Самолет прошел над авианосцем очень низко, на высоте не более ста метров. Черная его тень мелькнула поперек палубы, и почти тут же грянул взрыв. Вместе с огненной вспышкой во все стороны полетели обломки палубы, один из осколков, размером с колесо легковушки разнес пуленепробиваемое стекло ходового мостика и разбил голову рулевому матросу.

Поднявшийся с помощью дежурного офицера на ноги тяжело дышащий Кларк стряхнул с мундира осколки стекла и отдал короткое приказание:

— Доложить о потерях и повреждениях.

Через несколько минут командир корабля подвел неутешительный итог:

— Два человек погибло, десять ранено. Выведены из строя подъемник, четыре самолета, повреждена взлетная палуба.

— Больше не подпускать близко ни одного русского самолета! Мне плевать на все, я буду сбивать их в пределах километра! И покрасочней распишите случившееся в телеграмме президенту. Они так жаждали получить хоть какой-то инцидент, — с яростью в голосе скомандовал адмирал.

— Адмирал, на проводе русский командующий, — вмешался в разговор переводчик.

— Что ему надо?

— Он просит извинение за происшедшее. Говорит, что раненый летчик просто избавлялся от лишнего боезапаса. Сазонтьев приносит свои соболезнования по поводу ненужных потерь.

— Он что, хочет перехитрить самого Господа Бога? — со злостью спросил Кларк. — Чересчур неуклюже, господин майор. О, вот так и ответьте: «Спасибо, господин майор!»

Сазонтьев оценил эти слова. Уже месяц он числился генерал-майором. Новоиспеченный генерал ухмыльнулся, он ждал ночи.

Кларк не ошибся, действительно, и Линч и Кэтрин Джонс торжествовали. Это был повод ввести флот США в действие, прикрыв его мощью не очень многочисленные военно-морские силы Японии. Но радость американцев была краткосрочна, как цветение сакуры.

В час ночи Сазонтьев спустился в свою каюту, включил свет и громко скомандовал:

— Подъем!

Спящий на узкой койке щуплый юноша застонал и попробовал укрыться с головой, но Сазонтьев одним рывком сорвал с него одеяло:

— Подъем, сержант Александра!

Лишь теперь стало понятно, что на кровати находилась именно женщина, вернее, девушка, молодая, щупленькая, с угловатой фигурой, с короткой, мальчишеской прической. Два месяца непрерывного напряжения ни для кого не проходят даром, душа и тело требуют отдыха и тепла. Сазонтьев влюбился в телефонистку своего штаба мгновенно, как от удара молнии. От женских прелестей у нее были разве что глаза, красивые, голубые, да коротенький вздернутый вверх носик. Зато характер у нее выдался именно такой, какой нравился главковерху. За свои двадцать четыре года Александра Серова дважды успела побывать в законном браке и еще мно-о-го раз в незаконном. Веселая, разбитная, по-мальчишечьи резкая, она ни в грош не ставила чины своего тезки и, сохраняя видимую почтительность при народе, порой наедине материла главковерха совсем по-мужски.

— Какого хрена, Сашка? — простонала она, зарываясь лицом в подушку. — Я только легла.

— Вставай, конец света проспишь! Сейчас такое будет, чертям тошно станет. Не пожалеешь.

Через пять минут они уже были на командном мостике. Баранов неодобрительно покосился на одетую в камуфляж девицу. К женщинам на кораблях он относился по старинке, с недоверием, но ничего не сказал.

— Где он? — спросил с нетерпением Сазонтьев, вглядываясь в угольную черноту ночи. Она выдалась как на заказ, безлунная и ветреная.

— На подходе. Еще полторы минуты.

— На, — Сазонтьев сунул даме своего сердца черные очки, — одень.

— Зачем? — удивилась она. — Сейчас же ночь?

— Надевай, не спорь.

Сашка покосилась по сторонам и увидела, что все на мостике облачились в точно такие же очки. Одев странный подарок главковерха, она убедилась, что это вовсе не пляжный вариант, в таких удобнее было бы производить электросварку.

— Ну где же он?! — шептал себе под нос Сазонтьев, вглядываясь в темноту.

В то же время на острове Кунашир глубоко под землей оператор радара Кейто Агуто всматривался в зеленый экран с бегущей по диаметру полосой локаторного слежения. Напряжение нарастало с каждым часом, вечерняя бомбардировка была самой жуткой за эти дни. Впервые за три месяца по островам ударили крылатые ракеты морского базирования. Американские «Пэтриоты» половину из них сбили, но и долетевших хватило, чтобы похоронить в бетонных казематах не менее полутысячи самураев. Японские генералы гадали лишь об одном, когда русские бросят в бой десант, ночью или на рассвете.

— Русский самолет, тип «Бэкфайер», высота тринадцать, удаление пятьдесят, — доложил Агути и подумал: «Опять разведчик. Идет курсом как раз на Кунашир».

Усталость давала о себе знать, и Кейто сочно зевнул, затем глянул на экран и замер. За эти секунды цель разделилась на две части. Большая по-прежнему шла своим курсом, а вот меньшая стремительно приближалась к земле.

— "Бэкфайер" сбросил бомбу, — торопливо доложил он. Дальше мысли «разбежались»: «Наверное, опять осветительная. А может нет. Куда она упадет? Вдруг сюда».

Он покосился на серый бетонный потолок и решил, что такой бункер не возьмет ни одна бомба. Это была его последняя мысль в жизни.

Сашка вскрикнула, когда черный мрак горизонта прорезала вспышка, ослепившая ее даже сквозь густую черноту очков. Огненный шар, вырвавшись вверх, быстро приобретал форму гриба и поднимался все выше и выше, поражая своими размерами и мощью. Все то, что она не раз видела в кадрах кинохроники, сейчас, вживую, выглядело гораздо маштабнее и страшнее. Закручивая в спираль ножку атомного смерча, адское пламя продолжало подниматься, пробив облака и растекаясь вширь. Все это время на мостике стояла тишина. Присутствующие были поражены открывшимся зрелищем ничуть не меньше единственной на корабле женщины. Наконец донесся тяжелый, продолжительный, нестерпимо давящий на уши грохот взрыва.

— Цель поражена, отклонение двести метров, — донесся голос из динамика.

— Благодарю за службу, представляю весь экипаж к наградам, а вас, полковник, еще и к генерал-майору! — возбужденно крикнул в микрофон Сазонтьев. Это была его идея сбросить на остров именно бомбу, а не послать крылатую ракету. Как раз крылатые ракеты в последнее время научились хорошо сбивать. А о подобном оружии как-то уже подзабыли, тратить «Пэтриот» на какую-то бомбу было слишком расточительно. Дала о себе знать и усталось японского персонала после долгого обстрела.