— Хрюшка. Погоди!
— Рог у меня. Я пойду к этому Джеку Мерридью и скажу ему… все скажу.
— Тебе не поздоровится.
— А что еще он мне сделает? Ральф, разреши мне нести рог. Пусть видит, что не всё у него есть. — Хрюшка на секунду умолк, вглядываясь в смутные силуэты мальчиков. Казалось, призраки былых собраний, затаившись в траве, внимательно слушают его. — Я пойду к нему с рогом. Я покажу его. Слушай, скажу я, ты сильнее меня, и у тебя нет астмы. Ты, скажу я, видишь обоими глазами. Но я не стану просить, чтобы ты отдал мне очки из милости. Упрашивать тебя я не стану, скажу я, и не потому, что ты сильный, а потому, что справедливость есть справедливость. Отдавай мои очки, скажу я, ты должен отдать!
Хрюшка кончил, раскрасневшийся и дрожащий от негодования. Он порывисто сунул раковину Ральфу в руки, словно хотел поскорее избавиться от нее, и вытер слезы. На площадке все было залито нежным зеленым светом, раковина лежала у ног Ральфа, такая хрупкая и белая. Единственная слезинка, ускользнув из-под Хрюшкиных — пальцев, звездой засверкала на тонком изгибе перламутра.
Наконец Ральф поднял голову, откинул с лица волосы.
— Ну ладно. Попробуй сделать как ты хочешь. Мы пойдем с тобой.
— Он, наверное, весь раскрашен, — робко заговорил Сэм. — Знаешь, какой он будет…
— …он с нами не посчитается.
— …если он взбесится, мы пропали…
Ральф сердито посмотрел на Сэма. И вдруг смутно вспомнил что-то из того, что однажды сказал ему Саймон, у скал, на той стороне острова.
— Не болтай глупостей, — сказал он и быстро добавил: — Пошли. — Он протянул раковину Хрюшке, и тот опять покраснел, уже от гордости. — Рог понесешь ты.
— Я возьму его, когда мы двинемся… — Хрюшка подыскивал слова, которыми можно было бы выразить его страстное желание, несмотря на все неудобства, нести раковину. — Я не против. Я буду только рад, Ральф, но меня самого придется вести.
Ральф положил раковину на отполированный ствол.
— Поедим и пойдем.
Они пришли к изрядно опустошенным плодовым деревьям. Хрюшка отыскивал плоды на ощупь, и ему приходилось помогать. Пока они ели, Ральф обдумывал предстоящий день.
— Мы придем к ним такие, какие мы раньше были. Вымоемся…
— Да мы и так каждый день купаемся! — возмутился Сэм.
Ральф оглядел эти омерзительно грязные существа и вздохнул.
— Причесаться бы нам. Вот только волосы слишком длинные.
— У меня в хижине два носка есть, — сказал Эрик. — Натянем их на головы вместо шапок…
— Нет, лучше повязать волосы назад, — сказал Хрюшка, — только вот чем?
— Как у девчонок! Ха!
— Нет, конечно, не так.
— Ладно. Пойдем как есть, — сказал Ральф. — Они тоже не лучше нашего выглядят.
Эрик раскинул руки, словно хотел остановить их.
— Но ведь они-то будут раскрашенные! А знаешь, как это…
Остальные кивнули. Они очень хорошо понимали, какое освобождение от совести приносит эта раскраска, скрывающая лицо.
— Ну, а мы не станем раскрашиваться, — сказал Ральф, — потому что мы не дикари.
Сэм-и-Эрик переглянулись.
— И все равно…
— Нет, не станем раскрашиваться! — закричал Ральф и умолк, пытаясь что-то вспомнить. — Ах да, дым, — сказал он. — Нам нужен дым. — И вдруг снова напустился на близнецов: — Я сказал: дым! Нужно, чтобы был дым.
В наступившей тишине жужжание бесчисленных пчел показалось особенно громким. Наконец Хрюшка заговорил доброжелательно и миролюбиво:
— Конечно, нужно. Потому что дым — это наш сигнал, и нас не смогут спасти, если не будет дыма.
— Я это сам знаю! — закричал Ральф и отдернул руку от Хрюшки. — Ты что, думаешь, я…
— Я просто говорю то, что ты всегда сам говоришь, — с поспешностью сказал Хрюшка. — Мне показалось, что…
— Нет, — громко сказал Ральф. — Я все время помню об этом. Я не забыл.
— Конечно, нет.
Близнецы смотрели на Ральфа с любопытством, словно увидели его впервые.
Хрюшка согласно кивнул.
— Ты вождь, Ральф, ты все помнишь.
Они двинулись по пляжу строем. Впереди — Ральф, прихрамывающий, с копьем на плече. Видел он неважно; дрожащее марево над сверкающим песком, длинные космы, заплывший глаз мешали ему. Следом шли близнецы — встревоженные, но полные неиссякаемой бодрости. Они почти все время молчали, волоча за собой деревянные копья: Хрюшка открыл, что, если смотреть вниз, прикрыв от солнца измученные глаза, он все же различает на песке какое-то движение. Он шел между волочащимися концами копий и поэтому мог бережно держать раковину двумя руками. Они двигались по берегу плотной маленькой группой, и под ногами, сливаясь, плясали четыре круглые, как тарелки, тени. От бури не осталось и следа, и пляж был чистым и ровным, как только что наточенное лезвие. Небо и гора в мерцающем зное казались бесконечно далекими. Мираж приподнял над водой риф, и он плавал в каком-то серебряном пруду на полпути к небу.
Они прошли там, где свершился ужасный танец. Обугленные ветки так и лежали на выступе, где их погасил дождь, но песок у воды был гладким. Они молча миновали это место.
Они были уверены, что племя находится в Скальном Замке, и, когда он показался впереди, все разом остановились. Слева от них были самые густые заросли на острове — сплошная непроходимая масса сплетенных черных и зеленых стеблей, а перед ними покачивалась высокая трава.
Ральф вышел вперед. Вот примята трава, в ней прятались охотники, пока он ходил на разведку. Вот и перешеек, и выступ, огибающий бастион с пирамидой красных глыб на вершине.
До его руки дотронулся Сэм.
— Дым.
Из-за скалы прозрачной струйкой в небо уплывал дым.
— Интересно, зачем это они костер развели.
Ральф обернулся.
— Чего ради мы должны прятаться?
И он решительно прошел через траву к маленькой голой площадке, за которой начинался узкий перешеек.
— Вы двое идите сзади. Первым пойду я, за мной — Хрюшка. А копья держите наготове.
Хрюшка напряженно вглядывался в светящуюся пелену, завесившую от него весь мир.
— Здесь не опасно? Обрыв? А то, я слышу, прибой…
— Иди ближе, не отставай.
И Ральф двинулся к перешейку. Под ногу попался камень, Ральф пнул его, и тот с плеском исчез в воде. Слева от Ральфа море, отсасываясь, глубоко опустилось, и внизу, футах в сорока, обнажилась красная квадратная плита, Покрытая водорослями.
— Я не упаду? — Хрюшка трепетал. — Мне ужас как…
Наверху, среди нагромождения глыб, вдруг раздался клич, подхваченный дюжиной голосов.
— Дай мне рог и не двигайся.
— Стой! Кто идет?
Ральф запрокинул голову и мельком увидел смуглое лицо Роджера на вершине.
— А ты что, не видишь, кто идет? — крикнул Ральф. — Не валяй дурака!
Он приставил рог к губам и начал трубить. Один за другим появлялись раскрашенные до неузнаваемости дикари и осторожно пробирались по выступу к перешейку. Они несли пики и, сходя с выступа, выстраивались, готовые защищать вход. Ральф продолжал трубить, не обращая внимания на Хрюшкины страхи.
— Не подходи! Понял? — закричал Роджер.
Наконец Ральф отнял от губ раковину и перевел дух. Первые слова прозвучали сдавленно, но его услышали.
— …созываю собрание.
Дикари на том конце перешейка зашептались, но не сдвинулись с места. Ральф сделал два шага вперед. За спиной он услышал умоляющий шепот:
— Не бросай меня, Ральф.
— Стань на колени, — сказал Ральф уголком рта, — и жди, пока я вернусь.
Он дошел до середины перешейка и остановился, разглядывая дикарей. Краска освободила их от всех условностей, и они не постеснялись перевязать волосы на затылке; смотреть им было гораздо удобнее, чем Ральфу. И он чуть было не сказал, чтобы они погодили минутку, пока он тоже перевяжет волосы. Но это было невозможно. Дикари хихикнули, и один издалека замахнулся на Ральфа своим копьем. Роджер убрал руки с рычага и, наклонившись над обрывом, посмотрел, что происходит внизу. На перешейке косматые головы мальчиков плавали в черном пятне теней. Пригнувшийся Хрюшка казался сверху бесформенным мешком.
