– Мы не бросим их, – пообещал Хок. – Даю вам слово и клянусь честью. Но сейчас нужно убираться отсюда на случай, если наши берберские друзья попробуют взобраться на эту кучу мусора и расстрелять нас из подаренных нами же винтовок.

С Хоком во главе они начали нелегкий путь, осторожно пробираясь по предательской тропе. К середине дня горы остались позади, и они пришпорили коней, стремясь поскорее пересечь пустыню. Беглецы намеренно обошли оазис Акбу, не желая оставлять следов. К ночи они раскинули лагерь, скорее чтобы дать отдых усталым коням, чем для собственного удобства. За ужином все молчали, прислушиваясь к ночным шумам.

Слишком взвинченный, чтобы уснуть, Макс ушел подальше от шатров, разглядывая унылую, залитую лунным светом пустыню. В руке он сжимал нож Филиппа, но не мог заставить себя метнуть его: это простое действие слишком мучительно напоминало о Каро.

Минут через десять тихий голос Верры ворвался в его смятенные мысли:

– Вы должны верить, друг мой.

Отчаяние и гнев раздирали грудь Макса.

– А вы? Вы верите?

Даже в полумраке он заметил нерешительность, мелькнувшую в глазах Верры. Но в ответе прозвучала абсолютная уверенность:

– Мы бывали и в худших ситуациях. И все готовы умереть за наше дело. Каро сознавала, какая опасность ей грозит, да и Торн с Райдером тоже.

– Надеюсь, вы понимаете, что Райдер, возможно, уже мертв.

– Если так, мы должны сделать все, чтобы его жертва не была напрасной. Да, наша миссия прежде всего, но, как и обещал Хок, мы никогда их не бросим. Поймите, сэр Гавейн с нас головы снимет, если мы попросту обменяем их свободу на освобождение Изабеллы.

Макс мрачно кивнул:

– И все же, если Каро попадет в плен, освободить ее будет в сто раз сложнее, тем более что Сафул раскусил нашу игру. Мало того, он, вероятно, захочет отомстить за то, что мы украли рабыню у него из-под носа. Что, если он сорвет свой гнев на Каро?

– Но вы знаете ее пожелания по этому поводу, – только и ответил Верра.

– Да. Ад и проклятие, – выдохнул Макс. – Знаю, и слишком хорошо.

– Вам следует отдохнуть, друг мой, – посоветовал Верра, поворачиваясь, чтобы уйти. – В ближайшие несколько дней вам понадобится много сил. А если знаете хотя бы пару хороших молитв, сейчас самое время помолиться.

Макс горько усмехнулся. Сколько раз его молитвы не доходили до Господа. Сколько раз исход был совсем не таким, на который он надеялся! И все же ему оставалось только горячо молиться за жизнь и свободу Каро и ее друзей.

К полудню третьего дня они достигли побережья и раскинули лагерь в нескольких милях от морского порта Бужи под тенью рощицы диких олив. Но атмосфера по-прежнему оставалась напряженной. «Хранители» избегали смотреть друг другу в глаза. Куда девались обычное дружелюбие, улыбки, смех и веселые перепалки? Теперь ничто не могло скрасить долгие, монотонные часы ожидания.

Особенно тяжело приходилось Максу. Даже при всем своем опыте ожидания очередной битвы он никак не мог набраться терпения и отрешиться от мучительных мыслей. И вернувшиеся кошмары терзали его по ночам. Каро, возвратившаяся, чтобы спасти его… ее кровь и жизнь, утекающие прямо на глазах…

Неужели его худшие страхи оправдались? Каро может погибнуть… а он… он даже не попытался помочь ей.

Это изводило его больше всего. За долгие годы войны он потерял множество друзей и просто солдат-однополчан. Но его чувства к Каро были гораздо глубже братских или отцовских, которые он испытывал к своим людям, глубже того родства душ, которое связывало его с Филиппом. Каро стала его возлюбленной, его утешением, его ангелом-хранителем. Их страсть стала связью между ними, связью тесной и, как теперь выясняется, неразрывной. Потому что он не в силах жить без Каро.

Что, если он действительно потерял ее? При мысли об этом хотелось кричать, обвиняя судьбу в несправедливости. Макс поклялся, что, если Каро убьют, он голыми руками разнесет крепость Сафула по камешку.

Но никакие клятвы и обеты не могли заглушить тошнотворной тоски, ворочающейся в груди, или облегчить ужасное предчувствие, рвущее внутренности. Он воображал, что теперь, когда война закончилась, больше не будет неуверенности, страха, скорби и сознания потери. Но пока он достоверно не узнает, что Каро в безопасности, кошмары, в которых он ее теряет, будут повторяться регулярно. И даже при благополучном исходе у него больше никогда не будет ни минуты покоя.

Утром третьего дня от пропавших «хранителей» по-прежнему не было никаких вестей. Завтрак состоял из кускуса с молоком и медом, миндалем и финиками, оставившими во рту у Макса вкус опилок, хотя остальные ели с аппетитом.

Пытаясь хоть чем-то занять себя и растратить накопившуюся энергию, он оседлал коня. Макс с удовольствием проскакал бы половину пустыни, чтобы немного забыться и заглушить тоску, но опасался возбудить подозрения у местных жителей, поэтому ограничился тем, что несколько раз объехал лагерь.

Он чувствовал себя загнанным в клетку животным. Возвратившись, он мельком заметил леди Изабеллу, и только сейчас понял, что она должна была испытывать в последние два месяца в плену.

Макс почти закончил распрягать лошадь, когда, к собственному удивлению, увидел леди Изабеллу совсем рядом, словно возникшую по его мысленному повелению.

Она надела арабское платье, закрыв шарфом лицо и оставив на виду только глаза.

– Я хотела поблагодарить вас за свое спасение, мистер Лейтон, – начала она, внимательно вглядываясь в него.

Макс плотно сжал губы. Они впервые встретились лицом к лицу и говорили. До сих пор он подсознательно избегал ее… или она его. Но так или иначе, он не желал принимать благодарность за спасение, обернувшееся несчастьем и неудачей.

– Пустяки, миледи, не стоит благодарности, – сухо процедил он с коротким поклоном. Пусть никто не говорит, что он пренебрегает правилами этикета!

Он уже хотел отойти, когда Изабелла легко коснулась его руки.

– Понимаю, что вы во всем вините меня…

Странно взволнованный ее пристальным взглядом, Макс поколебался, не зная, что ответить. Он хотел разуверить ее, но в душе не мог не признать, что действительно винил эту женщину. Это из-за нее Каро теперь в опасности.

Впрочем, он вряд ли справедлив к ней. Изабелла виновата в том, что алжирские пираты захватили судно и продали ее Сафулу, не больше, чем сам он повинен в захватнических планах Бони, решившего завоевать весь мир.

Макс медленно выдохнул и уже спокойнее ответил:

– Вас никто ни в чем не винит, миледи. Каро сама сделала выбор. И она никогда бы не смогла оставить вас в неволе и спокойно жить после этого.

– Пусть так, но я молюсь о том, чтобы с ней ничего не случилось. Я люблю Каро как дочь, и угрызения совести убьют меня, если с ней случится нечто ужасное, потому что она пошла на это ради меня.

Макс продолжал молчать, хотя был полностью согласен с Изабеллой: слишком хорошо он знал, что это такое угрызения совести. Но вовсе не собирался делиться своими переживаниями с этой совершенно чужой женщиной.

Впрочем, Изабелла вовсе не казалась ему чужой, вынужден был признаться Макс, чуть поеживаясь под ее проницательным взглядом. Почему она смотрит на него так, словно пытается понять его характер? И почему он покорно терпит все это? Что заставило ее подойти? Желание получить отпущение грехов? Или утешить его? Возможно, и то и другое. Недаром в сверкающих темных глазах светится вековая мудрость.

В этот момент между ними родилось нечто вроде понимания, и Максу вдруг пришло в голову, что перед ним стоит женщина поистине необыкновенная. Теперь ему стало ясно, почему «хранители» так высоко ценят леди Изабеллу Уайлд. Изабелла, слегка улыбнувшись, кивнула, словно пришла к такому же положительному заключению о самом Максе. Но улыбка так же внезапно исчезла.

– Я не желаю уезжать завтра, – серьезно заметила она. – Возможно, вы сумеете убедить Хока позволить мне остаться.

Макс покачал головой, зная, что Хок прав: