О, это будет прекрасное зрелище! С небес спускается окутанный волшебным сиянием Гермес в золотых одеждах, в сандалиях с крыльями. Подлетает к перепуганной царице и грозно вещает: убойся гнева богов, низкая колдунья! Признай, что погубила мужа, прими вернувшегося сына и следуй за мной в Аид! (Ну, то есть, сначала в лабораторию для допроса, а уж потом в Аид). А рядышком стоят, держась за руки, бедные царственные сиротки: Эвника, Фимения и Акрион. И ждут, когда свершится правосудие. Да, это будет здорово. Если даже Семела не испугается самого посланника небес Гермеса, на неё подействует «золотая речь».

И вот желанная победа: Семелу бросают в темницу, откуда её можно по-тихому забрать в лабораторный комплекс. Для допроса с пристрастием. А, пока Локсий демонстрирует пленённой царице жуткие иллюзии, Акрион, скорбный и печальный, объявляет афинянам, что его мать – ведьма и мужеубийца, а главное – богоотступница, посмевшая заместить священные обряды мерзкими колдовскими ритуалами. За доказательствами дело не станет. Сумка с черепами и прочей дрянью всё ещё ждёт своего часа в комнате Кадмила. Нужно только улучить минутку и подбросить её содержимое Семеле в спальню.

Только сначала нам нужна Фимения. Второй свидетель.

А Фимения, как выяснилось, живёт затворницей в храме Артемиды, не показываясь на люди.

И перед храмом круглые сутки несёт караул вооружённая стража.

Воистину, «обделались, и лодка кренится».

– Кто только это выдумал, – проворчал Кадмил. – Надо же: сразу два родича, чтобы признать человека живым! А если он сирота без братьев и сестёр? А если все передохли, пока этот фальшивый мертвец где-то шастал?

– Закон ещё со старого времени, наверное, – вздохнул Акрион. – Когда войны были. Думаю, если знатный горожанин пропадал на поле боя, потом вместо него объявлялись самозванцы. Ну, и требовалась проверка. Один родич, может быть, слишком старый, или, наоборот, мал ещё своим умом соображать… Вот и решили: двое – в самый раз.

Сказав это, Акрион охнул и завозился: плоская, крытая сланцем крыша – не самое удобное ложе. Они лежали, затаившись под тенью угловой пристройки, в десяти локтях над землёй. Храм отсюда смотрелся, как игрушечный. Славное нашлось укрытие, неприметное и с хорошим обзором.

Но всё-таки неплохо бы подстелить матрасик.

– Непонятно как-то с Фименией, – немного спустя сказал Акрион. – Её ведь тоже считают мёртвой. Получается, прежде чем она сможет свидетельствовать за меня, надо признать живой саму Фимению.

– Для этого и материнского слова хватит, – отмахнулся Кадмил. – Ты законы-то читал? Написано: «если какой муж, считавшийся за мертвеца, приходит в дом свой, то потребно слово двоих близких, чтобы провозгласить его не умершим». Там не сказано «если какой муж или жена».

Кадмил не поленился заглянуть в библиотеку перед отлётом с Парниса и проштудировал свитки в библиотеке. Теперь он мог цитировать распроклятый закон с любого места, хоть задом наперёд. Толку от этого, впрочем, было немного: двое свидетелей не становились одним, хоть ты обцитируйся.

Акрион покачал головой.

– Ну, раз написано… – протянул он с почтительностью.

– Голову ниже, – прошипел Кадмил, заметив внизу движение. – Стража идёт.

Стражники, покачивая на ходу закинутыми за плечи копьями, неторопливо шли вокруг храмовой колоннады. В лиловом сиянии луны тускло светились остроконечные бронзовые шлемы, поблескивали бляшки на доспехах из толстой кожи. Мешковатые штаны были заправлены в сапоги с загнутыми носками.

– Я думал, тут такие же эллины, как в Афинах, – пробормотал Акрион. – Только говорят по-другому.

– Да ну какие же они эллины, – буркнул Кадмил в ответ. – Они – сфардены. От эллинов переняли только алфавит и любовь к выпивке.

Он и сам едва не забыл, как чудно одевается лидийский народ. Хорошо, что догадался захватить костюмы для себя и Акриона. В приметных хитонах и гиматиях они дошли бы только до городских стен. Местные не любили эллинов. Мягко говоря.

– А как же Артемида? – спросил Акрион. – Артемида ведь наша богиня. А они её тоже чтят.

– Это только имя, – объяснил Кадмил тихо. – Тысячу лет назад сфардены звали её Анасса. Потом, когда эллины приплыли сюда из Микен, оказалось, что Анасса в точности подходит под описание Артемиды. Вечно юная дева, владычица охотников и пахарей. Эллины сказали сфарденам: о, а давайте вы её будете звать по-нашему, Артемида красивей звучит, чем Анасса.

– И что?

– Убили их, конечно, – пожал плечами Кадмил. – Соображать надо, что говоришь. Но потом решили: а ведь верно, Артемида здорово звучит!

Акрион подумал.

– Это всё по правде так было? – спросил он.

– Нет, конечно, – фыркнул Кадмил.

Акрион ухмыльнулся.

– А как на самом деле?

– Хер его знает, – ответил Кадмил. – У Артемиды спрашивал, она тоже без понятия... Ладно, давай, что ли, слезать. Время теряем.

Акрион нервно, по-собачьи пригибая голову, зевнул.

– Спать охота, – пожаловался он.

Кадмил хмыкнул.

– Неудивительно, – проговорил он голосом негромким, но исполненным яда. – Утром ты целых два часа искал лодку в Пирейском порту! Вероятно, эти поиски истомили тебя настолько, что ты потом дрых весь день под скамьёй, пока я сидел на руле.

Акрион с виноватым видом хотел что-то возразить, но Кадмил его перебил:

– Пятнадцать часов! Пятнадцать долгих, жарких часов я правил в открытом море! Солнце опаляло мне голову, чайки срали на плечи. И что спросил герой, когда мы достигли берегов Лидии? «Хочешь пить, Кадмил?» «Наверное, ты устал, Кадмил?» «Тебе не жарко в волшебном костюме, Кадмил?» Нет, он спросил: «Мы уже приехали?»

– Прости, о Агорей, – смиренно сказал Акрион. – Но мы потом ещё долго шли от берега к Эфесу, а после – ждали ночи. Человек слаб...

– Ладно, – смилостивился Кадмил. – Стражники ушли. Спускаемся. Хватайся за руку.

Акрион подчинился, и Кадмил, удерживая его за предплечье, сперва воспарил над крышей, а потом плавно опустился на землю – там, куда не доставали настырные лунные лучи. Пневмы осталось немного; он основательно выдохся днём. Зато был страшно горд собой. В самом деле, кто сказал, что парцелы нужны только для того, чтобы летать? Если привязать себя за талию к скамье и покрепче упереться пятками, можно разогнать лёгкую фелуку до хорошей скорости! Под парусом они бы плелись добрых две недели. Даже жаль, что простак Акрион спал, вместо того чтобы наслаждаться путешествием.

– Руки протяни, – потребовал Кадмил, доставая из сумки верёвку.

Акрион замялся.

– Я тут подумал, – смущённо произнёс он, – может, сделаем наоборот? Ты притворишься пленником, а я отведу тебя к страже.

– И чего потом? – поднял брови Кадмил.

– Скажу, что поймал эллинского лазутчика, – задрал подбородок герой. – А когда нас проведут в храм, ты уговоришь жрецов выдать Фимению. Гермес ведь способен убедить кого угодно в чём угодно.

– Что же ты скажешь этим почтенным стражникам?

Акрион задумался.

– Искас, – начал он, – искасавэн... э-э... ирфли ки кавэ?..

Он неуверенно взглянул на Кадмила.

– Аму афалля ки-кантору сфард тро лалье, – произнёс тот, не моргнув глазом.

Акрион нахмурился, силясь перевести.

– Это значит «я веду моего пленника к жрице для очищения?» – неуверенно предположил он.

– Это значит «я придурок, который решил, что знает лидийский», – сказал Кадмил. – Вот потому-то я тебя поведу, а не наоборот. Кроме того, никого убедить я не смогу. На сторонников чуждой веры мои слова не произведут впечатления.

Кадмил немного кривил душой: вера тут была ни при чём. Просто дарованная Локсием способность действовала только на тех, кто с детства говорил по-эллински. Сколько Кадмил ни бился, сколько ни изучал другие языки, ничего так и не вышло. Как всё-таки жаль, что его силы ограничены! Впрочем, теперь, после двадцати лет лингвистических занятий, он мог бегло говорить на арамейском, лидийском, фиванском и в совершенстве владел тирренским. Мягкий, словно бы льющийся язык тирренов нравился Кадмилу больше всех остальных. Даже удивительно, что люди, которые так красиво говорят, изобрели бои лудиев и звериную травлю.