А он наклонялся. Медленно, словно любуясь моим побледневшим лицом, моей мукой. Наклонялся, чтобы…

Теплые губы мазнули по виску. Дыхание мужчины сбилось, и он с трудом отстранился. Глаза больше не горели алым. Он взглянул на испуганную меня, притихшую, вжавшуюся в холодный камень, до синяков сжавшую его руку, в надежде защититься…

— Прости… — тихое, такое знакомое, ласковое ‘прости’. Но мне больно. Очень больно, чтобы простить. Но глаза серые. Снова серые, родные и нежные. И в них боль. Боль за меня? Но ведь…

— Вы знаете, что произошло?

Он обреченно кивнул и отступил на шаг.

— Я никогда больше к вам не подойду, — напрягшись, говорит он. Отступает в тень, чтобы исчезнуть, но…

— Я вас прощаю! — почти крик. Но он останавливается, оборачивается ко мне и все застывает. Мир вокруг просто замирает, выцветает и… снова тишина. И медленные тихие шаги, выдают чье-то приближение.

— Кирин?

Император?

— Ваше величество. — Мне все еще было больно, когда он пришел. И он это видел. Не мог не видеть. — За что?

— Он тебя недостоин, — с досадой выговаривает мужчина, подходит ближе и легко касается ушибленных мест. Боль уходит. Физическая боль, но в остальном.

— Тогда почему вы позволили?

— Всегда должен быть выбор.

— Даже если его нет.

— Даже если все решено?

— Ничего не решено.

Император оперся на перила, взглянул куда-то далеко, в самую тьму парка.

— Ты думаешь, он идеален?

— Он другой. Не как все здесь, — осторожно ответила.

— Да, он талантливый, — хмыкнул мужчина. — Это он — твой выбор?

— Я не знаю, — честно отвечаю, и мне становится настолько все равно, что даже холод уходит. Я просто не замечаю его. Не замечаю ничего. Как будто мира вокруг не существует, и есть только я.

— Времени остается все меньше. Вернись на бал.

И я иду к двери. Не оглядываясь.

Смотр будет продолжаться, но сейчас мне все равно. И радостно бликует красный ободок уже на моих на глазах.

Каково это, когда чужая воля заменяет твою собственною? Никогда раньше я не чувствовала этого в такой же степени, как это происходило сейчас.

Шаг. Еще один. И еще. Дверь открылась как будто и без моего вмешательства, отгородив от происходящего вне зала. Я хотела обернуться, в глубине души отчаянно желала сделать шаг назад, покинуть этот зал, полный фальшивых улыбок, остаться в одиночестве, но вне…

Улыбка появилась сама собой. Пары расступились, давая мне возможность пройти в центр, где уже ждал Актор. И снова танец. Пустой, глупый танец, но я улыбалась. Улыбалась партнеру, улыбалась гостям, улыбалась этому миру, несмотря на застывшие слезы в пылающих алым огнем глазах.

Так вот как чувствуют себя куклы. Нарисованная улыбка, тело движется, как угодно кукловоду, и нет чувств, нет мнений. Нет ровным счетом ничего. Только оболочка, которая всем нравится. Точнее — нравится хозяину. Остальным и вовсе нет дела до твоего вида. Если доволен господин — больше никто не станет думать и переживать.

Актор вел уверенно, плавно лавировал между других пар. Последнее, впрочем, происходило и вовсе без труда с нашей стороны: все боялись столкнуться с главной парой вечера на глазах у императора. А он вернулся. Дядя. Быстро прошел у стены, подозвав Лейворея-старшего, и сел на свой трон, что-то оживленно обсуждая с господином советником. Увидеть больше мне не позволили. Круг вновь сомкнулся.

— Вам оставили возможность говорить? — Актор был слишком проницателен для неосведомленного лица. Неужели и он испытал на себе подобное?

— Да, — сказала я, убеждаясь, что безмолвной марионеткой меня все же не сделали.

— Мы можем уйти отсюда, — предложил юноша, останавливаясь прямо посреди зала.

— Но разве это не пренебрежением гостями?

— Нам с вами это позволено, — заверил меня партнер.

— А только вам?

— Нет. Как и вам. Но вместе — мы можем уйти. Ваш выбор?

— Я не хочу здесь оставаться, но разве император позволит… — меня все еще терзали сомнения. После того, как дядя сказал оглядеться и выбрать, уходить было чревато наказанием.

— А мы узнаем это у него.

Император позволил. Задумчиво взглянул в лицо Актору, усмехнулся краешками губ и отпустил нас. И это после его слов. Неужели дело в Акторе? Он выбирает его? И мне стоит поступить так же?..

Коридоры дворца впервые казались мне настолько темными. Аже стражи было не видать, или я просто их не замечала. Вокруг как будто никого не было. Никто не попадался нам на пути, когда мы шли… куда мы шли?

— Постойте, — попросила я, останавливаясь. Актор замер, все так же находясь впереди и держа меня за руку. — Куда вы меня ведете?

— Подальше ото всех, — честно ответил юноша. Я не могла видеть его лица-слишком темно было в коридоре, но вот яркий ободок алого цвета подсказывал, что император все еще с нами. Пусть и не физически, но он влиял на наши поступки. Влиял на наши решения, на наши судьбы, на нас.

— Что вы должны сделать? — вопрос был неуместен, но не задать его я не могла. Нельзя играть против Эйвора Таргелея, но играть по его правилам не зная этих самых правил — значило проиграть. И пусть я понимала, что никогда не смогу сравниться с ним ни в чем, но просто идти по предопределенному пути, думая, что выбираю его сама, — так нельзя поступать.

— Скорее, чего я не должен делать, — усмехнулся Актор. — Я не должен касаться вас. Только так, за руку, как сейчас. Иное не позволено.

— А вы хотите иного?

— Вы хотите услышать честный ответ?

— А вы дадите его мне?

Смех пронесся по коридору.

— Нет, вам никто не скажет правды. Или — никто не солжет. Здесь дворец, и полутона заменяют нам все слова. Здесь никто не лжет, но все лицемерят, здесь никто не честен, но все благородны. Это дворец, миледи. Это совсем другой мир, где верить можно всем и никому. Вы просто должны научиться понимать, когда лгут не вам.

— И вы солжете мне?

— Уже лгал.

— Вы так просто говорите об этом, — смех вырвался сам собой. Резкий, неприятный, отвратительный.

— Как и молчу. Но, быть может, мы продолжим путь?

— Куда вы меня ведете?

— В город, — коротко ответил Актор. — Хочу показать вам его.

— Я жила в столице с рождения.

— Вы жили в другой столице. А сегодня мы побываем везде. Конечно, если вы согласны.

— Император…

— Император не запретил нам этого. А все, чего не коснулся запрет, — позволено. Только ваше решение.

— Но мы вернемся, если я скажу.

— Конечно, вернемся.

— Вы лжете.

— Лгу. Но вы же мне верите?

— Я никогда вам не поверю.

— Даже если я вам докажу свою преданность?

— А вы ее докажете?

— Если вы посчитаете это необходимым.

— Так мы ни к чему не придем.

— Да, тогда давайте сделаем первый шаг и посмотрим, куда он нас приведет.

— Я не хочу его делать.

— Тогда я вас оставлю.

— Оставьте!

И он ушел. Бесшумно, без единого лишнего слова, оставив меня в темноте наедине с собой. А я корила себя на малодушие, за страх, за собственную слабость. Но я не доверяла ему. И Актор не мог не знать этого. Возможно, это только оправдания, но бежать с ним в ночной город было бы глупостью, обреченной на провал. И… кто сказал, что он сам знает столицу? Он знает ту ее грань, с которой сталкивался, но ведь грань — это не весь кристалл, не весь город без остатка, не все его жители, не все улочки и дороги!

— Кто здесь? — тихие шаркающие шаги и знакомый детский голос. Ну да, кто еще ходит во тьме? Митара.

— Митара?

— Это мое имя, Рин. Странно, что ты используешь его для ответа на вопрос, — с долей негодования ответила темнота, а после меня взяли за руку. — У тебя глаза едва-едва светятся, — как бы между прочим сказала девочка. — Император что-то от тебя хотел? Не отвечай, это и так понятно.

— Спасибо. — Я была за многое ей благодарна, не только за понимание, но и за то, что всегда появлялась. Когда была нужна. А сейчас была нужна именно она. Ведь в чем-то мы были похожи, но смелости в этой девочке было больше чем во мне.