— Я вижу головку ребенка, — ответила я и сама подивилась своему тону, настолько он был уверен и спокоен. — Вряд ли она доедет до ближайшего роддома, — как сквозь завесу, открутила йод из аптечки и вылила себе на руки. — Надо помочь!

И сама ужаснулась, зачем сказала, но не сказать не могла, — мелькнула у меня мысль.

Только бы я ошиблась!

Тимур искоса глядел на меня: не смеюсь ли?

— Значит, нашему сыну не терпится появиться на свет, — не смог сдержать улыбку глава семейства.

— Га-а! А!! — вдруг выкрикнула Аня.

— Может лучше в больницу? — сквозь зубы прошипел Тимур, содрогаясь от душераздирающего крика. — Обстановка противоречит понятию “подходящие места для родов”.

Я посмотрела на него, как на безумного. Внутри себя я думала также: “Он ведь прав? Ведь я не смогу". А говорила иное, решив отложить страхи на невероятное далекое “потом”:

— У тебя есть в машине чистая одежда?

— Есть, — темные волосы Тимура были всклокочены, и он постоянно проводил по ним ладонью, еще больше взлохмачивая прическу.

— Неси!

Тимур выполнил все беспрекословно.

— Уже скоро.

Следующая схватка была настолько сильной и продолжительной, что Анна потеряла счет времени.

— Старайся глубоко дышать, — дала ей совет, чувствуя, что свалилось на меня трудное, страшное дело. — Просто дыши! Делай вдох-выдох…. Вдох-выдох, — показывала ей. — Скорая скоро будет!

— Хорошо, — будущая родительница начала послушно дышать. Она делала глубокий вдох, потом выдыхала и снова вдох. И тут — о чудо! — до сих пор только плакавшая и издававшая непривычные для нормального человеческого уха стоны, больше похожие действительно на страдания животного, чем на человеческий крик, стала выть все-таки тише, чем прежде.

Через десять минут стало ясно, что момент настал. Боль превзошла все ожидания, и Аня кричала так сильно и корчилась в таких муках, что на нее было страшно смотреть.

— Выходит! И волосики у него черные! Нужны усилия для того, чтобы помочь малютке выйти наружу.

Мои слова вселили надежду на окончание пытки, Аня с удвоенными силами начала тужиться.

Напряжение распирало, чуть ли не разрывало меня саму, это был предел и моих возможностей. Еще немного, последнее усилие. Вдруг, словно что-то вылетело. И мы обе не поверили, услышав…

Крик! Розовый комочек закричал неожиданно низко. Сперва вскрикнул, словно пробуя свой голос, потом зашелся в жутком неприятном вопле с изменяющейся тональностью. У меня от испуга дрогнули руки, и я чуть не выронила это чудо. Его нежная кожа была настолько тонка, что сквозь ее с легкостью просматривались кровеносные сосуды.

Как-то незаметно отошел послед.

— Как он? — забеспокоилась Аня.

Мой дрожащий голос выдавал себя:

— Десять пальцев на рук-ках и десять пальцев на ног-гах.

Я и обрадовалась, и испугалась, когда теплая рука легла на мое плечо.

— Давай помогу, — Тимур помог завернуть младенца в свое белое худи.

Мы с ним переглянулись. Мурашки так и побежали у нас по спине.

— С ума сойти, — пробормотала я, остолбенев от изумления.

Я даже не услышала звук сирены, который становился все громче. Не услышала, как новоиспеченный отец бросился на дорогу, практически прямо под колеса скорой.

— Какого ты бросаешься под колеса! — машина резко, с визгом тормозов остановилась. — Жить надоело?…

ТИМУР

Я сидел за рулем машины, ощущая пустоту и тревогу внутри. После такого нельзя не поверить, что за каждым человеком закреплен ангел-хранитель, — думал я. Как глупо могло все закончиться. Даже толком не начавшись. Спасибо тебе, Вселенная.

В окружающем мире изменилось на удивление много. Было лето, хотя в душе была зима. Стемнело — ни луны, ни звезд. А на ветровом стекле появились маленькие капли дождя, и я включил стеклоочистители.

Пережитое событие оставило глубокий след, и теперь мне было тяжело скрывать это от Олеси, которая сидела рядом. В груди ныло, точно туда ударили кинжалом, а затем его еще и провернули. Я старался не показывать своего состояния, но боль в груди становилась все сильнее.

Какое-то время мы ехали молча. К счастью, разговоров уставшая Олеся со мной не заводила, будто устала до такой степени, что не чувствовала во рту собственный язык. Я тоже беседовать не рвался — меня здорово пугало, что пустота в груди не проходила. Бесконечная, неумолимая. Голова отказывалась думать, руки, сжимающие руль, онемели. Все силы теперь уходили на то, чтобы управлять машиной, и не замечать искр мелькающих в глазах. Конечности плохо повиновались. Ехал по наитию, совсем не разбирая дороги. Попытался вдохнуть, но не смог толком. Мерзкие фонари вгрызались прямо в мозг, сверля раскаленным буром.

Олеся начала подозревать, что со мной явно что-то не так. Я не мог больше этого выносить. Сердечная боль становилась все более явной, накрывая меня своими сильными волнами. Все! Не мог больше…

Я чувствовал, как паника охватывала меня. Вращая руль, пришлось остановить машину на обочине. Начинался сильный дождь. Не без труда оторвал пальцы от руля, отстегнул ремень безопасности. Мне срочно нужно было принять лекарство, но оно куда-то запропастилось в захламленном бардачке. Документы, чехол с солнцезащитными очками, фонарик. Я не мог найти нужные таблетки. Выругался. Я давно страдал сердечным заболеванием, и сейчас это давало о себе знать. Казалось, что вся тяжесть пережитого давит на меня, не давая вздохнуть.

— Тимур, — Лисенок обратила мое внимание на себя. Кожей я чувствовал открывшиеся глаза, направленные прямо в меня. — Что происходит? Что ты ищешь?

Наконец, среди прочих ненужностей, я нащупал заветную упаковку. Лисенок подалась вперед, выдавая естественное желание узреть название. Дрожащими руками вытряхнул на ладонь крошечную белую пилюлю. Передернув щекой, от тупой сердечной боли, быстро запил горькую таблетку, которая уже начала растворяться на языке, оставляя отвратное послевкусие. Выпил еще немного, чтобы заглушить привкус. Запрокинул голову и уперся затылком в кожаный подголовник, ошалело хлопая ресницами, судорожно вдыхая и выдыхая, вдыхая и выдыхая, вдыхая и выдыхая…

Олеся была напугана. Я понимал, что должен объясниться, но не знал, с чего начать. Постепенно напряжение начало отпускать, и я смог более ясно мыслить.

— Ты в порядке? — теплые руки ненадолго коснулись моего лица.

Я тут же пожелал никогда в жизни больше не слышать этот вопрос. Не в борьбе ли за жизнь я провел годы детства и юности?

— Я… все в порядке, — разлепил губы.

Лисенок поджала губы, охаживая мою холеную моську обиженным взглядом. Неожиданно выдала:

— У меня нет вилки…

— Вилки??? — устало приподнял брови.

— Чтобы снимать лапшу, которую ты собираешься повесить на мои доверчивые уши.

— Лисенок, — начал я, шумно вздохнув. — Нет причин переживать. Правда! — покачал головой.

— Ты болен? — ее левая бровь взлетает.

— Здоров.

— Нашел дурочку. Здоровые люди не сидят на таблетках.

Громко вздохнув, Лисенок потянулась к упаковке с лекарством. Момент! Я рассчитывал лишь на свою ловкость: чувствуя прилившую к рукам кровь, первым схватил его и припрятал в карман.

Между мной и ней повисла мучительная неопределенность. В висках трепетала кровь, сердце заходилось в животном ритме, над губой выступила соленая горечь испарины. Я выскочил из машины, несмотря на то, что гулять под дождем — удовольствие для меня ниже среднего.

Тут же обернувшись я увидел Олесю всю побледневшую, она, недолго думая кинулась за мной. Но издалека заприметив в каком я сейчас состоянии, она остановилась.

Мне бы только собрать все свои силы в кулак…

— В больницу зашивать рану поэтому не поехал? Там бы все передо мной раскрылось? Что есть какие-то проблемы?

Какой же прицельной была ее интуиция! Теперь Лисенку все точно становилось ясно.

— Не вижу связи, — я нахмурился.

— Лучше тебе не знать, какую связь здесь отслеживаю я, — рыкнула она. — Та цыганка… я думала тебе мелочи для нее жалко. А тебе оказывается переживать нельзя? Да?