В чем смысл этого лепета “доктора экономических наук”? В том, что культурной базы для рыночной Реформации нет. Советский капитализм можно было бы строить, и вполне успешно (как в Китае строят «китайский капитализм»), а западный построить не получится.. Русскому человеку, несмотря на все потуги реформаторов, “нужно коллективно”. И потому он не берет и не хочет священной частной собственности. И потому, по разумению умницы Пияшевой, хотя “социализма нет”, единственным реальным выходом из кризиса она видит “возврат к социализму”.

Подавляющее большинство населения России, независимо от идеологических установок, не принимает и даже ненавидит культурные принципы рынка. Антирыночные, “советские” установки уже к концу 1994 г. были выражены сильнее, чем в 1989 г., при пике перестроечного энтузиазма. По данным ВЦИОМ, осенью 1994 г. твердых сторонников советского прошлого было 54%, а сознательных рыночников осталось 10% (еще 14% соглашались с рыночной реформой, т.к. не верили в возможность возврата к старому).

На международном симпозиуме “Куда идет Россия?” (15-18 декабря 1994 г.) директор ВЦИОМ Ю.А.Левада привел данные о сдвигах в ходе реформы в соотношении “рыночных” и “советских” установок298. В 1989 г. в РСФСР было опрошено 1325 человек, в 1994 г. в РФ — 2957 человек в различных регионах. Был задан вопрос: “Что бы Вы предпочли, если бы могли выбирать?” Ответили на него так (в % от числа опрошенных):

“Небольшой, но твердый заработок и уверенность в завтрашнем дне” — в 1989 г. 45%, в 1994 г. 54%. “Много работать и хорошо зарабатывать, пусть даже без особых гарантий на будущее” — в 1989 г. 27%, в 1994 г. 23%. “Иметь собственное дело, вести его на свой страх и риск” — в 1989 г. 9%, в 1994 г. 6%. Нерыночные установки не только преобладают, но и укрепляются.

На том же симпозиуме другой автор из ВЦИОМ сравнивает установки трех поколений — “дедов”, выросших в военные и первые послевоенные годы, “отцов” или зрелого поколения (40-55 лет) и молодежи. О “дедах” сказано в двух строчках — их опыт “сегодня обесценен в глазах других поколений”, они “символически отторгнуты самой властью”, так что им остались “доживание и усталость”.

О зрелом поколении автор пишет: “Поддержав смену социально-политического режима и его идеологии, это поколение оказалось неготовым к выработке и принятию тех ценностей, которые несла с собой рыночная экономика, — терпимости к неравенству, духу и вызову конкуренции, нескрываемому активизму, индивидуалистической свободе. Скоро стало ясно, что времени адаптироваться к новым условиям у людей этого возраста уже нет”.

Об отношении молодежи к рыночным ценностям автор умалчивает, но в общем вывод его красноречив: “На “глубине” исторической памяти — в картине мировой истории, крупнейших событий или деятелей ХХ в. — у всех поколений пока что господствует единая модель. По своему происхождению она советская и почерпнута из школьных учебников с добавкой некоторых элементов из перестроечных масс-медиа”299.

Более того, не стали вполне “рыночными” и новые собственники, “владельцы” предприятий. Экономист из ИМЭМО РАН С.П.Аукуционек признает, ссылаясь на данные опросов в рамках большого исследования “Российский экономический барометр”: “Выяснилось, что, даже обретя полную самостоятельность хозяйственных решений и будучи погруженными в почти рыночную среду, бывшие государственные предприятия продолжают преследовать не вполне рыночные цели… К середине 1994 г. значение целей нерыночного типа оставалось все еще очень большим и, может быть, даже преобладающим”. Под этими “нерыночными” целями понимается здесь две: 1) “поддержание (или увеличение) выпуска продукции” (отметили в числе главных целей 55% предприятий); 2) “сохранение трудового коллектива” (45% предприятий). Прибыль в числе главных целей отметили лишь 35% предприятий”300.

Соглашаясь на реформу по программе экономической бригады Горбачева-Ельцина, интеллигенция, том числе научно-техническая, игнорировала накопленный в России эмпирический опыт. Ведь подобным же образом, но при гораздо меньшей глубине кризиса, “разрешили” свободное развитие капитализма в России в 70-х годах ХIХ века, в результате чего пришли к тяжелому противостоянию и революции.

М.Е.Салтыков-Щедрин тогда писал: “В последнее время русское общество выделило из себя нечто на манер буржуазии, то есть новый культурный слой, состоящий из кабатчиков, процентщиков, банковых дельцов и прочих казнокрадов и мироедов. В короткий срок эта праздношатающаяся тля успела опутать все наши палестины; в каждом углу она сосет, точит, разоряет и, вдобавок, нахальничает… Это совсем не тот буржуа, которому удалось неслыханным трудолюбием и пристальным изучением профессии (хотя и не без участия кровопивства) завоевать себе положение в обществе; это просто праздный, невежественный и притом ленивый забулдыга, которому, благодаря слепой случайности, удалось уйти от каторги и затем слопать кишащие вокруг него массы “рохлей”, “ротозеев” и “дураков”.

А что за «буржуазию» рекрутировали наши либеральные демократы? Олигархи — группа по величине ничтожная, маргинальная. Возьмем второй эшелон. Ведь уже в первый год реформы можно было понять, что страна с этими новосозданными собственниками прямиком катится в яму. Ю.Козлов писал — не в «Советской России», а в интеллектуальной либеральной «НГ»: «Ложь — в самом облике новых хозяев жизни (почему-то ни разу не видел среди них пожилого) миллионеров и миллиардеров. Один только что из тюрьмы, обижен, с бегающими глазами. Другой не из тюрьмы, не обижен, но в каком-то ужасающем тике. Третий с черными, как уголь (почему не вставит белые?) зубами и все время курит. Четвертый худ, желт, как доедаемый малокровием народоволец. Пятый мычит, не может связать двух слов (как заработал миллионы?). Шестой, напротив, изъясняется с нечеловеческой быстротой — ни слова не разобрать. И у всех в глазах страх и тоска. Хемингуэй, помнится, называл ее тоской предателя» («Независимая газета», 2.06.1992).

Миллионы интеллигентов проголосовали за Ельцина, “чтобы коммунисты не помешали продвижению России к нормальной экономике”. Но если в 1990 г. эту идею можно было простить как умозрительную, то уже к середине 90-х годов она противоречила буквально всем объективным сведениям. Тот курс реформ, который защищают наши либеральные интеллигенты, не ведет ни к какой рыночной или не рыночной экономике. Он с абсолютной неотвратимостью ведет к параличу, коллапсу всякой экономической деятельности в огромной стране. Это — переходный период к полной остановке производства кроме самого примитивного. А значит, переход к экономической смерти. Явление, которого еще не наблюдала история.

Глава 29. Фантом «нормальной» экономики и мираж «магистрального пути»

Интеллигенция подчинилась гипнозу идеологических заклинаний, среди которых важное место занимал призыв перейти к «нормальной» экономике. Это — случай крайнего гипостазирования. Никто даже не спросил: каковы критерии «нормального»? Это, мол, рынок, конкуренция…

Представление о западном капитализме как некой установленной Провидением норме, как правильной (нормальной) хозяйственной системой — следствие невежества нашей интеллигенции, воспринявшей этот стереотип из обществоведческих теорий (сначала марксизма, потом обрывков либерализма), проникнутых евроцентризмом. Это — недостаток нашего образования, но надо же такие недостатки изживать.

Виднейший американский антрополог М. Сахлинс в важной для нашей темы статье «Прощайте, печальные тропы» пишет о культурной уникальности и необычности западного капитализма: «Западный капитализм в своей тотальности — это поистине экзотическая культурная схема, такая же странная, как и любая другая, отмеченная поглощением материальной рациональности огромным сводом символических отношений. Нас слишком сильно сбивает с толку кажущийся прагматизм производства и торговли. Культурная организация экономики остается невидимой, мистифицированной денежной рациональностью, посредством которой реализуются ее произвольные ценности. Весь идиотизм современной жизни — от кроссовок «Уолкман» и «Рибок» до норковых шуб и бейсбольных игроков, получающих по 7 миллионов долларов в год, до МакДональдса, Мадонны и другого оружия массового уничтожения — вся эта нелепая культурная схема, тем не менее, представляется экономистам как ясное проявление универсальной практической мудрости»301.