В полночь, в самую середину лета, на побережье, в древнем доме, не знающем перемен, Гален Уэйлок – уже не мальчик, но еще не мужчина – во сне услышал далекий размеренный звук морского колокола.

Он проснулся. Глаза юноши округлились от страха и изумления; он вцепился в пропитанные потом простыни, скручивая их в тугие жгуты. Сквозь венецианские окна спальни на кровать падал лунный свет. Тени скрадывали темное дерево стен и потолка. Снаружи доносился мягкий не умолкающий говор волн, бьющихся о скалы внизу.

Печальный перезвон смолк; слух теперь улавливал только земные шумы.

– Это мне почудилось! – лихорадочно бормотал он. – Это не настоящее, не взаправдашнее, такого не может быть! Только не теперь! Не со мной!

Если верить преданию, минуло более пятнадцати сотен лет с тех пор, как первый хранитель ордена заснул под дубом в Гластонбери в ожидании загадочного неуловимого голоса волшебного колокола над осиянными звездным светом волнами океанов, известных одним сновидцам. За время, пока он спал, выросшие омела и плющ сплелись с его волосами.

Гален сбросил покрывало и попробовал зажечь свет. Пальцы задели стекло, и он услышал, как лампа перевернулась, покатилась по ночному столику и свалилась на пол. Недовольно бормоча, юноша потянулся вниз, где на полу лежали брошенные возле постели джинсы, и нащупал в их кармане фонарик.

С минуту он сидел на краю кровати, лучом фонарика освещая себе левую руку и пристально разглядывая крохотный ожог на ладони. Он тяжело дышал, сгибал и разгибал пальцы, морщился от боли, а глаза его широко раскрылись от изумления.

Затем он с воплем вскочил на ноги.

Мгновение спустя Гален, задыхаясь, влетел в гостиную этажом ниже. В камине пылали, потрескивая, два толстых полена, а перед огнем сидел дедушка Галена Лемюэль. На каминной полке, по всей длине, стояли в ряд двенадцать зажженных свечей. Над полкой красовался высеченный в камне щит с изображением крылатого коня, вставшего на дыбы над двумя скрещенными ключами. Внизу был начертан девиз из двух слов: «Терпение и вера».

На противоположной стороне комнаты, напротив гербового щита, висел писанный маслом портрет темноволосого и темноглазого человека в черной сутане, с черной конической митрой на голове. На церемониальной нагрудной цепи у него висел тяжелый золотой ключ, а на коленях покоился конский череп цвета слоновой кости с единственным спиральным рогом во лбу. Портрет был выполнен в высокопарном, парадном стиле и перегружен тенями.

Дедушка Лемюэль пошевелился и отложил книгу, которую держал в руках.

– Убери этот свет. Если тебе приспичило выползти ночью, возьми лампу. После возвращения из колледжа ты стал крайне небрежно и беспечно относиться к правилам дома.

Гален выключил фонарик, и кружок света у его ног пропал.

– Дедушка, послушай! – нетерпеливо воскликнул он.

Дедушка Лемюэль веско продолжал:

– Твой отец тоже никогда не понимал, почему наша семья живет таким образом. Ему не хватало веры. Человек спокойно может обойтись без современной канализации и электричества.

Ярость Галена переборола его терпение.

– Не говори о нем так, словно он мертв! Он лишь вступил в армию и уехал.

– Не я, но высшие силы воспринимают недостаток веры у твоего отца как предательство древней клятвы нашей семьи. Он никогда не верил, что время придет… – Дедушка Лемюэль уронил голову, мрачно поджав губы.

– Дед! Оно пришло!

Дедушка Лемюэль выпрямился, моргая.

– Что такое, малыш?

– Я слышал морской колокол.

– Колокол?!

– Только что. Сегодня вечером. Когда держал вахту на внешней стене.

На лице у дедушки Лемюэля ничего не отразилось, но отблеск сдерживаемого возбуждения мелькнул в глазах.

– Мы должны быть осторожны. Явился ли в твоем сне хоть один из семи знаков Виндьямара?

– Я видел знак и получил зов. Видение морской птицы со светильником в клюве.

Лемюэль забормотал:

– Светильник? Светильник… Хм… Мм… Молот, кольцо, жезл, лук, титан, Грааль… Рог? Странно. Факел мог бы символизировать кровь титанов, но фонарь?.. Светильник не является одним из семи… – Выпрямившись, дедушка Лемюэль спросил Галена: – Откуда ты знаешь, что это был истинный сон, прошедший через врата рога? Провел ли ты три испытания?

– Полет, чтение, рассматривание рук. Дедушка Лемюэль, ты же знаешь, что я помню про испытания! Я пребывал в глубоком сне. Это был настоящий сон. И я слышал сигнал тревоги, которого мы ждали все эти годы. Я слышал его. Я слышал морской колокол! – Все это выплеснулось разом, нервной скороговоркой.

Дедушка Лемюэль вскинул ладони.

– Мы не должны слишком торопиться. Когда-то Альфкинниг, третий страж Эвернесса, подумал, что услышал тревожный сигнал, и отозвал из Рима Неспящего Воина, чтобы защищать башню Вортигерна в Уэссексе. И оставшийся без охраны город пал перед готами Тотилы. Шестьдесят первый страж Сильваниус Уэйлок призвал князей бури, дабы потопить Армаду ради Елизаветы, и за такое самоуправство мы были с проклятием изгнаны из Англии Белым Кругом, чьи полномочия мы узурпировали. Нам пришлось камень за камнем перенести этот дом в Новый Свет. Когда семьдесят девятый страж, мой дед Финеас Уэйлок, услышал морской колокол, он пробудил камни и послал Высокий зов. Но это оказался не настоящий сигнал – просто левиафан запутался в призрачных сетях Виндьямара, хвостом пошатнул хрустальную колокольню и раскачал колокол. Камни Эвернесса разгневались, что их пробудили от дремоты по столь ничтожной причине, и мой дед лишился глаз, усмиряя их… Спроси он совета у королев, мог бы и сохранить зрение…

Гален поднялся и, несмотря на молодость, заговорил с той же нотой властности в голосе, что и у деда. Лица обоих приняли одинаковое выражение.

– Дедушка! Я знаю разницу между обычными и истинными снами. Я знаю ее не хуже тебя, а может быть, и лучше. Сон-лошадка приходит каждый раз, когда я позову! Так было уже трижды. И я знаю истинный голос морского колокола. Я слышал его сегодня ночью на море.

Дедушка Лемюэль не выразил неудовольствия, но и не улыбнулся. Возможно, он приветствовал проявление стойкости в молодом человеке. Тем не менее, тон его оставался холоден.

– Может быть. Но поводья еще не выскользнули из моих рук. Ты пока не страж Эвернесса, вне зависимости от твоих способностей.

– Дедушка, я слышал морской колокол. Пора пришла. Близится время трубить последний сигнал.

Тут дедушка Лемюэль улыбнулся, но улыбка вышла печальной и усталой.

– Терпение и вера суть добродетели, в которых должны упражняться смертные, когда держат оборону против бессмертных врагов. Гален, мы, каждый из нас, за все прошедшее время думали, или надеялись, или боялись, что час, когда прозвучит рог, близок. Но этого никогда не происходило. Ожидание длиною в жизнь кажется невыносимым, когда ты столь юн, не правда ли?

11-Гален было заговорил, но Лемюэль поднял руку:

– Терпение! Мы проделаем все в должной последовательности, но только в том случае, если (я говорю: «если»!) эта последняя тревога окажется знаком, которого мы ждали все эти долгие и утомительные годы. Столько ложных тревог бывало раньше.

Гален притих, и на лице у него проступила мальчишеская неуверенность.

– Ладно. А теперь что? Что нам делать сейчас? В старых инструкциях говорится, что следует предупредить короля или губернатора королевской колонии в Новом Амстердаме. Так что нам остается? Может, мне полагается позвонить президенту? В нашем допотопном музее даже чертова телефона нет! – Раздосадованный Гален стукнул по стене кулаком.