А вместо щита и шлема напялили грубый, толстый рукав, не защищавший ничего, кроме руки и мешавший согнуть эту самую руку в локте. И – верх издевательства – кусок бронзы, что прикрывал лишь плечо и шею, причём только с левой стороны.

В груди зародилось жжение. Как будто хотелось захохотать или разрыдаться, только сильней. Акрион глубоко вздохнул, сжимая древко трезубца. Дёрнул плечом, приноравливаясь к весу бронзового щитка. Ещё посмотрим, чья возьмёт. Я – царский сын и царь Эллады. Акрион Пелонид, герой Аполлона. Встань у меня на пути! Ну, давай! Встань, чтобы умереть!

Тем временем Меттей, видя, что все подопечные вооружены, занял место перед строем.

– Слушайте, бойцы! – крикнул он хриплым, словно бы заржавленным голосом. – Так вышло, что мой драгоценный кузен, консул Тарций в мудрости своей велел устроить вам первый бой сегодня. Вы можете думать, что не готовы. А я скажу: херня!!

Последнее слово Меттей выкрикнул так громко, что зазвенело в ушах. Обвёл взглядом лудиев. Лицо его было красным, злым.

– Херня это всё! – заорал он. – Вы никогда не будете готовы! Каждый раз, выходя на арену, будете думать, что не хотите умирать! И обсираться от ужаса, и звать маму. Так напомню вам, что вы дали клятву умереть за школу, и уже признали себя мертвецами!

Он замолк, нелепо мотая головой, будто кто-то невидимый дёргал его за нос. Лудии стояли понурившись, молча. Было слышно, как шумно сглатывает сосед Акриона. Не Спиро – тот стоял слева, не издавая ни звука, – а другой, с правого плеча.

– Нынче будете драться бок о бок, все одновременно, – продолжал Меттей, сбавив тон. – Дюжина вас, остолопов, против дюжины ланисты Фраксия Спурны. В начале боя каждый пусть найдёт себе противника и бьётся один на один. Поняли?

Лудии молчали. Кто-то в конце строя часто, с надрывом икал – как видно, от ужаса.

– Поняли, стало быть, – заключил Меттей. – И запомните две вещи, (непонятное слово), если не хотите, чтобы вас засекли насмерть после боя. Первое: не вздумайте, слышите, не вздумайте драться скопом, это против правил! Один на один. Здесь похороны, а не кабацкая свара.

«Один на один, – повторил про себя Акрион. – Ладно. Так даже лучше. Честный бой, сила против силы. Убью. Кто бы там ни оказался – убью. Другого выхода нет…»

Жжение в груди становилось всё сильней и нестерпимей. Хотелось двигаться, действовать. Драться.

– И второе, – Меттей прищурился, скривил, как от кислятины, рот. – Вы должны проиграть. Такова воля моего дорогого кузена. Это будет несложно, поскольку у Фраксия сильные воины, не чета вам. Так что запомните: получили рану, потекла кровь – на колено и палец вверх! Вам даруют жизнь, на похоронах публика жалостливая. Не вздумайте геройствовать, полудурки! Иначе ребята Фраксия вас разделают. Как жертвенных коз. Но и сдаваться с ходу нельзя, а то публике станет скучно. Поняли, мертвецы? Одно ранение, падаете на колено и палец вверх! А теперь марш по подъёмникам!

Акрион подобрал сеть, взвалил на плечо. Грузила стукнули по лопаткам. Кинжал он заткнул за широкий пояс, затянутый поверх набедренной повязки – больше на теле, кроме смехотворной брони, ничего не было.

Бред. Немыслимо. В бою нужен шлем и поножи. А главное – щит! Какой поединок без щита?! Чем отбивать меч, как теснить врага, как его оглушить? Сетью, что ли, перед носом размахивать, чтобы со смеху упал?.. Акрион оглядел прочих лудиев. Всем, кроме него и Спиро, выдали щиты: мирмиллонам – большие, от колена до шеи, скутумы, гопломахам – эллинские круглые асписы. Как раз такие, с какими обучали сражаться в эфебиях.

«Меттей велит сдаться, – вилась в голове назойливая, ядовитая мысль. – Сдаться, как подобает послушному рабу. Сдаться и остаться в живых. Чтобы жрать ячмень с бобами, рубить чучела и выходить на арену. Чтобы убивать, пока меня самого не убьют. Как раба. Меня – царского сына».

Внутри всё звенело от напряжения. Акрион забрался в клетушку подъёмника, дощатый пол дрогнул под ступнями. Рядом встал Спиро. В руках у него тоже был трезубец. Сеть свисала с шеи, как свадебное ожерелье, кинжал куда-то запропастился. Спиро поймал взгляд Акриона и захихикал – будто козёл заблеял.

– Это тебе не чучелам жопы драть, пацан, – проговорил он, шепелявя сильней обычного. – Сейчас все с Аидом повидаемся.

Рабы подошли к механизмам, взялись за ручки в ожидании сигнала. Меттей поглядел на них вскользь, открыл рот, собираясь отдать приказ, но, видно, вспомнив что-то, вполголоса обратился к одному из солдат. Тот выслушал, утирая вспотевший под шлемом лоб. Повёл плечом, невнятно ответил.

Акрион скрипнул зубами.

– Справлюсь, – сказал он негромко, но твёрдо. – Все справимся.

Спиро издал булькающий звук.

– Ты совсем дурак, что ли? Поверил Меттею, что нас пожалеют и отпустят? Врёт он всё, архидия. На похоронах тирренам нужны жертвы. Проводники в мир иной, чтобы покойнику было не скучно в одиночку. Ни хера они нас не пощадят. Только не на похоронах.

В тёмной, душной клетушке, кажется, потемнело ещё сильней, и совершенно нечем стало дышать. Акрион, борясь с мгновенным этим удушьем, хотел возразить Спиро, спросить, откуда он знает про тирренские похороны. Но тут откуда-то издалека – сверху, с арены – послышался долгий звук трубы.

– Поднимай! – заорал Меттей.

«Нет! – выкрикнул Акрион. – Стойте! Так нельзя! Это неправильно!»

Он на самом деле это выкрикнул – молча, в уме. Не произносить же такое вслух, чтобы доставить всем удовольствие. Особенно Меттею и Спиро.

Рабы налегли на рукояти. Подъёмник дёрнулся и поехал вверх.

Спиро хмыкнул:

– Если твой Гермесик ждет момента, чтобы тебя спасти, можешь ему шепнуть, что сейчас самое время.

Механизм скрипел жалобно, как будто оплакивал заранее тех, кто поднимался в клетушке.

– Нам конец, если ты не понял, – добавил Спиро и вдруг нервно зевнул – как кот, широко раззявив пасть.

Над головой со стуком откинулась крышка. Полились струйки песка. Акрион зажмурился, чтобы защитить глаза, а, когда снова открыл их, увидел арену.

Публика ревела. Звук этот, казалось, сдавливал со всех сторон, выжимал, словно мокрую губку. Зрители махали руками, орали, улюлюкали. Лица, обращённые к арене, были разными – мужскими, женскими, юными, зрелыми, бледными, смуглыми – но каждое светилось одной и той же радостью. Радостью от грядущего кровопролития.

Акрион за пару мгновений обвёл их всех взглядом, а затем глаза его устремились вперёд, туда, где, вытянувшись в цепь, стояли лудии ланисты Фраксия. Дюжина бойцов, которым предстояло сегодня сойтись с командой Меттея – Акрион уже видел их мельком во время общего шествия, но тогда всё его существо занимали мысли о побеге. Теперь же он мог рассмотреть противников как следует.

У них было то же самое вооружение – щиты, мечи, копья, даже трезубцы – и та же броня, что у товарищей Акриона. Но сразу становилось ясно: эти – настоящие воины. Опытные убийцы, прошедшие через несколько десятков игр. То, как они стояли, смотрели, даже то, как дышали; во всём чувствовалась спокойная уверенность бывалых хищников. Уверенность в том, что не их сегодня унесут мёртвыми с арены.

И они были здоровенными. Акрион только сейчас понял, зачем его кормили до отвала и тренировали до упаду: чтобы стал вот таким, с руками-брёвнами, ногами-колоннами, с мощной грудью и непробиваемым животом. Поликлет, ценивший юношескую грацию, никогда не стал бы ваять кабаньи туши тирренских лудиев. Но этих чудовищ не заботила красота. Их делом была смерть.

Справа мелькнуло что-то белое. Шум, как по команде, утих. Акрион покосился и увидел пожилого, обрюзгшего тиррена в светлой тоге, поднявшего длинную, выкрашенную белилами палку. «Судья, – сообразил Акрион. – Сейчас начнётся…»

– Бойцам сойтись! – гаркнул судья и опустил палку, как бы прочертив воображаемую линию между командами.

Труба испустила протяжный, оглушительный вой. Барабаны зарокотали, словно переговариваясь: тамм-та, тумм-та, тамм-та, тумм-та. Трубы подхватили ритм, музыка полетела над ареной, быстрая, угрожающая. Лудии Фраксия тронулись с места и, шагая в ногу, принялись надвигаться на команду Акриона. Толпа подняла гвалт, что-то выкрикивал глашатай с воронкой, и от страшного шума мутилось в голове едва ли не больше, чем от страха.