Если аннексию с радостью принимала страна, непосредственно заинтересованная в ней, то за тысячи миль отсюда, на западе Капской колонии начались открытые волнения с целью заставить местное правительство выступить с осуждением действий сэра Шепстона. Причина этого движения заключалась в том, что голландскую партию, которую мало или совсем не интересовала судьба Трансвааля, больше всего беспокоил свой собственный план по превращению всех белых сообществ Южной Африки в великую голландскую республику, для которой аннексия, по их мнению, явилась бы смертельным приговором. Как я уже указывал выше, не следует забывать, что режиссером в анти-аннексионистском спектакле на протяжении всего действия являлся запад Капской колонии, а трансваальские буры выступали в роли марионеток. Инструментом в руках лидеров этого движения являлись, главным образом, два беспринципных голландских издания – газета «Фолкстем», крайне оскорбительная по своему содержанию, а также издаваемая в Натале в равной степени с незавидной репутацией газета «Натал Уитнесс», редактором которой позднее стал прославившийся Айлвард.
По прибытии в Англию господам Йориссену и Крюгеру были оказаны все почести со стороны лорда Карнарвона, который тем не менее дал им понять, что аннексию отменить невозможно. Услышав об этом, они воспрянули духом и заверили его светлость в своей решимости приложить все усилия на то, чтобы заставить буров принять происходящие перемены с достоинством, и выразили желание быть полезными новому правительству.
Пока эти джентльмены так превосходно обделывали свои дела у лорда Карнарвона, сэр Шепстон совершал поездку по стране, которая чем-то напоминала триумфальное шествие. Повсюду его восторженно приветствовали, к нему обращались с теплыми словами не только англичане, но и буры.
Очень трудно увязать сейчас восторженность многочисленных граждан Трансвааля, приветствующих британское правление, и молчаливое согласие остальных с явно антагонистическими настроениями, которые стали проявляться в более поздний период. Мне кажется, существует несколько причин, которыми можно объяснить эту перемену.
Трансвааль, когда мы его аннексировали, был в положении человека с приставленным к горлу ножом, к которому неожиданно подоспела помощь от более сильного соседа на условиях, которые он в тот момент с радостью принял, но позднее, когда опасность миновала, он отказывается выполнить эти условия. Точно так же и жители Южно-Африканской республики, когда их коснулась нужда, они с благодарностью приняли нашу помощь, но спустя некоторое время, когда воспоминания о бедах несколько стерлись в памяти, когда их долги были погашены, противники разгромлены, начали задумываться над тем, как бы от нас избавиться и начать заново самостоятельно строить свою жизнь. А способствовала этим настроениям полная безнаказанность и свобода действий. Следовало быть чуть тверже и решительнее, и тогда в будущем не возникло бы никаких проблем. Неужели нельзя было конфисковать с десяток ферм, заточить в тюрьму на несколько месяцев как можно больше свободных граждан и на том поставить точку?
Ведь ни буры, ни туземцы не понимают наших либеральных правительственных игр. Ими управляет только страх. Они хотят, чтобы над ними властвовала справедливая, но твердая рука. Поэтому, когда буры поняли, что они могут безнаказанно проявлять недовольство, они, естественно, стали бунтовать. Тот, кто их хорошо знает, не станет отрицать, с каким наслаждением они готовы жаловаться на всех и вся. Вместо того, чтобы тихонько сидеть дома, на своих фермах, их тянет на собрания, куда они приходят с важным видом, чтобы почесать языки и послушать разглагольствования других. Гораздо легче рассуждать о политике, чем выращивать маис. Некоторые объясняют недовольство буров тем, что не были своевременно выполнены обещания, о которых говорилось в воззвании, относительно свободы учреждений, но мне кажется, что дело не в этом. Буры никогда не понимали вопроса об ответственности правительства; им никогда и не нужен был этот институт власти; все, что им было нужно, – это выйти из-под контроля англичан, и они это повторяли по десять раз на дню. Вероятнее всего, что причины, указанные мной, являлись источником всех волнений, хотя к ним следует добавить и такие моменты, как неприятие бурами нашей манеры обхождения с туземцами, их нежелание регулярно платить налоги, а также неустанную пропаганду из западной провинции через своих голландских агентов и органы печати.
Когда господа Крюгер и Йориссен возвратились в Трансвааль, последний джентльмен приступил к исполнению своих прежних обязанностей генерального прокурора; по этому случаю, если мне не изменяет память, я сам имел честь организовать для него церемонию принятия присяги на верность ее величеству, которой он не изменил до конца. М-р Крюгер выступил с отчетом о поездке перед собранием буров, где уже звучали совсем иные нотки, если сравнивать их с тоном его обращения к лорду Карнарвону; по его мнению, если большая часть населения выступает за независимость, то он по-прежнему остается вице-президентом страны.
Какое-то время оба эти джентльмена оставались на дотации британского правительства – м-р Йориссен занимал должность генерального прокурора, а м-р Крюгер являлся членом исполнительного совета. В конце концов правительство сочло целесообразным отказаться от их услуг, правда, по другим мотивам. М-р Йориссен, как и многие другие члены республиканского правительства, был в прошлом священником и совершенно не соответствовал должности генерального прокурора в такой колонии, как Трансвааль, где постоянно возникали вопросы, для решения которых требовалось квалификация опытного юриста, и после того как на нескольких процессах ему были сделаны публичные замечания со стороны присяжных, правительство попросило его подать в отставку. Нет необходимости говорить, что после этого он стал ярым противником англичан. Срок полномочий м-ра Крюгера в соответствии с законом истекал в ноябре 1877 года, и правительство посчитало необходимым его более не беспокоить. Основанием для отставки, о чем можно прочесть на стр. 135 «Синей книги» за этот период, послужило серьезное обвинение в причастности его к денежным махинациям. И он точно так же, правда, уже с удвоенной энергией, стал бороться за независимость страны. В последние месяцы 1877 – начале 1878 года выступления против британского правительства проходили открыто и наконец достигли таких угрожающих размеров, что сэр Шепстон по возвращении с зулусской границы в марте 1878 года, где он в течение нескольких месяцев обсуждал серьезный и спорный вопрос относительно пограничной линии с зулусами, счел необходимым издать суровый указ о незаконности антиправительственных выступлений и пропаганды, к нарушителям которого будут приниматься строгие меры в соответствии с законом. Однако этот указ, который требовал от населения, по словам простого люда, «не разевать своего рта», так и остался на бумаге, не возымев должного эффекта. 4 апреля 1878 года состоялось очередное заседание буров, на котором было принято решение направить в Англию вторую делегацию, на этот раз в составе господ Крюгера и Жубера и их секретаря м-ра Бока. Но и эта делегация, как и в первый раз, вернулась ни с чем. Сэр М. Хикс Бич в письме от 6 августа 1878 года утверждает, что «по многим причинам в настоящий момент невозможно… отказаться от суверенитета королевы».
Помимо внутренних неурядиц, правительство столкнулось с рядом других проблем. Во-первых, не был решен вопрос о границах с зулусами, что постоянно создавало угрозу новых пограничных конфликтов. В действительности, невозможно было предугадать, что произойдет через неделю или две. Ухудшились и отношения с Секукуни. Вспомните, как накануне аннексии этот вождь выразил свое искреннее желание стать британским подданным и даже уплатил часть штрафа, наложенного на него бурским правительством, гражданскому уполномоченному майору Кларку. В марте 1878 года его поведение по отношению к правительству неожиданно меняется – он фактически объявляет нам войну. Впоследствии из слов самого Секукуни выяснилось, что на этот шаг его толкнул некто из буров по имени Абель Эразмус, тот самый человек, который принимал непосредственное участие в зверствах во время первой войны с Секукуни, – он постоянно провоцировал его на возобновлении конфликта.
