– Да мало ли что наплел этот пентюх Нави́лька! – взвилась матушка, но хватку свою ослабила.

Констебль облегченно разогнул спину и на всякий случай попятился.

– А коли превратился наш хмырь в кого и напал? Ему что? Он же как пить дать колдун!

– Ох уж мне эти суеверия, – проворчал констебль и повысил голос: – Вы не волнуйтесь, уважаемая, мы быстро до сути докопаемся. С почтовой каретой бумаги в Тэ́рлин отошлем, эсквайр уполномочил…

Засим юный констебль развернулся на каблуках и поспешил к трактиру – завтракать. Воркурониха осуждающе покачала головой в новеньком парадно‑выходном чепце и засеменила к приятельницам, толпившимся в сторонке.

– Лопух! – бросила матушка жаждущим известий ровесницам. – Проку от него… Пальцем о палец не ударит!

– Ах, ах! – всполошились те. – И что же?

– А ничего же! Подождем, когда о́нсельвальтские Охотники пронюхают! Они‑то колдуна скрутят!..

– Ну‑ну, дорогая моя, насчет колдуна я не уверена, – возразила худенькая женщина, опираясь на суковатую палку. – Господин он диковинный, нет спору, но…

– Попомни мои слова, милая А́ргарет, ведьмарь он и никто иной! Я его мигом раскусила, на один зубок!

Кумушки с намеком переглянулись – мол, совсем Воркурониха плохая стала, всюду ей чудеса да волшебственники грезятся! – после чего они посудачили немного и разошлись по домам. А между тем матушка Воркура была недалека от истины.

Через неделю с небольшим в том убедился некий Боб‑Ломоть, дородный хозяин таверны «Клюка». Хотя он‑то и знать не знал о подозрениях матушки.

* * *

Итак, у Боба выдалась та еще ночка. За окном ливень, темнотища, а в его жалкую харчевню нагрянула целая компания негодяйского вида. И все бы ладно, с шайкой он был накоротке, но куда подевался их запевала, Шейн?

Недавно поползли слухи, дескать, завелись в здешних краях разбойники. Трактирщик понимал, что завестись они не могли, поскольку не выводились. Только вот Джо‑Добряк с ним даже не поздоровался, другие тоже все равно что онемели. Протопали вглубь сумрачного зала и обосновались за двумя длинными столами, по левую руку от лестницы.

Пока было тихо. Бандиты взяли солонины, колбасок, браги, эля и мирно все это потребляли. Но хозяин чуял подвох. Он усердно тер стойку засаленной тряпкой и старался не смотреть на тощего старика в широкополой шляпе. А тот, как назло, точно приковывал все внимание к себе.

– Эй, Боб! – повозившись на хромом табурете, окликнул хозяина Бородач. – Пива подбавь, и притащи своей перцовки, что ли!

Ломоть кивнул и собрался нырнуть в кухоньку за горячительным… Тут наружная дверь заскрипела. Из черноты шагнул рослый мужчина, прячущий лицо под отсырелым капюшоном.

– Принесла ж нелегкая! – сдвинул рыжие брови трактирщик.

Он вынимал припасы из кладовой, а к нему протиснулся Джо‑Добряк.

– Пошевеливайся, Боб, – просипел Джо. – Мориш проволочек не терпит. И не шельмуй, выставляй лучшую снедь и пойло.

– А где Шейн‑то? – спросил Боб.

Джо чиркнул ногтем по горлу. На его бугристой физиономии отразился страх.

– Теперь Мориш у нас командует, – пояснил он.

– Ох, быть беде, быть беде… – запирая ларь, причитал хозяин «Клюки».

Возвратившись, он обнаружил, что человек в кожаном плаще с капюшоном уселся на лавку возле самого входа, а господа лиходеи его как бы не замечают. Обслужив своих первоочередных гостей, трактирщик приблизился к чужаку.

– Чего желаете? – Хозяин угрюмо покосился на лужу, натекшую с одежды посетителя.

– Ужин и комнату, – сухо ответил тот, не поднимая головы.

– Комнат не предлагаю.

– Мне предложишь.

Боб надулся, но предпочел не спорить.

– Луковый суп или баранину? – пропыхтел он.

– Все.

– Все так все…

Спустя полчаса мужчина неторопливо ел горячую похлебку, а братия в дальнем углу расшумелась. Молодцы успели изрядно нахлестаться, и Боб заключил, что оно не от хорошей жизни.

Бородач хвастался перед соседом обожаемыми пистолетами, четверо играли в кости, прочие шутили, жевали, пили. То и дело кто‑нибудь из этой своры заказывал сидра, ревеневки, грога, копченостей, маринованных огурчиков… Полнотелый трактирщик весь упрел, мотаясь в погреб и обратно.

Тем временем старый Мориш глотнул из глиняной кружки пива и поморщился – пиво дрянное. И местечко дрянное, а Моришу срочно понадобилось развеяться. Последний месяц он упорно искал тайник. Да еще горе‑бандиты путались под ногами – жалкое отребье, он вынужден якшаться с ними. И дернул их бес устроить логово в развалинах особняка! Но ерунда, ерунда… скоро он заполучит второй «Тихослов Ха́рольда», заодно поднакопит деньжат, используя грабителей, и тогда уже избавится от них.

Откинувшись на деревянную спинку кресла, Мориш внезапно увидел в окне светлое размытое пятно. Кто‑то подсматривал за ними с улицы. Мориш улыбнулся – развлечение. На ловца и зверь бежит!

Опустив веки, старик прошептал заклинание. В тот же миг сквозь перестук дождя прорезался леденящий душу вой. Пятно за стеклом исчезло. Довольный собой Мориш потянулся, а Джо‑Добряк с суеверным ужасом отпрянул от него – и немедленно поплатился за это: шею Джо будто бы сдавило толстой веревкой. Еще немного, и он потерял бы сознание, но вдруг наваждение схлынуло. Боясь взглянуть на колдуна, Джо украдкой откашлялся. Разбойники продолжали веселиться.

Трактирщик, который улучил минутку и притулился за стойкой отдохнуть, примерз к табурету. Волки? В сентябре? И это рядом с городом! Что творится‑то, ради всего святого?! А человек в капюшоне имел некое понятие о том, что творится, и спокойно принялся за баранину. Он не обманулся, он пришел туда, куда ему требовалось.

Когда дверь «Клюки» распахнулась снова, разнесчастный трактирщик едва оправился от жуткого воя и мечтал, чтобы все его гости растаяли в ночи. А свеженький гость тут как тут!

– И не спится же люду! – выругался себе под нос хозяин. – Лезут откуда‑то и лезут…

На сей раз обветшалую таверну почтил своим прибытием странствующий менестрель. Он сам так и заявил прямо с порога:

– Я странствующий менестрель!

Все расхохотались.

– А я граф Дуну́мский! – рыкнул Бородач и со всего маху саданул кулачищем по столу.

– А я лорд Пинкащаотвешу! – подхватил другой.

– А я Тодди, – присовокупил румяный сбитень в кожаной рубахе. Этот без году неделя бандит из деревенских подался на вольные хлеба недавно.

Гогот оборвался – лишь затем, чтобы сотрясти хлипкие стены таверны оглушительными раскатами.

– Не перевелись еще дурни на земле, – проскрипел Мориш, и попробуй разбери, кого он посчитал дурнем: музыканта, недотепистого здоровяка или же обоих.

– Я менестрель, – нетвердо повторил юноша.

– Ну что же, коли ты истинный менестрель, – оскалился Мориш, – тогда располагайся и позабавь нас. Накормлю щедро.

Гордо выступив на середину зала, паренек взъерошил мокрые волосы. Он был такой же потрепанный, как чехол его лютни. Обшарпанная куртка пестрела заплатами, голодные глаза с вызовом смотрели на присутствующих, а бледные впалые щеки делали его похожим на обедневшего дворянчика.

– Молчать! – рявкнул Мориш на разгалдевшихся прихвостней. – Хозяин, приветь‑ка нашего артиста.

Трактирщик очнулся. Выдвинул стул и заодно поленьев в камин подбросил – разогнать черноту по углам.

Мориш с ленцой раскуривал пеньковую трубку. Музыкант бренчал, налаживая инструмент. А человек в капюшоне подманил к себе Боба и жестом велел занять скамью напротив. Хозяин подчинился, враждебно щурясь на посетителя.

– Твое имя? – безучастно поинтересовался тот.

– Шкандыбай‑ка ты, братец, отсюда. От греха подальше, – заворчал Боб. Он и сам раздумывал, где бы схорониться до утра.

– Имя, – распорядился незнакомец. В тоне его чувствовалась сила, и сила эта, заподозрил хозяин, была подкреплена законом.

– Бобом‑Ломтем люди кличут, – ответил трактирщик.

Его собеседник хмыкнул, наклонился к нему.