, несомненно, преувеличенным сведениям свыше 300 человек [199]), которые спасались от сталинских чисток и репрессий партийного аппарата. Они были приняты японскими властями, тщательно проинтервьюированы, пропущены через японскую разведку, выудившую у них все, что ей было нужно, и затем отправлены в лагерь Пиньфань, где и были ликвидированы.

Отправкой заключенных в лагерь Пинфань ведала харбинская военная миссия. Сопровождали заключенных обычно японские жандармы.

Обычно живыми из лагеря никто не выходил. Так как исследования велись главным образом с целью изучения способа увеличения токсичности смертоносных бактерий различных инфекционных заболеваний и применения их на живых людях, заключенных подвергали заражению, изучали процесс болезни, лечили, пробуя различные методы. Подопытных нормально кормили и если они выздоравливали – это их не спасало от повторных опытов, подвергали другим видам заражения до тех пор, пока он не умирал от заражения.

Над заключенными производились также опыты по обмораживанию при низких температурах либо на дворе отряда, либо в специально устроенных помещениях. Подопытных выводили в теплой одежде, закованных в ножные кандалы, оголяли им руки и ноги, опускали в воду, после чего выставляли на ветер или под вентилятор для ускорения обмораживания. Время от времени производивший опыт ударял по обмороженным рукам и ногам палочкой, чтобы по звуку убедиться в степени обмораживания. Затем подопытных вели в комнату и заставляли опускать конечности в теплую воду, температура которой постепенно повышалась. Неслучайно поэтому среди заключенных в лагере Хогоин было немало людей с ампутированными конечностями, с обнаженными костями рук и ног, с гангренозными конечностями. Трупы умерших сжигались в собственном крематории отряда. Тех, кто был уже ни на что не годен, обессилев от опытов, травили ядом или расстреливали.

Пытаясь скрыть свои преступления от мировой общественности перед самым концом Второй мировой войны японские отряды бактериологической войны упразднили, а личный состав их был эвакуирован в Корею. 11-12 августа 1945 года, чтобы не оставить за собой улик, японцами были сожжены все служебные и жилые помещения, высококлассные лаборатории, камеры заключенных, ценное оборудование, материалы, документы, фильмотека и т.д. Однако существование японского бактериологического лагеря «Приют» и отряда № 731 было подтверждено позднее многими бывшими заключенными, которым чудом удалось выжить.

После выхода из тюрьмы и его перевоспитания, власти КНР специально возили Пу И в район отряда № 731, чтобы он наглядно убедился в зверствах японцев, которые они совершали на территории Маньчжурии в годы его правлении.

Несмотря на занятую Москвой позицию нейтралитета и невмешательства в японо-китайский конфликт в Маньчжурии, Советский Союз неизбежно оказывался втянутым в него. Газеты «Правда» и «Известия» опубликовали статьи, в которых осуждалась японская агрессия. «Трудящиеся СССР следят за борьбой в Китае с величайшим вниманием, – говорилось в передовой статье „Правды“ от 25 сентября 1931 г. – Их сочувствие на стороне китайского народа» [200].

12 декабря 1932 г. были восстановлены дипломатические отношения между СССР и Китаем, прерванные в 1929 г. вследствие развязанного китайской стороной конфликта на КВЖД [201]. А японо-советские отношения постепенно обострялись. Характерный пример – ситуация с армией Су Бинвэня. 27 сентября 1932 г. «армия спасения Родины» под командованием Су Бинвэня, расположенная в северо-западной части Маньчжурии, выступила против японских войск и властей Маньчжоу-Го. Японцам удалось подавить выступление. Войска Су Бинвэня 5 декабря 1932 г. были вытеснены на территорию СССР. В переданном советскому консульству в г. Маньчжурия письме генерал Су сообщал советскому правительству, что «вынужден отступить на советскую территорию, разоружился добровольно и просит Советское правительство разрешить всем эвакуироваться через СССР в Китай» [202]. Всего на территорию СССР перешло 2890 военных и 1200 гражданских лиц (в том числе женщины и дети). Все они были интернированы и, в основном, содержались в районе Томска. В начале января 1933 г. из Маньчжурии перешло еще 5 тыс. китайцев с генералами Ли Ду и Вань Дэминем во главе. Затем в СССР появился и генерал Ма Чжаньшань [203].

В декабре 1932 г. японцы просили советские власти выдать генерала Су и всю его армию японским военным властям.. Л.М.Карахан заявил об официальном отказе советского правительства и выразил возмущение подобной просьбой Токио, напомнив, что СССР никогда не требовал выдачи «десятков тысяч вооруженных белогвардейцев, борющихся на территории Маньчжоу-Го против СССР» [204]. Китайское командование во главе с Су Бинвэнем было приглашено в Москву. На столичном вокзале китайским войнам-патриотам была устроена торжественная встреча. В феврале-марте 1933 г. интернированные китайцы были по решению Политбюро ЦК ВКП(б) [205] репатриированы в Китай: гражданские лица – пароходом через Владивосток, военные –через Среднюю Азию в Синьцзян, генерал Су – выехал в Китай через Европу. Репатриацией китайцев из СССР в Синьцзян на границе в качестве переводчика и связного занимался отец известного китаиста, доктора исторических наук, специалиста по конфуцианству Л.С.Переломова, знавший китайский, английский и русские языки, сотрудник ОГПУ Цзи Чжи [206].

Япония стала устраивать провокации на КВЖД и проводить аресты советских граждан. Так, 31 марта 1932 г. некто Базанов был арестован на Харбинском вокзале с полным чемоданом, по утверждению местных властей, взрывчатых веществ. На допросе он якобы сознался, что прибыл в Харбин из Владивостока с целью создания «беспорядков в Северной Маньчжурии» [207]. Затем японская агентура попыталась взорвать железнодорожный мост на Сунгари, предприняла ряд других провокаций, намереваясь таким образом «обосновать развернувшиеся репрессии против советских граждан и парализовать коммерческую деятельность КВЖД. 8 апреля 1932 г. в Харбине были арестованы 9 служащих и рабочих КВЖД. Генконсул СССР в Харбине М.М.Славуцкий передал в НКИД: „Полиция нам „дружески“ сообщила, что арест произведен в связи с делом Базанова по распоряжению японской жандармерии, помимо полицейского управления“.