Соколиный Глаз спустился с утеса на берег в глубоком раздумье. Он сообщил на языке делаваров результаты своих наблюдений товарищам; затем последовало короткое серьезное совещание. Поговорив между собой, они подняли пирогу и понесли ее на плечах. Все прошли в лес, стараясь оставлять за собой большие, ясные следы. Они скоро дошли до ручья, перешли через него и продолжали идти вперед до большой обнаженной скалы. С того места, где можно было ожидать, что не останется следов, они пошли назад к ручью, все время старательно пятясь. По руслу ручья они добрались до озера и здесь спустили пирогу на воду. Небольшой пригорок скрывал их от мыса, а край берега был на значительном расстоянии окаймлен густым кустарником, свешивавшимся в воду. Под прикрытием этих природных ограждений путники терпеливо и осторожно подвигались вперед, пока разведчик не сказал, что, по его мнению, следует опять пристать к берегу.

На берегу подождали до тех пор, пока очертания берегов не расплылись в неверном вечернем свете. Тогда беглецы снова пустились в путь. Темнота благоприятствовала им, и они, безмолвно и сильно налегая на весла, понеслись к западному берегу. Суровые очертания горы, к которой они направлялись, не имели никаких отличительных примет в глазах Дункана, но могиканин вошел в избранную гавань с уверенностью и точностью опытного кормчего.

Пирогу снова подняли и отнесли в лес, где старательно спрятали под кучей хвороста. Путешественники взяли свое оружие и поклажу, и разведчик заявил Мунро и Хейворду, что и он и индейцы наконец готовы продолжать путь.

Беглецы сошли на берег на границе местности, даже в настоящее время менее известной жителям Штатов, чем Аравийская пустыня или среднеазиатские степи. Это была бесплодная неровная страна, отделяющая область Шамплейна от областей Гудзона, Мохока и Святого Лаврентия. С тех времен, о которых говорится в нашем рассказе, деятельный дух жителей окружил ее целым поясом богатых, процветающих поселений, но в глубину ее даже теперь проникают только охотники и туземцы.

Однако Соколиный Глаз и могикане часто проходили по горам и долинам этой обширной пустыни и потому не замедлили углубиться в нее с уверенностью людей, привычных к этим местам. Много часов пробирались путешественники по тяжелому пути, то руководствуясь звездами, то следуя направлению какого-нибудь ручья. Наконец разведчик предложил остановиться, и после короткого совещания индейцы развели огонь и стали делать все необходимые приготовления, чтобы провести остаток ночи на этом месте.

Роса уже испарилась, и солнце, разогнав туман, осветило лес своими яркими лучами, когда путешественники снова пустились в путь.

Соколиный Глаз шел впереди всех. Пройдя несколько миль, он стал подвигаться осторожнее, часто останавливался, присматриваясь к деревьям, к течению ручьев, к цвету их воды. Так как он не доверял своим наблюдениям, то часто обращался к Чингачгуку и внимательно выслушивал его мнение. Во время одного из этих совещаний Хейворд заметил, что Ункас, стоявший безмолвно и терпеливо, с интересом прислушивается к разговору старших. Ему очень хотелось поговорить с молодым вождем, но по спокойному поведению туземца он решил, что тот, как и сам он, вполне полагается на проницательность и благоразумие старших. Наконец разведчик заговорил по-английски и сразу объяснил затруднительность их положения.

– Когда я увидел, что дорога к поселению гуронов идет на север, – сказал он, – я сразу понял, что они пойдут долинами и будут держаться между вод Гудзона и Хорикэна, пока не наткнутся на истоки канадских рек, которые приведут их в центр французских владений. Но вот мы уже вблизи Скаруна – и не видели ни одного следа! Человеческая природа слаба, и мы, быть может, пошли по неверному следу…

– Избави нас бог от такой ошибки! – воскликнул Дункан. – Пойдем назад по нашим следам и будем осматривать все как можно пристальнее. Не посоветует ли чего Ункас в таком затруднительном положении?

Молодой могиканин бросил взгляд на отца, но продолжал молчать, сохраняя все тот же спокойный, сдержанный вид. Чингачгук заметил этот взгляд и дал сыну знак рукой, разрешая ему говорить. В то же мгновение спокойное, серьезное лицо Ункаса осветилось радостью. Прыжком, похожим на прыжок оленя, он метнулся к небольшому косогору, находящемуся в нескольких десятках футов впереди того места, где они стояли, и встал с торжествующим видом на холм, где свежая земля, казалось, была только что взрыта каким-то животным. Глаза всех устремились на юношу, и по его радостному лицу путники поняли, что шли по правильному пути.

– Это след! – крикнул разведчик, подходя к месту, где стоял Ункас. У мальчика хорошее зрение и острый ум.

– Почему же он так долго молчал? – тихо проговорил Дункан.

– Было бы удивительнее, если бы он заговорил без разрешения. Ваши молодые люди, которые набираются знаний из книг и исчисляют весь свой опыт страницами, воображают, что их знания, как ноги, опередят в беге ноги отцов. Но там, где учителем является опыт, ученик приучается ценить старших, уважать их годы и знания.

– Взгляните, – сказал Ункас, показывая к северу и югу на очевидные признаки следов по обе стороны от него, – темноволосая ушла в лес.

– Собака никогда не бежала по лучшему следу! – ответил разведчик, бросаясь сразу на указанный путь. – Нам повезло, очень повезло, и мы теперь твердо знаем, куда идти. Да! Вот следы ваших обоих иноходцев! Этот гурон путешествует, как генерал. Его постигла божья кара – он сошел с ума!.. Поищи-ка следы от колес, сагамор, – продолжал он, смеясь от удовольствия. – Того и гляди, безумец скоро будет путешествовать в карете, а за ним будут следить три пары самых зорких глаз, какие только есть в Америке.

Хорошее расположение духа разведчика и удивительный успех погони, во время которой они сделали круг примерно в сорок миль, невольно заронили надежду в сердца всего отряда. Индейцы пошли вперед с такой уверенностью, с какой путешественник идет по широкой проезжей дороге. Если случалось, что какая-нибудь каменная глыба, ручей или клочок земли, более твердой, чем окружающая почва, прерывали звенья следа, по которому они шли, зоркий глаз разведчика неизменно находил след на некотором расстоянии, причем для этого редко требовалось промедление более чем на одну минуту. Магуа, однако, не отказался от уловок, к которым обычно прибегают туземцы, когда отступают от неприятеля. Всюду, где это позволял ручей или характер почвы, встречались ложные следы и неожиданные повороты; но это редко обманывало преследователей, и они всегда замечали ошибку раньше, чем направить свой путь по ложному следу.

К середине дня они перешли через Скарун и двинулись в сторону заходящего солнца. Спустившись с одной возвышенности в низину, где протекал быстрый ручей, они внезапно очутились на месте стоянки Лисицы. Вокруг ручья лежали потухшие головешки; кругом были разбросаны остатки оленины, а деревья были явно ощипаны лошадьми. В некотором расстоянии Хейворд заметил шалаш и с любопытством и нежностью посмотрел на него: вероятно, здесь отдыхали Кора и Алиса. Но, хотя земля вокруг была истоптана и отпечатки ног людей и животных были видны вполне ясно, след, казалось, внезапно обрывался.

Легко было найти следы нарраганзетов, которые, по-видимому, бродили сами по себе и без определенной цели, занятые только поисками пищи. Наконец Ункас, вместе с отцом искавший путь, по которому шли лошади, напал на след их недавнего пребывания. Прежде чем отправиться по следу, он сообщил товарищам о своем успехе, и, пока те совещались, юноша появился снова, ведя обоих иноходцев с сломанными седлами и перепачканными попонами; по-видимому, они бегали на свободе в продолжение нескольких дней. – Что это значит? – спросил Дункан, бледнея и оглядываясь вокруг, словно боясь, что кустарники и листья выдадут сейчас какую-то ужасную тайну.