Однако он умирал стоя, в бою, как и пристало воину Боги любят своих воинов, их кровь, корабли с драконами, красные клинки. Вороны и орлы зовут их домой, в чертоги, где вечно обильно льется мед.

Солнце встало, но он вдруг перестал его видеть. Накатилась длинная белая волна. Он произнес имена Ингавина и Тюнира и ушел к ним.

С совершенно бесстрастным лицом, но с сильно бьющимся сердцем мельник Броган стоял у реки и смотрел, как король и его воины убивают эрлингов на лугу.

Пятнадцать или двадцать эрлингов. Ни одного заложника, никого не пощадили. В уничтожении разбойников не было кровожадности или страсти. С ними просто… разделались. Более двухсот лет англсины жили в страхе перед этими разбойниками с моря, приплывавшими на кораблях с драконами. Теперь этих эрлингов убили, как каких-то жалких бандитов.

Именно в тот момент он решил, что ему все же нравится король Элдред. И глядя на полет стрел, он также пересмотрел свои взгляды на стрельбу из лука. Рядом с ним стоял Модиг, широко раскрыв рот, и крепко сжимал лопату.

Отряд развернулся, чтобы скакать на юг. В этот момент один из всадников отделился от остальных и подъехал к мельнице и реке, где стояли двое мужчин. Брогана на мгновение охватил страх, но он заставил себя успокоиться. Это его защитники, его король.

— Ты живешь здесь? — резко спросил всадник, натягивая поводья коня на другом берегу. — Ты — мельник?

Броган прикоснулся рукой ко лбу и кивнул.

— Да, мой господин.

— Найди деревенских, кого сможешь. Пусть эти тела похоронят до заката. Ты лично отвечаешь за сбор оружия и доспехов. Храни их на мельнице. Здесь восемнадцать эрлингов Все были вооружены как обычно. Мы хорошо знаем, какое оружие должны получить, когда вернемся. Если кто-нибудь что-то украдет, будет казнен. Мы не станем терять время и задавать вопросы. Понял?

Броган снова кивнул и с трудом сглотнул.

— Постарайся, чтобы и другие поняли.

Всадник развернул коня и пустил его в галоп, догоняя отряд. Броган смотрел вслед грациозной фигуре в утреннем свете. На лугу, недалеко от них, лежало много мертвецов. Восемнадцать, сказал всадник. Теперь это его бремя. Он выругал себя за то, что вышел посмотреть. Сплюнул в воду. Будет очень трудно не дать бедным людям украсть ножи или кольца. Но, наверное, воины отряда не поставят ему в вину — да и не смогут заметить — отсутствие какого-нибудь ожерелья или перстня.

Ему пришла в голову мысль, что они с Модигом могли бы собрать большую часть оружия и спрятать его раньше, чем кто-то другой…

Нет, не получится. Очень скоро придут женщины за мукой. Они увидят, что произошло. Невозможно не заметить: Броган уже видел птиц, слетающихся к лежащим телам. Он поморщился. Это будет трудное дело. Его мнение насчет короля и его войска снова изменилось. От господ одни неприятности, когда они появляются и замечают тебя. Ему следовало остаться на мельнице. Он уже поворачивался к Модигу, чтобы сказать ему, что пора начинать работу, но тут слуга схватил и крепко стиснул его руку.

Модиг махнул рукой вдаль. Броган увидел, как слева от них из реки появился человек — бледная, маленькая фигурка, непохожая на эрлинга, как он скажет позже, — и бросился бежать на юг. Он далеко отстал от отряда короля, который почти пропал из виду. Несомненно, они уже отъехали слишком далеко, чтобы звать их вернуться и прикончить последнего эрлинга, который прятался отдельно от остальных. Им придется позволить ему уйти, подумал Броган. Да он и не уйдет далеко один.

Из груди Модига вырвалось сдавленное рычание. Он бросился в речку, поднимая брызги, перешел ее вброд, затем пустился бежать с лопатой в руке.

— Стой! — закричал Броган. — Не будь дураком!

Эрлинг бежал быстро, но быстро бежал и юный Модиг, преследующий его. Далеко впереди еще виднелись клубы пыли, поднятые людьми короля. Броган смотрел на двух бегущих людей, пока они не скрылись из виду.

Позже в то утро он созвал жителей деревни, чтобы они подобрали оружие и доспехи эрлингов, а также кольца и браслеты, пояса и сапоги, броши и ожерелья. Дети бегали вокруг, отгоняя птиц. Броган ясно дал понять, для чего ему пришлось говорить больше, чем когда-либо на памяти любого из соседей, что люди короля скоро вернутся и что смерть обещана тому, кто что-нибудь возьмет себе.

Шок от присутствия восемнадцати убитых разбойников привел к тому, что никто даже не попытался утаить и присвоить хотя бы одну вещь, насколько мог судить Броган. Они переправили снаряжение через реку к мельнице и свалили их в меньшем чулане. Броган запер дверь и повесил ключ к себе на пояс.

Себе он взял всего два кольца и золотой браслет в виде дракона, пожирающего собственный хвост. Прибавил к ним еще три украшения позже, когда большая часть людей отправилась за хворостом, а двое остались с ним в качестве сторожей и дремали под ивой у реки. День стоял теплый. За рекой мальчишки кидали камни в птиц и диких собак, отгоняя их от восемнадцати покойников.

Именно двое мальчишек нашли тело Модига, сына Орда, после полудня, немного южнее. У него были отрублены нос и уши, а также отрезан язык. Последнее, подумал мельник Броган, было нехорошим и злобным поступком. Он злился. Он только что нашел идеального работника наконец-то, а юный глупец взял и позволил себя убить.

Жизнь — это засада, с горечью думал Броган, много засад, одна за другой. Снова и снова, пока не умрешь.

Позднее в тот день крестьяне начали возвращаться с охапками и тележками дров, пришел священник. Женщины тоже пришли, все пришли, кроме малых детей. Это было большое событие, нечто невообразимое, о чем никогда не забудут. Сам король был здесь, спас их от разбойников-эрлингов, всех убил, прямо возле мельницы и реки. Возле их мельницы. Об этом будут рассказывать легенды холодными ночами долгие годы. Еще нерожденные младенцы будут слушать эту историю, их отведут к тому месту, где это произошло.

Новый священник прочел проповедь под открытым небом, призывая могущество Джада и его милость, затем они подожгли погребальный костер, сложенный из дров, запасенных для очагов на зиму, и сожгли эрлингов на том поле, где они погибли.

Потом выкопали могилу и похоронили Модига у реки, и помолились, чтобы он нашел себе дом у бога, в свете.

В предрассветном тумане, немного дальше к западу, Берн Торкельсон соскочил с коня, чтобы облегчиться в овражке. Его первая остановка с тех пор, как он расстался с отцом у Эсферта.

Он провел остаток ночи в быстрой скачке, пытаясь заставить себя не думать об этой невероятной встрече. Что делают боги со своими смертными детьми? Ты переправился на коне через черные, ледяные воды и выжил, сражался и попал в Йормсвик, отправился в набег в землю англсинов… и тебя спас собственный отец. Дважды.

Твой проклятый отец, из-за которого все это случилось. Он виноват во всем, что произошло. И он просто является туда, где ты находишься — на другом берегу моря, — вырубает тебя в переулке и каким-то образом выносит за стены, а потом возвращается, чтобы предостеречь и приказать отправляться в путь. Все это… невероятно сложно. Берн не мог бы сказать, что в ту ночь многое в мире ему понятно.

Он только что снова завязал ремешки на штанах, когда какие-то мужчина и женщина, лежавшие в ложбинке в нескольких шагах от Берна, сели и уставились на него.

Это, по крайней мере, было вполне ясно.

Они встали. Было еще очень темно, вокруг стоял туман, поднимающийся с полей. Их одежда и волосы в беспорядке; совершенно очевидно, чем они занимались. Тем же, чем занимаются молодые мужчины и женщины на лугах по всему миру в летнюю ночь. Берн занимался этим на острове в лучшие времена.

Он обнажил меч.

— Ложитесь обратно, — тихо произнес он. На собственном языке, но они его поняли. — И никто не пострадает.

— Ты — эрлинг! — произнес молодой человек, слишком громко. — Что ты здесь делаешь с мечом?

— Это мое дело. Занимайся своим. Ложись снова.