Он встал, не в силах усидеть на месте, вышел в коридор и заглянул в кабинет Пера Крамне.

— Мы идем? — спросил он.

Крамне в это время лихорадочно пытался засунуть в пластиковую папку толстую стопку листов.

— Ты выступаешь пятым, — сказал руководитель отдела. — Первым пойдет криминальный отдел — что-то о судах и о практике найма на работу, если я правильно помню. Потом будут рассмотрены какие-то предложения, касающиеся полиции, так что тебе надо прийти часам к одиннадцати, не раньше. Мне надо отдать на рецензию некоторые документы, поэтому я иду сейчас.

Томас кивнул, чувствуя, что немного краснеет. Он знал, что потребуется некоторое время для утверждения документов, которые в следующем году будут регулировать работу полицейских властей. Все дело было в нюансах формулировок, порядке перечисления пунктов и в упоминании приоритетов на титульном листе.

— Ты остаешься здесь или как? — спросил Крамне от двери.

Томас торопливо вышел из кабинета коллеги и вернулся к себе.

Сейчас он не мог думать ни о чем другом.

В пятницу он просмотрел весь материал вместе с Крамне, генеральным директором юридического отдела и статс-секретарем. Поправок практически не было. После этого документ перепечатали и размножили, чтобы министр мог ознакомиться с ним в выходные дни. В тот вечер Томас видел, как в кабинет министра несли кипы бумаг. Если даже министр будет трудиться все выходные сутки напролет, у него все равно нет никаких шансов все это прочитать.

Раздраженно вздохнув, Томас снова уселся за компьютер. Он дважды щелкнул по значку своего любимого пасьянса, который — если приложить голову — можно было сложить всегда. По статистике, он выиграл в восьмидесяти семи процентах случаев и выиграл последние одиннадцать игр подряд. Он нажал клавишу «Новая игра» и получил весьма замысловатый расклад — три короля внизу и два туза в самом начале столбцов.

Ничего, обойдется, подумал он. Всякий пасьянс можно разложить, иначе не было бы и игры.

Он переложил на свободные места две девятки и тройку и открыл туз.

Потом Томас подумал о том, что произойдет после сегодняшнего совещания, и испытал легкое головокружение. Его предложение войдет в обойму, о нем узнают в правительстве и риксдаге. Возможно, предложение дойдет и до профильного комитета. Если же все сложится удачно, то это законодательное предложение ляжет на стол Верховного суда и высшего административного суда в законодательном совете, где его проверят на соответствие Конституции.

Его предложение. Его труд.

Где-то на дне кейса зазвонил сотовый телефон. Томас выпустил из руки мышку и полез в кейс. Вытащив телефон, он посмотрел на дисплей. Сейчас ему некогда тратить время на всякие пустяки. Номер на дисплее был ему незнаком.

— Это Томас Самуэльссон, отец Калле?

Черт, звонят из детского сада.

— Сожалею, но с вашим сыном произошло несчастье, — сказала воспитательница. Голос ее был тихим и печальным. — Калле упал с гимнастической стенки во дворе и поранил голову. У него на лбу глубокая рана, и мы опасаемся, что, кроме того, сотрясение мозга. Рану надо зашить. Как скоро вы сможете приехать?

Томас ощутил в груди тугой узел и посмотрел на часы.

Десять минут одиннадцатого.

— Я страшно занят, — глухо произнес он, глядя на игральные карты на экране. — Вы не пробовали позвонить Аннике? Она сегодня не работает.

— Домашний телефон не отвечает, а сотовый выключен.

Голос воспитательницы стал тверже.

Черт, ну надо же, какая незадача, будь оно все проклято!

Он рванул себя за волосы и встал.

— Я не могу приехать сейчас, — сказал он. — Я нахожусь на совещании и не могу, не имею права его покинуть до четверти двенадцатого.

— У вашего сына, наверное, сотрясение мозга, потому что его столкнули с двухметровой высоты. — В голосе женщины слышалось раздражение. — Когда вы сможете приехать?

— Сколько времени потребуется, чтобы доехать до вас от Розенбада? — стараясь придать голосу значительность, ответил Томас.

На воспитательницу не произвел ни малейшего впечатления адрес Дома правительства.

— Мы будем вас ждать, — сказала она, — но если он вдруг начнет терять сознание, то вызовем скорую.

Она отключилась.

Некоторое время Томас сжимал в руке телефон, бессмысленно глядя на экран монитора. Потом он сделал ход, который хотел сделать до того, как раздался звонок. Положил шестерку на семерку. Экран вздрогнул. Остался один ход. Если он окажется неверным, игра будет проиграна.

Что же делать? Надо ли уйти, перепоручив другому человеку доклад на совещании в Голубой комнате? Но сможет ли другой сделать доклад как надо?

Он положил девятку на десятку.

«Простите, вы проиграли!»

Томас выключил компьютер, собрал документы, задвинул стул под стол и поправил воротник сорочки. Обычно он не носил на работу галстук, но сегодня подумывал о том, чтобы его надеть. Но потом решил этого не делать — чтобы не выглядеть желторотым любителем.

Он поднялся в лифте на шестой этаж, открыл дверь своей карточкой и прошел в коридор.

Его работа, его предложение, его влияние.

После законодательного совета его предложение попадет на заседание кабинета министров, а потом весь пакет законов будет представлен риксдагу как предложение правительства.

Господи, о чем он только думает? Сейчас надо бросить все, ехать домой, быть с Калле!

Несколько чиновников ждали своей очереди в фойе перед Голубой комнатой. Они слонялись по помещению, держа руки в карманах. Томас сел за стол в конце коридора.

Может быть, они дозвонятся до Аннике, подумал он. Но что же делать, что делать? Оставить выступление Крамне?

Через мгновение двойная дверь Голубой комнаты открылась, и оттуда вышло человек десять. Последним был Крамне, который, увидев Томаса, остановился и жестом подозвал его к себе.

— Это рок-н-рол, — сказал он.

Томас прошел мимо чиновников, спиной чувствуя на себе их взгляды. Он вошел в Голубую комнату, и Крамне закрыл за ним дверь.

Помещение оказалось больше, чем ожидал Томас. Стены действительно были светло-голубые, с белыми панелями, придававшими залу свежий, почти ледяной вид. Большие окна выходили на юг и на запад. Сквозь тонкие занавески виднелись шпиль Большой церкви в Старом городе и башня ратуши, увенчанная тремя золотыми коронами.

— Прослушивание, — объявил Джимми Халениус. — Прошу! Вода в холодильнике, если хочешь.

Он указал на холодильник, стоявший справа у двери.

Томас покачал головой и прошел в дальний конец комнаты, где сел спиной к водам Риддарфьердена. Вокруг сидели семь или восемь чиновников, принимавших участие в обсуждении предыдущих вопросов и, очевидно, собиравшихся принять участие и в обсуждении его, Томаса, предложения.

Томас тихо прочистил горло.

«Надо ли сказать о Калле? — подумал он. — У министра тоже есть дети, он, несомненно, меня поймет».

Джимми Халениус что-то негромко говорил, склонившись к министру, который делал какие-то пометки в лежавшем перед ним документе.

Томас огляделся, изо всех сил стараясь скрыть свою тревогу.

Другие дети столкнули его с высоты. Друзья поранили его так серьезно, что теперь придется накладывать швы.

Почти всю комнату занимал большой круглый стол из карельской березы, пол был застлан восьмиугольным голубовато-серым ковром. Министр и его помощники сидели рядом друг с другом спиной к картине с островным пейзажем. Полотно было абсолютно серым. Видимо, на острове была неважная погода.

«Ну, я им устрою, — думал Томас. — Я не позволю никому безнаказанно калечить моего сына».

У одной стены находился большой камин, на экране были укреплены флаги Швеции и Европейского союза. В центре — стол со стульями, стулья были расставлены также вдоль стен — тоже из карельской березы, с сиденьями обитыми светлой кожей. Томас поднял взгляд к потолку. Там, выше, за белыми фарфоровыми люстрами находился кабинет премьер-министра.

— Вы не напомните нам краткое содержание предложения? — сказал Халениус.