– Говорят, что за третьим перевалом, под горой, есть пещера, в которой располагается подземное озеро. В давние времена какая-то царица в водах этого озера омолаживалась, а потом приказала засыпать его землей, чтобы никто не смог воспользоваться волшебными водами. До нас дошли слухи, что люди видели пещеру, ведущую к этому таинственному озеру. Грибники случайно набрели. Однако вовнутрь заходить побоялись, а когда все-таки нашлись смельчаки – искали то место, ту пещеру, но она как под землю ушла. Нет, и все! Мы тоже искали, но, видимо, не всякому открывается это озеро.

Я мысленно переживал наши прошлые путешествия в поисках омолаживающего озера. Бросив взгляд на старца, заметил, что тот меня не слушает, вернее, внимание его приковано к чему—то другому. Я умолк. За окном на дереве сидела взволнованная, взъерошенная сорока и громко трещала о чем-то своем.

– Вы меня не слушаете? – наконец спросил я.

– Погоди, Владимир, тише, – попросил старец, подняв палец вверх.

Арсений был чем-то озабочен, я сел на стул, чтобы не создавать шумов.

– Слышишь? – таинственно произнес Арсений.

– Что?

– Птица Божия говорит нам что-то, весть принесла.

Я посмотрел на лицо старика, оно было серьезным и, судя по его выражению, о шутке не могло быть и речи. Пожав плечами, я сказал:

– Что она говорит?

Как только я стал вслушиваться в сорочий гомон, она улетела.

Арсений взял свой посох, встал и сказал:

– А ну-ка, пойдем.

– Куда, дедушка, идти-то, дождь на улице. Скользко. Что случилось?

Арсений решительно направился к выходу. Ассоль подняла голову и насторожилась, так как ей передалось возникшее волнение.

– Пойдем, Владимир, пойдем, мил человек. Я сам толком не знаю, но идти нам нужно. Не медли.

Я подчинился намерениям старика идти неизвестно куда под проливным дождем. Взял старый зонт, потом надел сапоги, а Арсений все торопил:

– Поспешай, Владимир, поспешай, а то не успеем.

– Да куда не успеем? – вырвалось у меня недоумение от странного поведения старца.

– Да ты не гневайся, мил человек, так надо, – сказал старик с извинением в голосе.

Я держал Арсения под руку крепко, мы спускались вниз к автотрассе. Два раза падали, испачкались, а Арсений приговаривал:

– Это ничего-ничего, мелочи, да и только.

Наконец мы спустились к железнодорожной насыпи.

– Куда теперь? – – спросил я и, посмотрев на белые зрачки старика, устыдился своего раздражения относительно причуд этого немощного человека.

– Сейчас, сейчас, – говорил старик, прислушиваясь к чему-то.

– Что там шумит? – спросил он, указывая своей палкой в сторону реки, которая проходила в низине в ста метрах от железной дороги.

– Река. С неба вон как хлещет, вот река и переполняется, а летом в ней воды по колено…

Арсений не дал мне досказать:

– Да! Пойдем к реке. Именно к реке нужно идти.

– Да что же мы будем там делать? – вновь не удержался я.

Арсений промолчал, терпеливо перенося мои вопросы. Наконец мы подошли к реке, в то место, где обычно ловим рыбу, почти под мостом, по которому ходят машины. Мы уже изрядно намокли, зонт не спасал, потому что ветер задувал дождевые капли под зонт.

Реку было не узнать, ее мутные воды быстро неслись. Поверхность исколота дождем.

– Пришли, дедушка, – сказал я громко, стараясь перекричать шум реки.

– Смотри, сынок, что там, – прокричал Арсений.

– Где?

– Посмотри, там в реке должно что-то быть! – Да что быть? – я представил, что со стороны, если бы кто увидел нас в ту минуту, мы могли показаться, мягко выражаясь, не в своем уме.

– Не знаю что, Владимир, посмотри внимательней. Говори, что видишь.

– Да ничего там нет, вода, ветки, пена, – кричали мы друг другу на ухо.

– Должно что-то быть, Владимир, – взмолился старик. – Не упускай никакую мелочь, все, что видишь, говори мне.

Я пожал плечами и стал рассматривать. Около берега в круговороте вращался кусочек тетрадной бумаги.

– Ну, вот, бумажка какая-то к берегу прибилась

– Бумажка? – переспросил Арсений.

– Бумажный кораблик. Только размокший. Ребенок какой-то сделал, да и пустил.

– Кораблик! Именно кораблик! Бери его.

Я нехотя стал вылавливать в холодной воде бумажку.

– Вот она, у меня в руках.

Разверни его, только постарайся не порвать.

Я осторожно разворачивал бумагу, и все же она разорвалась надвое.

– Здесь что-то написано, детским почерком. – Читай, Владимир, читай.

Сложив две половины, я прочитал вслух по слогам, стараясь отчетливо произносить буквы:

– Де-ду-шка, при-ез-жай.

– Выбери, Владимир, елочку попушистее, понаряднее, чтобы красавицей была. Она должна быть особенной. Ты ее узнаешь. Ведь сумел ты и места эти найти, и часовни построить, у тебя есть прозорливость. Слушай сердце свое. Елочка должна как бы тебе сама сказать, что она – та самая, какая нужна нам, – приговаривал Арсений.

Мы шли по зимнему темному лесу. Пахло кислым – мокрыми, гниющими листьями. Тысячи раз я ходил по этим горным тропинкам, каждое деревце мне здесь было знакомо, каждый кустик был свидетелем важного периода моей жизни, мыслей и переживаний, которые посещали меня, когда я совершал длительные прогулки по этим местам. Мне даже казалось, что природа стала неким единством со мной: я умел ее слушать, и она понимала меня и отзывалась своим тихим, почти беззвучным голосом.

Арсений шел сзади, упираясь одной рукой на посох, а другой касаясь моей спины, чтобы знать куда идти. За моей спиной раскачивался рюкзак, в котором тихо постукивали елочные игрушки. По настоянию старца мы шли выбирать на моей горе елку к Новому году. Я уже почти смирился со странными побуждениями Арсения, которые в последнее время обильно проявлялись в нем. Мне казалось, что он впал в детство, слабоумие, однако я делал все, что он мне говорил, и лишь ради того, чтобы уважить старика. Вот и этот поиск елки в лесу, к чему все это? Нашел я старые игрушки, как он просил, помыл их, взял ваты, и пошли мы елку в лес наряжать. Чудаки мы, да и только! А все началось с того момента, как мы ходили к речке в дождь за этим размокшим корабликом со странной надписью. Арсений после этого стал крайне озабоченным и спешил что-то сделать. Объяснять ничего не хотел, а лишь твердил, чтобы я ничего не спрашивал, дескать со временем узнаю.

– Давайте-ка вот сюда свернем, – сказал я, заметив в глубине леса лужайку, на которой стояла вроде бы подходящая нам елка.

– Осторожно, здесь ветки острые, глаза берегите, – предупреждал я старика, забывая, что беречь-то ему нечего.

Мы продирались сквозь заросли к лужайке. Я посмотрел на его странную обувь и в который раз посетовал:

– Как можно в таких сандалетах зимой ходить!? Говорил вам, оденьте сапоги, ноги окоченеют, да и наколоться можно.

– Смотри, Владимир, хорошенько, – не обращал на мои слова внимания Арсений. – Я доверяю тебе сделать такое важное дело.

– Да что ж в нем важного, дедушка? – Елку в лесу найти. Кому это нужно? Что мы с вами Новый год здесь справлять будем?

– Не серчай, мил человек, делай, что я прошу, уважь старика.

– Ну, если не хотите говорить, как хотите. Наконец мы вышли на поляну. Зелень травы сливалась с елочкой, стоящей посередине.

– Что-то раньше я ее здесь не видел, сказал я.

– Наверное, не обращал внимания.

Мы подошли вплотную к пушистому дереву.

– Ну-ка, дай мне ее рукой попробовать, —попросил старик.

Я взял, его за руку и поднес ее к иголкам. Арсений нежно погладил по иголкам, приговаривая:

– Вот, милая, послужи нам, будешь королевой на лесном балу новогоднем.

Я снял рюкзак, достал бутылку с водой и, сделав несколько глотков, предложил старику, но он отказался, а стоял у дерева и что-то шептал себе под нос,

– Ну, что, подходит?

– Подходит, сынок, давай наряжать, – торжественно заключил Арсений.