Мальчишки, обливаясь, пили молоко, по подбородку Бена бежала густая пена.

–Не понимаю, – сказала озадаченная Эмма. – Нам сказали, что все заключенные содержатся на островах Силл.

– Только не мы, моя дорогая, только не мы. Наверное, это бьши другие. Не могу точно сказать. Так или иначе, они выпустили нас вчера вечером, как я вам уже сказал, а ваши двое парней – в прекрасной форме. Доктор ждет машину, чтобы отвезти Терри в больницу – снять гипс и положить что-то под пятку в ботинок. Они вернутся домой сегодня. – Он протянул Эмме бутылку с молоком. – Давай пей, всем пришлось затянуть ремни в последние дни. Пегги и Миртл рассказали мне. И старик Уиллис рассказал то же самое – он и не знал, что я уже дома, и сегодня утром пришел на ферму помочь по хозяйству. А, кстати, – он порылся в карманах и извлек конверт с запечатанным внутри маленьким предметом. – Это тебе, возвращается с благодарностью от мистера Уиллиса. Похоже, что ему здесь надоело, и он собирает вещички для переезда. Не хочет говорить – куда. Вполне может быть, что к сегодняшнему вечеру он покинет свою лачугу. Пегги говорит, что он очень нам помог, без него она, Миртл и Мик не справились бы, но… Может, нехорошо так говорить, но она чувствовала себя при нем неудобно.

Неудобно, правда. Но без него и нам было не обойтись… Эмма взглянула на Энди, который запрокинул голову, и у него, как у Бена, молоко текло по подбородку. Энди стоял на той борозде, где когда-то застрелил капрала.

– Мистер Трембат, – сказала Эмма, сжимая в одной руке пакет от мистера Уиллиса, а в другой – бутылку молока, – если коммандос отпустили вас и не держат больше никого в заключении, то что происходило вчерашней ночью? Почему перестрелка, взрывы, самолеты?

– Мистер Уиллис сказал, что в бухте появилась подводная лодка. Неопознанная. Янки бросали глубинные бомбы. Он услышал это по самодельному приемнику.

Эмма протянула бутылку с молоком Бену, который тянул за ней руки.

– Сомневаюсь, – сказала она, – можно ли верить всему, что говорит мистер Уиллис.

– Сомневаться? Наверно, ты права. Подводная лодка или нет, но что-то сдвинуло их с места. Они забрали все из лагеря и уехали в Сент-Моган, чтобы отчалить. Похоже на то, что начатое нами в Корнуолле распространяется по всей стране, по крупным городам – простой народ твердит, что, мол, не хочет, чтоб ими помыкали янки или правительство, так что войска понадобились в другом месте. По-моему, так в Лондоне или в центральной Англии. Может, теперь наш западный люд для них мелкая сошка. Так или иначе, но мы от них избавились. Нет больше шлагбаумов, нет больше правил и запретов. Придешь домой и увидишь, что дали воду, электричество и телефон заработал. Надолго ли – неизвестно, но хоть какая-то передышка. Скажи, как себя чувствует бабушка? Как она перенесла эти тяготы?

– Прекрасно. Но сегодня она устала. Мы провели ночь в подвале, и, когда вышли на улицу, она все еще спала.

– Вот и отлично. Передай ей мои наилучшие пожелания. Я еще зайду ее навестить.

Он направился к «лендроверу» и забрался в кабину. Туман исчезал, солнце пробивалось сквозь облака. Уже виднелись зеркальные воды бухты.

– Ушли, – сказала она мальчишкам. – Не могу поверить. И почему? Что заставило их уйти?

– Неуютно, – предположил Энди. – Сначала ушли в Фалмут из-за шторма. Теперь неопознанная подлодка, и они пробили отступление.

– Нет, – сказал Сэм, – по-моему, так они подумали хорошенько, поняли, что совершили ошибку. Ни им все это не в радость, ни нам. Все равно, что пригнать на наше пастбище новых овец и держать вместе с нашими, да еще другой породы, – не уживутся.

– А может, уж больно смеялись над ними, – подал идею Колин, – как тогда, когда мы жгли чучело на пляже или когда я выпустил змею в рожу офицеру.

– Неважно, в чем причина, – сказала Эмма. – Важно, что жизнь теперь пойдет своим чередом.

Они направились к дому. Энди и Сэм несли корзину яиц и молоко. Эмма пропустила их вперед и, когда они скрылись из виду, развернула пакет. Это была та самая

пленка с записью. На приложенной записке странным паучьим почерком бьшо написано: «Многообещающий дебют, несмотря на тревожную ночь, был услышан многими и оценен высоко. Меня отсылают из этих краев, так что я скоро уеду, но я верю – когда-нибудь мы встретимся снова. Уважаемые леди, примите мои почтительные пожелания самого наилучшего».

Записка была подписана: «Таффи».

«Значит, я так никогда и не узнаю, – подумала Эмма, – работает ли он на самом деле на кельтских националистов или еще на кого-то, пустил ли он запись на этой ленте в эфир для сотен слушателей в Корнуолле, Шотландии и Уэльсе, или это все его бредни, фантазия, чтобы отвлечься». От чего? От скучной неудавшейся жизни? Подачка самолюбию, как сказала о себе Мад, рассказывая о шести приемных мальчишках, взятых потому, что она всегда хотела семерых сыновей? Может быть, мистер Уиллис мечтал быть народным лидером, а у Эммы в момент прозрения заметил подсознательное желание покрасоваться, подек-ламировать?

Дом наполнился звуками. Когда Эмма пошла в холл, до нее донеслись обычные звуки повседневного мира, которых не бьшо, казалось, целую вечность. Во-первых, работал телевизор, который включили в библиотеке мальчишки. Во-вторых, звонил телефон. Она выбрала телевизор, так как бьшо как раз около восьми, и, если повезет, она услышит местные новости.

– Скорей, – крикнул Энди, – это подлодка, мистер Уиллис был прав.

Она подошла и встала за ними, но сперва открыла все шторы, чтобы впустить в комнату свет и свежий воздух. На экране молодой диктор, побледневший, в своем ужасном фиолетовом галстуке, говорил:

– …были сброшены глубинные бомбы, объединенные силы СШСК приведены в состояние боевой готовности, но штаб объединенного главнокомандования еще не сделал заявления, и до сих пор не установлено, находилась ли в этом районе подводная лодка, а также ее принадлежность. Сообщают, что, по еще не подтвержденным данным, взрыв, уничтоживший несколько дней назад американский корабль в бухте Полдри и повлекший за собой многочисленные человеческие жертвы, мог быть результатом торпедной атаки. В любом случае, принятые недавно меры по обеспечению безопасности и соответствующие ограничения, затронувшие повседневную жизнь населения, сняты, и морская пехота в настоящее время покинула порт и берег Полдри и передала управление местным властям, которые заявляют, что пройдет еще несколько дней, прежде чем восстановится нормальное течение жизни. – Он опустил глаза на листок бумаги в руке. – Сегодня утром на Даунин-стрит пройдет собрание кабинета министров. Предполагается, что у членов кабинета возникли разногласия по вопросам общей политики и будущего СШСК. Следующий выпуск новостей в девять часов.

Телефон все еще звонил. Эмма выбежала из библиотеки в прихожую.

– Я возьму трубку, – крикнула она появившейся в дверях кухни Дотти.

– Слава Богу, – сказала Дотти, – дали электричество. Я делаю на всех омлет. Сэм только что принес яйца.

Эмма схватила трубку.

– Алло? Кто это? Что вы хотите?

Трубка выпалила голосом с иностранным акцентом:

– Одну минуточку, пожалуйста!

Потом пауза и – невероятно, но, если подумать, вполне естественно – в трубке раздалась быстрая речь Папы:

– Это ты? Эмма? Почему никто не подходил к телефону? Я уже целую вечность вам звоню, не могу дозвониться. Я очень спешу, до начала конференции пять минут. Что происходит, чем вы заняты?

– Послушай, даже не знаю, с чего начать… Откуда ты звонишь?

– Я в Цюрихе. Прилетел вчера из Нью-Йорка. До конца конференции я не знаю, полечу ли я потом домой в Лондон или дальше в Токио. Суматоха… хаос… вопрос о существовании СШСК поставлен на карту. Дома, похоже, все теряют голову и затеяли смуту, —как мне рассказали, начали какие-то остолопы из ваших краев, которые сами не знают, чего хотят. Я чувствую, что зараза распространяется по всей нашей дурацкой стране, как эпидемия оспы, так что американцы могут нас бросить. А это будет означать банкротство, скорее всего, но им-то какое дело? Они давали нам шанс. Или полный переворот и военное положение. Это вас проучит… Кстати, я же звоню пожелать моей любимой старушке долгих лет жизни.