Флавия поблагодарила сотрудницу архива, села и, ожидая, когда ей принесут заказанное досье, стала просматривать любезно предоставленные ей списки конфискованной во время оккупации собственности. Она внимательно прочитывала каждую страницу, в глубине души надеясь обнаружить упоминание о коллекции Гартунга.

В принципе ее гипотеза была вполне жизнеспособной: после того как снесли Берлинскую стену, давно пропавшие ценности начали всплывать в запасниках восточноевропейских музеев как грибы. Сотни картин, конфискованных во время войны и никогда более не выставлявшихся, стали головной болью музейных кураторов и дипломатов.

Интересно, убийства Мюллера и Эллмана могут быть связаны с коллекцией Гартунга?

Чем больше она углублялась в чтение, тем сильнее удивлялась тому, как мало знает о конфискации ценностей во время войны. Ее поразило, что конфискация проводилась в рамках обширной и тщательно организованной программы. Выдержки из писем секретаря германского посольства в Париже неопровержимо свидетельствовали, что целое полицейское подразделение под руководством Розенберга методично арестовывало людей, обыскивало их дома и переправляло конфискованные ценности в Германию. В промежуточном отчете за 1943 год числилось более пяти тысяч конфискованных картин. А к тому моменту, когда немцы покинули Францию, особый отдел успел переправить в Германию более 22 тысяч наименований различных произведений искусства. Немецкие мародеры с поразительной педантичностью вели записи о своих деяниях. Тем не менее в конце брошюры Флавия обнаружила примечание, что большая часть похищенных ценностей бесследно исчезла.

— А вот и я, мадемуазель, — сказала сотрудница архива.

Флавия с трудом оторвалась от чтения, не сразу сообразив, что обращаются к ней, и приняла из рук женщины пухлую папку.

— Вот еще списки конфискованных ценностей. Надеюсь, вы знаете немецкий. Заказанное вами досье принесут немного позже.

Открыв папку, Флавия вздрогнула: она с ума сойдет, разбирая эти немецкие каракули. Но тут же одернула себя: ты пришла сюда не развлекаться. Женщина принесла ей самый лучший немецкий словарь, и Флавия приступила к изучению содержимого папки.

Все оказалось не так страшно. Имена пострадавших собственников указывались в самом начале страницы, поэтому, бросив взгляд на первую строчку, Флавия тут же откладывала документ в сторону. Но даже при таком поверхностном изучении она просидела над папкой целых два часа. Под конец у нее испортилось настроение от бесконечного перечисления изъятых гравюр, рисунков, статуэток, картин и фамильных драгоценностей.

В половине второго она вдруг наткнулась на то, что искала: Гартунг, Жюль; авеню Монтень, 18. Список ценностей, изъятых 27 июня 1943 года, в соответствии с ордером, выданным в ходе операции «Лезвие бритвы» 23 числа того же месяца.

В тот день немцы вернулись с богатой добычей, подумала Флавия, окинув взглядом внушительный список: 75 картин, 200 рисунков, 37 бронзовых и 12 мраморных статуэток, 5 шкатулок с драгоценностями. Неплохо для одного утра, если верить списку: Рубенс, Тенирс, Клод, Ватто.

Однако картина Флоре в документе не упоминалась — Флавия перепроверила дважды. «Черт, — подумала она. — Этот список в корне меняет дело. Потому что если картина и входила в коллекцию, какой смысл Мюллеру охотиться за ней, когда здесь такие богатства?»

— Мадемуазель ди Стефано?

Она подняла голову.

— Да?

— Не могли бы вы пройти к директору?

«Господи, какой еще сюрприз мне опять приготовили, — подумала Флавия. Она осмотрелась, вычисляя кратчайший путь к отступлению. — Если мне опять придется удирать, я заору».

Однако женщина по-прежнему мило улыбалась и немного смущенно попросила ее пройти в кабинет в дальнем конце коридора. Извиняющаяся улыбка женщины окончательно убедила Флавию, что там ее не ждет никакая ловушка. «У меня начинается паранойя», — подумала она.

— Рад видеть вас, — сказал директор архива, протягивая ей руку. — Франсуа Тюильер. Надеюсь, вы нашли то, зачем пришли.

— Отчасти да, — ответила Флавия, все еще ожидая подвоха. Опыт подсказывал ей, что директор архива не станет приглашать для личной беседы обычного посетителя, как бы редко они к ним ни захаживали. — Я жду, когда найдут еще одну папку.

— Ах, вы, должно быть, имеете в виду досье Гартунга?

— Да, верно.

— Боюсь, здесь у нас возникает небольшая проблема. «Ну вот опять, — подумала она. — Так я и знала: слишком уж все легко сегодня складывалось. На исходе день все-таки показал свое жало».

— Мне очень неприятно говорить вам об этом, но я вынужден признаться, что в данный момент у нас нет этого дела.

— Вы потеряли его?

— Да, вы угадали.

— Какая жалость.

— Почему-то его не оказалось, на месте. Я подозреваю, что его не вернул нам посетитель, который заказывал его в прошлый раз…

— Какой посетитель? Когда это было?

— Точно я не могу вам сказать.

— Папка исчезла после его визита?

— Да.

— А часто ее заказывали?

— Нет. Мне ужасно жаль, но вы не расстраивайтесь. Я уверен: она вскоре найдется.

Флавия не разделяла его уверенности, поэтому жалобно улыбнулась и объяснила, что не может ждать: ее командировка затянулась, деньги на исходе…

Тюильер сочувственно улыбнулся.

— Поверьте, мы искали папку целый час. Возможно, мы по ошибке убрали ее в другую ячейку. Боюсь, нам не остается ничего другого, кроме как ждать, когда она случайно найдется. Но если вы хотите, я мог бы сам рассказать вам о Гартунге. По крайней мере эту услугу я могу вам оказать.

Флавия удивленно воззрилась на него. Что происходит? Тюильер избегал смотреть ей в глаза, и ее вдруг озарила догадка, с чем это может быть связано.

— Когда вы получили указание не выдавать мне досье на Гартунга? — спросила она в лоб.

Он беспомощно развел руками.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Но досье в самом деле пропало.

— Понятно.

— Мне и этого не следовало говорить, — сказал Тюильер, — просто я не люблю, когда на меня давят сверху. Я постараюсь передать вам содержание папки по памяти. Вам это интересно?

— Конечно.

— Разумеется, я не запомнил все слово в слово, но помню достаточно много. Иногда я просматриваю папки, которые заказывают посетители. Полгода назад мы получили запрос на сведения о семье Гартунгов. К сожалению, мужчина, который заказывал сведения, больше не появлялся.

— Как его звали?

Директор сдвинул брови.

— Не уверен, что должен называть вам его.

— О, пожалуйста, этот человек мог бы сообщить ценные сведения. Вы же сами говорили, что не любите давления сверху. Я тоже.

— Ладно. Минуту.

Он порылся у себя в столе, нашел ежедневник и пролистал его.

— Да, вот он. Его звали Мюллер. Он оставил свой римский адрес. Вы слышали о нем?

— О да, — ответила Флавия, и сердце ее забилось быстрее. Все-таки она не зря потратила здесь столько времени. Флавия напряженно смотрела на директора, и он улыбнулся.

— Ну же. Пожалуйста, расскажите мне.

Тюильер сложил ладони, соединив кончики пальцев.

— Только помните, — осторожно начал он, — в папке содержались не все сведения. Для полной картины вам придется затребовать дело, которое следователь представил суду.

— А где я могу его получить?

Он улыбнулся.

— Сильно сомневаюсь, что вы его получите. Оно относится к разряду документов, засекреченных на сто лет.

— Я все-таки попробую сделать запрос.

— Это пожалуйста. Только мое мнение: вы зря потратите время.

— Наверное, вы правы.

— Прежде чем я начну свой рассказ, ответьте мне: насколько хорошо вам знаком период, о котором пойдет речь? И что вам известно о Гартунге?

Флавия призналась, что о войне знает только по школьному учебнику истории, а о Гартунге вообще ничего. Его имя всплыло во время расследования.

— Сын Гартунга пытался разыскать сведения о своем отце, и, по нашим предположениям, именно за это поплатился жизнью. Кажется, Гартунг был крупным промышленником, верно?