— Если это так, то мы должны всеми силами помешать ему исполнить свой план, каким бы он ни был. Два года назад Доран приказал Думе создать событие, при котором он сможет отвлечь всех нас от Кацер, на которых хотел напасть. Тогда я не понял его плана, и он обманул меня. Теперь мы сведем счеты, и я спрошу его, чего Доран хочет на самом деле. Если он ответит — мы решим эту проблему раз и навсегда.

Пусть Красное Пламя освещало им дорогу, даже оно рассеивалось впереди, в уже последнем коридоре, куда из дыры наверху, ведущей в холл самой тюрьмы, веселыми и беззаботными лучами било золотистое солнце. Позади них расстилалась тьма, и была она уже непроглядна. Только Хемирнир, пусть и ни на что конкретное не смотрел, свойственным монстру высшей формы жизни всевидящим зрением пробивался через тьму, все же направляя взор больше не в то, что видели глаза, а в картины, что рисовал перед ними мозг. Невозможно нашим языком точно описать его чувства, для человека просто не свойственные, но, все же, имеющие связь с таковыми у нас. Волнение, грусть, злость — эти чувства лишь немного отличались от наших. Он и сам терялся в них теперь, вспоминая слова Дорана о том, что на самом деле должно было произойти в Эмонсене, и почему на самом деле он просил Хемирнира увести Кортя подальше от Синокина, чтобы тот ни в коем случае не успел туда вернуться, когда узнает уже от Думы истинные планы Бездны. Ведь Дума прибыл в Эмонсен по своей воле, а не по воле Дорана. Правитель Бездны ему лишь помогал, пусть и пытался извлечь из планов своего подопечного максимальную выгоду.

— «Сколь же ты глуп, вор. — опустив голову, одновременно хитро и грустно кривил в улыбке лоскуты губ он. — Моей сестре незачем убивать Думу, и ловушка Эмонсена возведена вовсе не на такую мелкую дичь. Даже не на этих Кайлу и Тиадрама. Он ждет в городе тебя, и никого другого. Или, вернее сказать, «они ждут вас»?»

От тюрьмы уже почти ничего не осталось за два года, и Красное Пламя Кортя было тому не единственной причиной. Вернее сказать — оно рушило тюрьму не всегда напрямую, но лишь подъедало фундамент, стены, несущие конструкции, и оттого потолки и прочие стены рушились, а завалы ниже доедало уже само Пламя. Корть очень ловко перескакивал через завалы, двигаясь по замусоренному холлу налево, желая выйти из здания через уже свободные от трупов, не как раньше, заваленные лишь камнями и собственными обломками, южные ворота. Потолка над прежним третьим этажом тюрьмы уже совсем не было, и солнце активно разгоняло застоявшийся во всей тюрьме холод, с тем развеивая и ее вечную тьму.

— Солнце уже поднялось. Мы точно успеем? — взволнованно следуя за Кортем, не менее ловко пробиралась вперед через обломки бывшего потолка и стен Филони.

— К ночи до Эмонсена мы точно доберемся. — не отвлекался Корть.

— Кайла и Тиадрам должны были переночевать в Манне-Доте, и оттуда утром выступить в город. От нас до города почти два дня пути.

— Тогда поднажмем.

Войско Чеистума и Гоклона уже и вправду выдвинулось из города, и активно, с немалым шумом старых строевых песен, двигалось по лесу вперед, к развилке возле Леса Кортя на деревню Кирпичники. Воины двигались довольно быстро, ведомые хорошо заметными даже из-за спин товарищей своими командирами верхом на конях. Только сами командующие штурмом Чеистум и Гоклон, как и командиры еще не собранного диверсионного отряда, Кайла и Тиадрам, получили коней. У Кортя и Филони были все шансы догнать не слишком быстрый строй на подступах к городу. Никто не ждал их появления, как и никто не ждал ловушки в самом городе. Слишком сильное давление Черного Пламени на мир в эту Эпоху давало о себе знать, и планы всех сторон немного смещались во времени. Это было не заметно глазу обычных существ Гармонии, сколь бы велика не была их власть над Первородным Пламенем. Как никто из тех людей не ждал вмешательства со стороны, так никто тем более не ждал, как в планы их вмешается сам мир. Не зря солнце над их головами так быстро уходило с небосвода. Со всем миром вокруг них происходило нечто зловещее.

Как ни в чем ни бывало солнышко пригревало шумный строй, своим пением перебивающий пение птиц и шелест леса вокруг, сопровождая его все дальше по еще влажной и грязной дороге вперед. Было не слишком жарко, и не слишком шел на пользу воинам холодный ветер с севера, даже из-за деревьев дующий им почти в лицо. Лес вокруг них был уже далеко не так густ, как перед самым городом, и выглядел уже далеко не так мрачно, тем более закрывая собой теперь вставшее в зенит солнце. Все равно, деревья вокруг, как и сама лесная чаща, тем более как сама дорога под сапогами воинов, были еще влажными и холодными, отчего казались мрачнее, и отчего на солнце блестели только ярче. Это радовало глаз Чеистума, не перестававшего в пути при легком галопе своей лошади, ибо строй от него все равно ни на шаг не отставал, вслушиваться в песни Демонов, сам с приятной ностальгией вспоминая их мотивы спустя сотни лет. Командиры их, включая и капитанов современной армии, шли впереди остального строя, кто-то присоединяясь к хору, а кто-то еще думая, не является ли это нарушением субординации. Оба Бога молчали, лишь весело качая головами от качки лошади, но добавляя движений и явно в темп песням, так что, скорее всего, совсем не были против подобной деятельности подчиненных, что командиров немного успокаивало. Тем более учитывая их волнение в предвкушении самого штурма.

Новый рассвет сменит ночь,

И враг-оккупант слиняет прочь.

Солнца луч играя объявит день,

Но для них его закончит смерть.

Для штурма Эмонсена были выбраны только опытные воины, включая и ветеранов современных войн, кого-то из войны с Бруси, кого-то из старого войска Аквина Тибфера, и даже кого-то из войска Даллахана и Вали. Кого-то, конечно, из нескольких сменивших друг друга войск подряд. Ни для кого шесть, восемь, или двенадцать часов в пути, как предполагали сами Чеистум и Гоклон, отталкиваясь от положения солнца на небосводе, не были серьезным путешествием. Даже в полном доспехе под не слишком пекущим солнцем, тем более обдуваемые холодным ветерком, гуляющим и изредка завывающим между деревьями и дорогой, столько времени пути не были для этих людей проблемой. Горстка авантюристов и путешественников из строя, за годы странствий прошедшие не меньше километров, чем бывалые вояки, и теперь шли рядом с ними наравне уверенно, и ни на что не жаловались, пускай и не все были одеты по погоде, но к ее капризам уже давно привыкли.

Позади строя шел обоз из четырех последовательно соединенных мелких повозок, запряженный двумя сильными бурыми кобылами с восседающими на них квартирмейстерами (одним из группы Кайлы и Тиадрама с самого Леса Ренбира). Они везли за строем припасы первой необходимости, включая медикаменты, октовые приспособления, иногда запасное оружие, и, самое главное, еду и питье. Круглые и качественные деревянные колеса из дуба почти не проваливались в лужи и ямки ухабистой и бугристой от постоянных дождей своего региона дороги. Возможно, так только казалось, ибо лошади, как следует отдохнувшие перед дорогой в большом общем стойле перед городом, отоспавшиеся и откормленные насколько это было возможно, сами били подковами копыт по грязи, разбрасывая ее чаще только под себя, ибо строй начинался чуть поодаль впереди, отбивая ритм песен строя, даже иногда легко гарцуя. Такая атмосфера даже лошадях была по вкусу, они не скрывали радости, как ее не скрывали и сами воины, после каждой своей песни затягивая новую, ни на секунду совсем не замолкая.

— Они всегда такие шумные? — чуть приблизилась к Чеистуму сбоку на лошади Кайла, тем лишь на секунду переведя взгляд Бога на себя, даже не поменяв выражение его лица.

— Когда не спят, конечно. — улыбаясь, тихо про себя посмеялся он.

— Да как сказать. — все стараясь просто держаться в седле и не падать, добавил Тиадрам. — Ночью они вообще не затихали.