— С-соккон! Брат! — с широко выпученными глазами и улыбкой до ушей, трясясь от собственной резкой и чрезмерной активности после пробуждения от столь сложного сна, всеми силами, и опираясь на стену локтем правой руки, старался подняться на ноги Френтос.

— Сложно сказать по виду, конечно… — все тем же родным Френтосу высоким и благородным голосом, с той же улыбкой поднимаясь на ноги перед братом, во весь рост вставал Соккон. — Но это и вправду я.

Пускай Френтос, за время сна, фактически исцелился от самой смерти, и должен был еще долго быть недееспособен после подобного, его разум и тело заметно конфликтовали между собой в вопросе лимитов его сил, и он вставал на ноги теперь за счет одной только силы воли, и вовсе подтягивая себя выше, вставая на ноги, тянясь одной только рукой за стену выше. Поднявшись, от еще давящего на тело духа сна, он мгновенно сгорбился и прижался спиной к стене, теперь, и уже в немалой отдышке, судорожно осматривая сразу бросившееся ему в глаза жутковатое состояние брата, совсем больше не обращая внимания на прочее свое окружение. Пусть Френтос многократно теперь протирал глаза предплечьем, а сами глаза немного слезились, он уже хорошо все видел, и даже со временем по мере пробуждения во внешности Соккона для него так ничего существенным образом и не менялось. Его некогда красивое и благородное лицо было грязным и усталым, а украшавшие его сверху белоснежные волосы вовсе стали серыми, мокрыми, кое-где слипшимися, открывая взору Френтоса даже небольшую красноватую рану, будто нанесенную тому недавно тупым предметом, но с большой силой, оставившим весьма уродливый след. Его рубаха, в которой он и видел брата всего пару дней назад, теперь была частично разодрана, и выглядела максимально неподходящей гордой личности своего хозяина, всегда уделявшего немало внимания внешнему виду как себя самого, так и своей одежды, а в частности ее чистоте. Изорванная в нескольких местах, со странными, явно обычными для канализации, подтеками и пятнами, она выглядела, все же, лучше, чем таковая Френтоса, от которой вообще остались лишь клочки на поясе чуть выше штанов. И, разумеется, на теле Соккона, даже кое-где на его одежде, частенько встречалась кровь, хоть и сложно сказать, ему ли она принадлежала. То же было и с его лицом — даже на его чуть потрескавшихся маленьких губах, небольшими подтеками от уголков рта к легкой сероватой от грязи щетине, выступала уже порядком подсохшая и едва заметная кровь.

— Отлично выглядишь. И одежка как у алкоголика из кабака под Манне-Дотом. — наконец отдышался Френтос, уже с облегченной улыбкой вздохнув в последний раз, отталкиваясь правым локтем от стены позади себя и устойчиво вставая на ноги без лишней опоры, пусть и так же стоя сгорбившись в три погибели.

— По крайней мере, на мне одежда есть. Что случилось с твоим…бахалибом? — изучающим взглядом оценил обрывки одежды брата на поясе Соккон, все так же улыбаясь.

— А я, знаешь, пока тебя не было, тренировался в быстром спуске в канализацию, и вот, случайно сюда попал. — про себя тихо, подкашливая, засмеялся Френтос.

— Смыв был настолько сильным, что разорвал одежду по пояс, а тебя самого вырубил?

— А…ну да. — уже чуть грустнее, но не переставая улыбаться, принялся осматривать помещение вокруг Френтос. — Долго я тут пролежал?

— Не знаю, но Гедыру сообщили о тебе около шести часов назад. Тогда он только пришел в убежище, так что, вполне вероятно, что ты и перед этим тут сколько-то пролежал. Но вряд ли долго — тебя могли найти мои злые подружки.

— Как всегда. Даже в канализации нашел себе подружек. Про Гедыра я что-то слышал про пути. Это он тебя ко мне отправил? — не найдя в своем окружении совсем никаких изменений с последнего раза, когда он, из-за своего состояния, и вовсе едва ли мог что-то там как следует разглядеть и запомнить, вернул взгляд обратно на Соккона Френтос.

— Да, но не сразу. В местном убежище живут Хемиры, которых когда-то скрещивал здесь с обитателями канализации Хемирнир. Так он хотел оставить между Синокином и Ренбиром своих соглядатаев, хотя они на эту роль плохо подошли. Их взял под свою опеку Кенн, и как раз шесть часов назад одна из них сообщила своему опекуну, что видела тебя около правого моста. Ты привлек внимание их сторожей тем, что хлопнул дверью коридора перед убежищем в той стороне.

— Что-то такое припоминаю. Меня оттуда какая-то неведомая хрень гнала. — кивнул Френтос.

— Я слышал, что местные Хемиры не ходят тем путем, и потому сам всегда его обходил. Вижу, не без причины.

— Ага. Так эти твои Хемиры шли за мной от той самой двери, и я ничего не заметил?

— Они сказали, что ты очень странно себя вел. Еле двигался, шатался, и вообще не оборачивался, хотя несколько раз они весьма явно шумели.

Френтос промолчал, лишь в печальных мыслях опустив голову, хоть на секунду стараясь собрать для себя в той голове картину недавних событий, которые там совсем, как оказалось, не отложились. Единственное, что он помнил отчетливо, и что все еще будто телесной памятью потрясывало все его тело и сам разум — это страх. Он не хотел вспоминать его, в котором правда, впервые в жизни, понял, что умирает, и ничего не мог с этим сделать. Пускай он нередко получал повреждения в боях, получал травмы и увечья, а иногда и вовсе едва не истекал кровью после особенно тяжелых сражений, спровоцированных в первую очередь его собственной дурной натурой, он никогда не чувствовал приближение смерти настолько отчетливо, и, в то же время, так притупленно. Это было страшно. Просто чудовищно страшно.

— Они видели, куда ты ушел, и сказали об этом Кенну. Тот нашел тебя…но, почему-то, не помог, а только закрыл на ключ дверь, через которую ты вошел. Может быть, не хотел, чтобы до тебя добрались мои преследователи. Или на то была другая причина, связанная с его приказами от Дорана.

— Уже знаешь? — резко поднял голову Френтос. — Про этого Дорана и его Черное Пламя.

— Отчасти. Когда Кенн уходил, он пришел ко мне, и передал мне ключ от комнаты с тобой. Сказал, что не должен лезть в какое-то… «это» дело, но не мог оставить в беде старых друзей. Наверняка, это было дело именно Дорана, тем более зная самоуправство нашего старого друга, вообще любящего делать все наперекор чужим планам. Он не слишком хорош в роле прислуги, сам знаешь. Но спорить с Дораном даже он бы не стал.

— Да уж.

— Так что? Твой путь сюда тоже не прошел без приключений?

— Нееееет, ничего особенного. — заранее решил опустить тему планов Бездны Френтос, тем более раз уже выполнил свою миссию, и нашел брата, как собирался с самого начала. Теперь ему было важно только это, а про остальное он уже и думать не хотел. — Я вообще сюда на драконе прилетел.

— Прямо в канализацию?

Улыбка на лице Френтоса мелькала очень странно. Сначала он улыбался от собственного кочевряжества, но отсутствие особого удивления со стороны Соккона быстро сбило с его лица ту улыбку. И именно осознание вложенной в его слова мысли, уже через секунду, вернуло ее же обратно.

— А разве ты не знал, что даже в канализациях водятся драконы? Они потому такие редкие, потому что живут в таких местах, куда никто не лазит. — продолжил смеяться Френтос.

— Раньше не знал, пока не попал сюда. — вполне серьезно покачал головой Соккон.

Улыбка с лица Френтоса пропала окончательно.

— Чего?.. — не понял он.

— Видишь ли, наши предки… то есть предки людей, с самого начала сотворения мира жили под землей. — задумался Соккон. — Синокин был их столицей, а выше него стоял один из городов имтердов, которые захватывали земли на поверхности и единолично ими правили. Арды, которыми управляли имтерды, часто забирались с ними под землю, чтобы изучать людей, но не все возвращались назад. Пока люди не создали в своих племенах централизованную власть, здесь, под землей, умерли тысячи и десятки тысяч имтердов и ардов. Ты даже не представляешь, какие кости я находил в нижних стоках, и которые до сих пор там не разложились. Таких монстров сейчас в мире, наверное, уже столетия просто не существует.