Брайен изумленно похлопал глазами и лег на землю.

— Ты правильно сказал, — произнес Брукс. — На войне нельзя быть честным. — Он замер в засаде под деревом, дожидаясь, когда вернутся остальные.

— А раньше таких проблем не возникало? — с некоторой обеспокоенностью спросил генерал-губернатор Уилт Хэмер.

— Никогда, сэр, — ответил оператор связи. — Я обнаружил, что канал не работает, когда попытался связаться со своим коллегой на Капелле-9 для текущей проверки системы. Компьютер сообщил, что канал не функционирует уже семьдесят три минуты.

— Вы пробовали восстановить связь с Конфедерацией?

— Незамедлительно, сэр. В течение последних трех часов я предпринял все, что в моих силах, но, увы, безрезультатно.

— На том конце совсем ничего? — спросил Хэмер. — Никаких статических шумов, или как это у вас называется?

— Насколько мне известно, для гиперпространственной коммутации не характерны технические неполадки, сэр, — ответил оператор. — Особенно если это канал постоянного доступа, а у нас… был… именно такой.

Хэмер затянулся сигарой.

— Вы — старший техник? Может быть, у вас на станции есть кто-то более опытный?

— Я старший техник, сэр. Обучался на Центруме. Семь лет работал на армию. Квалификация АА+.

— Не обижайтесь, — сказал Хэмер. — Просто мне необходимо знать все наверняка.

Оператор не ответил. Хэмер закусил верхнюю губу.

— Хорошо. Запишите сообщение. Пойдет в 0-коде лично Алену Редруту, регенту Ларикса и Куры. Текст такой: «Потерял связь с Капеллой. Работают ли ваши каналы?»

— Боюсь, будут проблемы. — сказал оператор. — Я сам пытался послать запрос на Ларикс-Куру, в их департамент связи, около часа назад и не получил ответа. Совсем никакого ответа, сэр.

— Попробуйте еще раз. Мне Редрут не замедлит ответить.

— Да, сэр.

Хэмер повернулся к помощнице оператора:

— Свяжитесь со всеми членами совета и с коудом Уильямсом. Я хочу, чтобы в течение часа все прибыли в здание Планетарного правительства. Слышите, в течение часа!

— Хорошо, губернатор, — ответила женщина. Хэмер направился было к выходу, но остановился.

— Оператор, я надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, насколько серьезна, то есть потенциально серьезна эта ситуация?

— Да, сэр.

— Не рассказывайте никому, это значит — вообще никому, о случившемся.

— Я уже известил моего непосредственного начальника.

— О нем я позабочусь сам.

— О ней. Вы позаботитесь о ней, сэр, — повторил оператор.

— Какая, черт возьми, разница! Ничего никому не говорить. Это мой прямой приказ!

— Да… — Дверь за генерал-губернатором захлопнулась прежде, чем связист успел добавить «сэр».

Оператор присвистнул, нажал кнопку, и с потолка опустился микрофон:

— Шифр IX-N-8.

Динамик сперва загудел, потом звук стал чистым.

— Ибар, Куал, 23. Балар, Балар, говорит центр Планетарного правительства, прием…

— Планправцентр, говорит Балар, прием, — ответили ему с единственного спутника С-Камбры.

— Керен?

— Да, я.

— У нас в центрифуге — редкие металлы, — сообщил оператор. — На этот раз — просто бриллианты.

Сегодня Ньянгу дежурил по роте. Дело было нехлопотное — сиди на вахте, отвечай на звонки, сходи, куда пошлет дежурный офицер. Эти дежурства давали рекрутам возможность немного расслабиться, привести в порядок обмундирование.

Но сегодня вечером все было иначе. Дежурный офицер, дек Элис Куант, сразу предупредила Ньянгу, что альт Хедли остался в кабинете и три часа не слезал с аппарата секретной связи. Ужин, против обыкновения, он потребовал в кабинет. Происходило что-то необычное, и Ньянгу решил, что на сей раз не будет чистить ботинки и пришивать пуговицы.

Вскоре в кабинет Хедли проследовали старший твег Гонсалес и аспирант Воксхолл в сопровождении трех офицеров с эмблемами штаба Корпуса на петлицах. У всех был встревоженный вид. Ньянгу гадал, что же такое случилось. Столько офицеров одновременно он не видел с тех пор, как давал присягу.

Хедли открыл дверь.

— Дек Куант, разыщите финфа Кипчака. Пусть явится.

Ньянгу отметил, что Хедли использует полные звания и фамилии. Видно, дело нешуточное.

— Да, сэр.

Дверь закрылась.

— Рекрут, ты слышал приказ? — спросила Куант. — Кипчак служит в… — Она посмотрела в штатное расписание. — Группа «Гамма», первое подразделение. Шевелись!

Петр оказался в общей казарме группы «Гамма». Он придирчиво изучал висящий на вешалке бронежилет. Отстегнув кобуру, укрепленную под мышкой справа, Кипчак пристегнул ее пониже, над поясом. Рассмотрел, нахмурился, помотал головой и вернул кобуру на прежнее место.

— Начальство вызывает, — сообщил Иоситаро.

— Ого! Что надо боссу?

— Не знаю. Просто приказано явиться.

— Мамочки! — сказал Петр. Он надел кепку, оглядел форму и стремительно направился к двери. Ньянгу едва поспевал за ним.

— Как твои дела? — спросил Кипчак. — Последний раз я тебя видел на присяге.

— Ни на что нет времени, — ответил Иоситаро.

— Я слышал. Лир умеет это устроить. Выплывешь?

— Не знаю, — признайся Ньянгу. — Сомневаюсь. Я бы с удовольствием постоял на камушке.

— Не ты один.

Они спустились на второй этаж и почти бегом влетели в штаб роты.

— Иди на ковер, — приказала Куант, и Кипчак исчез за дверью.

— Схожу за кофе, — сказала она Ньянгу. — Когда собирается столько начальства, нужен кофе.

Она ушла. Ньянгу оценил ситуацию, подошел к рабочему столу первого твега и включил интерком. В кабинете командира роты звучал голос Кипчака.

— Нет, сэр. Мне это неизвестно. Мы целый день провели на полигоне.

— Кроме вас, нам не удалось найти ни одного человека, в последний год побывавшего хотя бы в другой системе Конфедерации. Про Ценгрум я и не творю, — звучал незнакомый голос. — По словам твега Гонсалеса, у вас хватает ума, чтобы дать нам хоть какую-то полезную информацию.

— Вряд ли я могу о чем-то судить, сэр. — Петр говорил неохотно. — Я ведь не аналитик. И вообще, я предпочел бы не говорить на эту тему.

— Почему? — спросил Хедли.

— Потому что… Потому что если я скажу то, что думаю, меня могут записать в сумасшедшие.

— Мы попробуем понять, — прозвучал незнакомый голос.

— Давай, Петр, — сказал Хедли. — Всем, кто живет на этой планете, сейчас очень нужны факты. Пусть это даже сумасшедшие факты.

— Как прикажете, сэр, — ответил Кипчак и заявил: — Я думаю, что Конфедерация разваливается. То есть уже развалилась, если я правильно понимаю. Сэр, когда я последний раз уволился, то провел на гражданке целый год. Все, что меня окружало, было ни на что не похоже. Я знаю, людям с такой биографией, как у меня, может казаться, что мир катится в тартарары. Но вот вам факты. Во-первых, я так и не получил денег, полагающихся при увольнении. Я ходил по всем инстанциям, но мои бумаги оказывались где угодно, но не там, куда я приходил. С каждым разом в очередях у госучреждений стояло все больше и больше таких, как я. Тех, кому что-то было нужно от государства. И никто ничего не мог добиться. Всем отказывали под разными предлогами, а некоторые говнюки-бюрократы не удосуживались даже изобретать предлоги. Я начал сравнивать происходящее с тем, что помнил по доармейской жизни. Все шло не так. И никому, во всяком случае никому из начальства, ни до чего не было дела. Общественный транспорт ходил без всякого расписания, если вообще ходил. На транспортных развязках — пробки, аварии, обвалы. А все только пожимают плечами, как будто так и надо. Преступность стала видна без всяких газет. Да какая преступность! Убивать стали просто ради того, чтобы убивать. Без цели ограбления, без всякой видимой корысти. Чуть ли не каждый день кто-то из политиков оказывался на скамье подсудимых, и никто этому не удивлялся. Может, мне в этой ситуации просто показалось, но я заметил, что богатые люди стали сверхбогатыми, а бедные — почти нищими. Увидеть на улице богатого человека было почти невозможно — они редко выходили из своих районов, похожих на средневековые крепости. Если выходили, то с несколькими телохранителями, а если выезжали — легко могли поймать кирпич на ветровое стекло. Тот, кто его бросил, считался героем.