— Ну, что, Абрамов? Видно, пришло время подумать не только об интересах государства, но и о своих личных проблемах, — подумал я. — Нужно срочно что-то придумать, и под этим благовидным предлогом отправить семью к тёще.

Я встал из-за стола и подошёл к окну. Постояв у окна с минуту, я снял трубку и позвонил жене:

— Привет, ты чем занята? Слушай, ты вроде бы хотела съездить к матери, погостить там немного?

То ли я сыграл плохо, то ли у неё сработала интуиция, но моё предложение было моментально отклонено.

— С чего это ты взял, Виктор? Я вообще никуда не собиралась уезжать. Скажи, что-то случилось?

Я начал её успокаивать, сто раз пожалев, что позвонил домой.

— Если ты не хочешь поехать, ради Бога, я тебя никуда не отправляю. Пойми меня, сейчас у меня будет много работы, возможно, мне придётся уехать в командировку на длительное время.

— Что ты говоришь? Можно подумать, что ты раньше никуда не ездил, — сказала она. — Вот придёшь домой, дома и поговорим.

Я сел в кресло и пододвинул к себе листы с информацией о Муратове, поступившей из Альметьевска. Перечитав её, я не нашёл ничего такого, что можно было бы использовать в виде козырной карты в разговоре с ним.

— Что это? — подумал я. — Два года разработки группировки, и никаких интересных материалов в отношении правой руки главаря? Наверное, я что-то упустил?

Взглянув на часы, я приказал поднять из камеры Муратова. Пробежав ещё раз по записям, я сунул бумаги в ящик стола и стал ждать, когда ко мне введут Муратова.

— Ты что мне порожняки гоняешь, начальник? — спросил Муратов. — С чего Вы взяли, что я являюсь правой рукой Аникина? Я вообще не знаю, за что меня задержали. Я никогда не входил ни в какие бандитские формирования.

Время шло, но я не мог пока подобрать к нему никаких ключей. Он отрицал всё, что мог и не мог отрицать.

— Муратов, тебя и ещё двух твоих товарищей задержали сотрудники восемнадцатой колонии во время попытки совершить незаконную передачу запрещённых предметов в зону. У меня имеются протоколы о Вашем задержании. Скажите, если Вы такой законопослушный гражданин, то чем Вы можете оправдать этот поступок?

— Мы просто, начальник, зону грели, — произнёс Муратов. — Нас с ребятами там хорошо знают и за всё это уважают.

— Тогда скажи мне, Муратов, почему ты оказался в группировке Аникина, а не у Хомича? Ведь в вашей группировке, насколько я знаю, практически нет судимых ребят? Хомич — ставленник оренбургских воров, которых интересует нефтепромышленный комплекс республики, а мы зону греем, то есть поддерживаем наших ребят? Сами знаете, начальник, от сумы и от тюрьмы гарантий нет.

Попросив у меня разрешения, он закурил и, перекинув ногу на ногу, победно посмотрел на меня.

— Значит, Муратов, ты жил, опасаясь того, что тебя могут закрыть, готовил почву и тому подобное.

— Всё может быть, однако теперь я особо зоны не боюсь, я достаточно авторитетен в тех кругах и поэтому, думаю, что там не пропаду.

— Видишь ли, Ильдус. Ты же в нормальную зону не попадёшь, а куда тебя направят, там твой авторитет абсолютно не нужен, там другие критерии авторитетности.

Муратов напрягся, улыбка слетела с его губ, и он с осторожностью посмотрел на меня.

— Да, да, Муратов, ты в нормальную зону не попадёшь. Ты совсем забыл, что ты служил во внутренних войсках, и, по воровским понятиям, ты — мент. А это значит, что отбывать свой срок будешь на ментовской зоне, вместе с зятем Брежнева. Они тебя там быстро научат любить Родину. А раз ты будешь на другой зоне, то все будут считать тебя предателем. Поэтому расскажешь ты мне всё о своей группировке или нет, сейчас для тебя это не столь уж важно. Сейчас тебя переведут из общей хаты в отдельную камеру, и все забудут о тебе, Муратов. Кроме тебя, Муратов, я работаю и с другими твоими друзьями. Они, в отличие от тебя, более сговорчивы. Если ты не знаешь, прокуратура возбудила уголовное дело по статье «Бандитизм». А это громадные сроки, без надежды на амнистию. Вот ребята и стараются выплыть из этого, кто как может. Они сдают всех, а все будут считать, что их сдал ты, так как я тебе не предоставлю подобной возможности как-то оправдаться перед ребятами. А там посмотрим. Пока Аникин в бегах, ты лидер группировки, и судить тебя будут отдельно от всей вашей бригады. Сколько ты проживёшь, я не знаю, но думаю, что не совсем долго.

Муратова отвели в ИВС и поместили в одиночку.

Муратов сидел в одиночке и размышлял о своём будущем. Ещё вчера он был уверен, что в этой жизни для него всё предельно ясно. Оказалось, всё это не так. Сегодня ему чётко всё разложили по полкам, и от былого спокойствия не осталось и малейшего намёка.

Муратов знал, что такое бандитизм, лишь по книгам и кино, и вдруг он стал одним из лидеров бандитской группировки. Проходя службу во внутренних войсках, Ильяс хорошо знал отношение государства к этой категории осуждённых, и рассчитывать на какую-то поблажку со стороны государства было, по всей вероятности, глупо. Если ему эта статья ещё давала какое-то преимущество перед другими заключёнными на общеуголовной зоне, то на милицейской зоне ему в лучшем случае грозило стать изгоем, а в худшем — быть убитым. Подобная перспектива не радовала его, и нужно было что-то предпринимать, чтобы каким-то образом поменять систему заключения. И этим чем-то могло стать добровольное содействие следствию. Он еле дождался следующего дня и с самого утра начал стучать в дверь, требуя к себе меня.

У меня с утра было плохое настроение. Вечерняя размолвка с женой по поводу её отъезда с дочкой давала о себе знать, и я не собирался с самого утра заниматься с Муратовым, решив ещё накануне начать с ним работать во второй половине дня.

Зайдя в кабинет и узнав, что Муратов с самого утра требует его отконвоировать ко мне, мне ничего не оставалось, как приказать поднять его к себе.

Муратов, осунувшись за ночь, молча вошёл в мой кабинет и остановился в дверях. Отпустив конвой, я разрешил ему присесть на стул и поинтересовался у него, с чем связано его желание с самого утра пообщаться именно со мной, а не с другими сотрудниками нашего управления.

— Виктор Николаевич, простите меня, дурака, за мой тон и поведение. Вы оказались правы, и я через два дня после своего приезда в МВД сам набиваюсь к Вам на допрос. Я не спал всю ночь, размышляя над нашим разговором, который состоялся накануне. Вы единственный человек, кто разыграл со мной эту карту с моей службой во внутренних войсках. До этого мне никто никогда не предъявлял подобное, для всех своих друзей и товарищей я был нормальным товарищем и другом.

Муратов сделал паузу и внимательно посмотрел на меня, словно оценивая, стоит ли ему об этом говорить со мной. Вероятно, я разгадал его сомнение и произнёс вполне обыденным голосом.

— Ильдус, я не настаиваю, можешь продолжать молчать, корчить из себя зека и так далее. Мне, если по-честному, всё до лампочки. Ты проживёшь совсем недолго, только до следственного изолятора. Там, в ментовской хате, тебя сразу же опустят, а на зоне просто убьют.

Муратов поёжился, словно от мороза. Быть убитым явно не входило в его интересы.

— Виктор Николаевич, если я начну сотрудничать с Вами, то могу рассчитывать на то, что не окажусь в красной хате?

— Ильдус, ты знаешь, многое зависит не только от меня, но и от моего руководства. Нужно очень постараться, чтобы они закрыли глаза на этот пробел в твоей биографии. Я могу гарантировать только то, за что несу ответственность. Ты не думал, что, помимо меня, о твоей службе мог знать кто-то другой или другие? Как быть в этом случае?

— Вы знаете, Виктор Николаевич, от судьбы не уйдёшь. Меня так и так ждут ножи, и я хотел бы умереть нормальным зеком, а не опущенным ниже плинтуса бандитом.

— Дело твоё, Муратов, — ответил я. — Ну, что, приступим к работе?

Муратов кивнул головой и попросил у меня лист бумаги.