–Я вас не напугал? – спросил он, протягивая руки, чтобы помочь ей перепрыгнуть ступени.

Эмме вспомнилась иллюстрация к новелле начала девятнадцатого века, которая стояла дома на книжной полке, где молодой человек в охотничьем костюме, покручивая усы, спрашивает у дамы своего сердца: «Не обидел ли я вас чем-нибудь, Нелли?» Единственным выходом было ответить вопросом на вопрос.

– Нет, что вы, вы меня не напугали, но, думаю, вы должны понимать, что многие из нас, здесь живущих, да и по всей стране тоже, находятся в состоянии шока. Я говорю не о личных делах, не о бабушке или Терри, а о том, как вообще подействовало ваше появление, все эти заграждения, этот корабль на якоре в бухте. Просто сама обстановка ненормальная для вас, для меня, для любого из нас.

– Знаю, знаю, – ответил он, – вы правы.

Он вдруг показался беззащитным, как один из их мальчишек: Джо, Терри или даже Энди. Он помог ей перебраться по ступеням через изгородь (это было вовсе не обязательно – обычно она перепрыгивала через нее), и они в молчании зашагали по тропинке в скалах.

– Вон мои ребята, – вдруг произнес он, – там, на берегу.

Сердце у нее замерло, когда она увидела двух морских пехотинцев, осматривающих водоросли. Уолли Шермен замахал и крикнул им. Они посмотрели вверх и жестами показали, что ничего нет.

– Я схожу в лес, – крикнул Уолли. – Встретимся здесь через полчаса. У меня пока ничего.

Предположим, подумала она, что бродяжки нет дома. Предположим, что Уолли Шермен захочет войти в хижину и без хозяина. Предположим, что он там что-нибудь найдет. Вернулось болезненное чувство страха, дурное предчувствие. Казалось, что она не выдержит. Нельзя дать ему почувствовать это, надо делать вид, что она спокойна.

– Не могу понять, – сказала она, – почему вы думаете, что капрал Вэгг, покинув ферму, не мог пойти в другом направлении. Разве он не мог пойти, например, в сторону от моря или в Сент-Остелл, или вдоль берега по другой стороне бухты?

– Мы опросили посты на дорогах. На дороге в Сент-Остелл шлагбаумы и на дороге вдоль берега тоже. Мы все проверили. Просто загадка. Эта девушка с фермы – последняя, кто его видел. По крайней мере, насколько нам известно. Надеюсь, что хоть ваш лесной отшельник поможет навести на след.

Они добрались до опушки леса и пробрались сквозь кусты. Деревья сомкнулись над их головами.

– Кто-то здесь ходил, – сказал лейтенант. – В грязи следы, хотя этой ночью шел дождь.

– Здесь всегда грязно, – сказала ему Эмма. – Люди приходят из коттеджей за добрую милю отсюда, собирают растопку. Понимаете, это как бы ничейная земля. Она никому не принадлежит, и из-за нее все время идут бесконечные тяжбы.

– Жуткое местечко, – сказал он. – Думаю, вы сюда ночью не ходите одна.

Он сжал ее руку. Она молила о терпении и о смелости тоже. Между деревьев показалась крыша хижины. Из трубы поднималась тонкая ленточка дыма.

– Я бы сказал, что старикан дома, – сказал Уолли. Эмма остановилась, хотя они еще не вышли на поляну.

– Послушайте, как бы нам не напугать беднягу. Меня, по крайней мере, он знает. Может быть, мне лучше пойти вперед, постучать в дверь, а вы потом?

– О'кей.

Эмма подошла к дому. Дверь была плотно притворена. Она постучала, но ответа не последовало. Она вспомнила, что мистер Уиллис немного глуховат, и с опаской, неохотно подошла к окну и заглянула внутрь. С этой стороны комната выглядела как-то иначе, возможно потому, что мебель, которую она помнила по вчерашнему визиту, была переставлена. Койка, на которой лежал Терри, стояла у дальней стены, там же и стол. В центре комнаты стояла старая жестяная ванна, и в ней стоял мистер Уиллис в одних подштанниках, с обнаженным торсом. Он скреб себя чем-то, напоминающим щетку. Это зрелище, будь с ней младшие мальчишки, вызвало бы кривляния и придушенный смех, но сейчас, в этот миг, оно принесло ей боль, показалось даже ужасающим; вот старик, которого она едва знает, совершивший ради их спасения опасный поступок, он думает, что он один, в безопасности в своих четырех стенах, а в это время за ним следят; ворваться вот сейчас, когда он моется, – все равно что лезть к нему в душу, в самое сокровенное и затаенное.

Она робко постучала в окно. Еще раньше он насторожился, заметив тень, в изумлении поднял голову – в незащищенных широко раскрытых глазах отразилось смятение, испуг, – и, сгорбив худые плечи, он попытался прикрыться, отчаянно прижимая к животу щетку. «Это никуда не годится, – подумала Эмма, – нет у нас такого права», – и она отошла от окна, качая головой и жестом показывая лейтенанту, что идти нельзя.

– В чем дело? – тихо произнес он. – Его нет дома?

В том-то и дело, что он дома. Хижина незаконного поселенца, четыре стены, простейшая обстановка, жестяная ванна на полу – все принадлежит ему одному. Никто не имеет права на это. Меньше всех лейтенант, поджидающий за деревьями. «И почему я этому так много внимания уделяю», – задумалась Эмма.

– Он дома, – ответила она, – но зайти нельзя. Он принимает ванну.

Уолли Шермен рассмеялся.

– Всего-то? Я было подумал, что он повесился, по крайней мере, у вас было такое выражение лица. Я зайду.

– Нет, – сказала Эмма. – Нет… подождите.

Она опять подошла к двери и постучала. На сей раз ее призыв не остался незамеченным. Дверь отворилась, и на пороге появился мистер Уиллис. Вокруг талии он обвязал полотенце, прикрыв подштанники, кроме того, он надел длинную хлопчатобумажную майку.

– Кто тут? – спросил он. Потом узнал Эмму. Удивленное выражение сошло с его лица, но он остался настороже, весь внимание.

– Они ищут капрала, – шепнула Эмма, – были на ферме и у нас. Спрашивали, кто живет здесь. Я рассказала о вас, предложила проводить. Офицер ничего не подозревает.

Мистер Уиллис кивнул. Он прищурил глаза, всматриваясь в деревья.

– Извините, я схожу за очками, – сказал он. – Почти ничего без них не вижу. Видите, я мылся в ванне, так что не готов к приему гостей. – Он произнес эти слова громко, так, чтобы лейтенант тоже слышал. Он помахал рукой в направлении Уолли. – Заходите, пожалуйста, – крикнул он. – Извините за мой вид. Сегодня у меня одновременно и банный день, и стирка.

Он исчез в доме, а Эмма осталась ждать своего спутника.

– Входите, – сказала она ему, – я лучше подожду на улице.

Уолли Шермен пригнул голову и вошел в дверь, подмигнув Эмме. Не смешно, подумала она, вовсе не смешно… Она засунула руки в карманы и огляделась по сторонам. Огородик на поляне был тщательно ухожен. У него там зелень и брюссельская капуста, а в дальнем углу – куча компоста, в основном морские водоросли. Похоже, что он недавно жег опавшие листья и что-то напоминающее старый мешок… Мешок…

Кто-то коснулся ее плеча. Это был Уолли Шермен.

– Мистер Уиллис зовет вас в тепло. Он уже принял совершенно приличный вид.

Она последовала за ним в дом. Да, кровать стояла не там, где вчера. Но больше всего бросалась в глаза не столько ванна посреди комнаты, сколько одежда, развешанная на просушку у печки. Она узнала серые брюки и форменный морской свитер, что он носил. Плащ тоже выстиран и висит на бельевой веревке под потолком. А ружья на стене уже нет…

– Вот так каждую пятницу, – говорил мистер Уиллис. – Тщательно драю весь дом, а потом и себя самого. Так меня учила мать. Нас было в семье десятеро, я самый младший. Трое моих братьев эмигрировали, двое в Австралию, один в Канаду. Никогда не был в Америке, хотя давно хотел там побывать. Еще не слишком поздно, как вы думаете?

Он улыбнулся лейтенанту и протер очки. Ага, отлично, подумала Эмма. Даже Мад не сыграла бы лучше. Должно быть, валлийцы, как и жители Корнуолла, прирожденные актеры.

– Мистер Уиллис, в Штаты съездить никогда не поздно, – ответил Уолли Шермен. – Мы вам сделаем билет, как только уладятся новые правила. Знаете, между нашими странами будут рейсы, которые сможет позволить себе каждый, а не только богатые. Это часть общего плана.

– Очень рад это слышать, – сказал бродяжка. – Почти всю жизнь я провел перекати-полем, и вот пока что бросил якорь здесь, но я не говорю, что надолго, ведь правда?