Тот факт, что патриарх покинул Коронную башню ради столь важного случая, являлся личным достижением Сальдура, и он с нетерпением ждал встречи со своим духовным отцом и великим главой церкви Нифрона. Предполагалось, что бракосочетание станет чудесным и трогательным событием, роскошным и торжественным, а в конце церемонии под музыку грандиозного оркестра в небо взовьются сотни белых голубей. Сальдур начал готовиться к нему много лет назад, когда провалился план возведения на императорский трон лорда Руфуса.
В то время как дьякон Томас нес околесицу, утверждая, что стал свидетелем чуда, юная девушка по имени Трейс убила гиларабрина. Но поскольку Сальдур когда-то публично заявил, что только истинному наследнику Новрона под силу победить чудовище, бредовые речи дьякона могли обернуться для заговорщиков серьезной проблемой. И тогда куратор Церкви Луис Гай предложил самое простое решение, то есть прикончить обоих — и дьякона, и девушку. Но Сальдур увидел в этой ситуации другие возможности.
Патриарх хотел сделать Сальдура следующим архиепископом Гента, чтобы тот занял место Галиена, погибшего во время нападения гиларабрина. Это была одна из высших должностей в церковной иерархии, поскольку архиепископ подчинялся лишь патриарху. Очень привлекательное предложение, но Сальдур знал, что пришло время взять в свои руки бразды правления и создать Новую империю. Он сбросил церковные одеяния и облачился в платье политика, чего не делал ни один церковный сановник со времен патриарха Венлина.
Сальдур сумел пережить осуждение королей и епископов в битве против традиций и невежества. Он настаивал, льстил и убивал, чтобы достичь своей цели, каковой было создание сильной единой империи, ибо только она одна могла изменить мир к лучшему. Он верил, что под его умелым руководством Новая империя засияет в блеске новой славы. Только обделенные умом людишки вроде Этельреда и его приспешников наивно верили, что ее воплощением станет сидящий на троне человек. Сальдур мечтал о новой цивилизации и о возрождении прежнего величия империи. Праздник зимы должен был стать кульминацией всех его усилий, увенчанием долгой, упорной борьбы. Оставался последний смертный бой, и Сальдур знал, что победа достанется дорогой ценой.
Он рассчитывал, что мятежники за ночь устанут и выдохнутся, но оказалось, что их ярость не погасла, напротив, они почти вышли из-под контроля. Регента раздражало, что город, в котором в течение последних лет царили порядок и спокойствие, именно сейчас впал в неистовство. В прошлом непосильные налоги, за счет которых пировали и утопали в роскоши короли, породили голод и нищету. Однако горожане никогда не устраивали мятежей. И сейчас их поведение казалось Сальдуру странным и сбивало с толку.
Даже Меррика удивили волнения, которые возникли неожиданно и одновременно в разных местах. Сальдур ожидал проявления некоторого разочарования из-за того, что турнир не выявил победителя, но не мог предположить, что нарушителей порядка будет так много. Он понимал, что один из рыцарей может уцелеть, и тогда сторонники его соперника начнут возмущаться. Однако он никак не рассчитывал, что оба соперника останутся в живых. Поскольку они не совершили очевидного для всех преступления, их арест выглядел плохо обоснованным. Тем не менее реакция толпы была явно избыточной.
Сначала он думал, что эту проблему будет нетрудно решить с помощью силы, и приказал дюжине солдат, закованных в тяжелые доспехи, разогнать зачинщиков беспорядков. Однако они вернулись ни с чем, потеряв при этом нескольких товарищей убитыми и ранеными. Им пришлось столкнуться не с горсткой мятежников, а с настоящим восстанием горожан. Досадная история, но она не вызвала у Сальдура серьезных опасений. Он послал за Южной армией, рассчитывая, что очень скоро она восстановит порядок. На это потребуется один день, не больше. А пока Сальдур намеревался провести церемонию бракосочетания согласно намеченному плану.
Однако ее начало пришлось отложить на несколько часов, у Сальдура ушло все утро на организацию военного эскорта для поездки в собор. Никаких проблем с этим не возникло, и теперь оставалось привезти туда жениха и невесту. Сальдуру хотелось сделать это как можно скорее, но Ланис Этельред ушел за Модиной и до сих пор не вернулся. Уж не решил ли он вступить в супружеские права до бракосочетания? Так или иначе, регенту надоело ждать.
Поэтому он направился к спальне императрицы и обнаружил, что у входа в покои стоят двое стражников. Он с удовлетворением отметил, что Нимбус выполнил его приказание. Не говоря ни слова, Сальдур распахнул дверь и замер на пороге, ошеломленно взирая на ужасающую картину.
Прежде всего он увидел большую лужу крови на белом мраморном полу спальни. Затем взгляд его упал на разбитое зеркало и раскиданные повсюду осколки, похожие на сверкающие острова посреди моря красной крови.
— Что ты наделала? — потрясенно воскликнул Сальдур.
Модина медленно отвернулась от окна и с удивительным спокойствием взглянула на него. Ее длинная белая ночная рубашки была окрашена кровью до самых колен. Модина смотрела на регента без малейших признаков тревоги или растерянности.
— Он осмелился прикоснуться к императрице, — с простодушным видом ответила она, — а это запрещено.
Этельред лежал на полу в позе сломанной куклы, из горла у него торчал восьмидюймовый осколок стекла.
— Да как ты посмела…
Модина все с тем же любопытством продолжала смотреть на Сальдура, наклонив, словно птица, голову набок. В руке она держала еще один длинный и острый осколок. И хотя он был обернут куском ткани вместо рукояти, девушка стиснула его так сильно, что по запястью текла кровь.
— Неужели ты, слабый старик, надеешься справиться с молодой и крепкой крестьянкой, вооруженной осколком стекла? — хладнокровно спросила она.
— Стража! — крикнул вместо ответа Сальдур.
Двое солдат вошли в комнату, но кровавое зрелище почему-то не вызвало у них никакой реакции.
— Взять ее! — приказал Сальдур.
Однако никто из них не двинулся с места. Оба застыли у порога в полном безмолвии.
— Я сказал, взять ее!
— Нет никакой нужды кричать, — сказала Модина спокойным, безмятежным голосом и направилась к Сальдуру прямо по кровавой луже.
За ней тянулась цепочка жутких красных следов. Сальдуром овладела паника. Он посмотрел на стражников, потом перевел взгляд на императрицу, которая подходила к нему с похожим на кинжал осколком стекла в руке.
— Что вы стоите? — обратился Сальдур к солдатам. — Неужели вы не видите, что она безумна? Она убила регента Этельреда!
— Прошу прощения, ваша светлость, — сказал один из стражников, — но она императрица, наследница Новрона. Дитя бога.
— Она безумна!
— Нет, со мной все в порядке, — сказала Модина холодно и уверенно.
Страх у Сальдура сменился обжигающей яростью.
— Возможно, ты сумела обмануть стражников, но у тебя все равно ничего не выйдет. Верные мне люди, Южная императорская армия уже находится на подступах к городу.
— Я знаю, — ответила Модина с пугающим бесстрастием. — Я знаю все. — Она кивнула стражнику и добавила: — Как и положено дочери Новрона. Например, я знаю, что ты убил Эдит Мон за помощь Аристе, но она не имела к этому отношения, так как принцессе помогала я. Ариста несколько недель жила в моей спальне. Я знаю, что ты организовал арест Гонта. Мне известно, что ты нанял Меррика Мариуса, чтобы убить Эсрахаддона. Ты заключил с ним сделку, в результате которой тот сдал морским гоблинам портовый город Тур Дель Фур. Мне известно, что ты подговорил гнома по имени Магнус предать Ройса Мельборна в обмен на его кинжал. Я знаю, что ты убедил Адриана убить сэра Бректона во время турнира. Это ты снабдил Бректона копьем с боевым наконечником. Однако рыцари не стали убивать друг друга. И мне хочется думать, что это я приложила к этому руку. Ты был уверен, что все предусмотрено, но не предполагал, что начнется мятеж. Ты не знал, что по городу расползлись слухи о твоем предательстве и о том, что доказательства будут представлены на финальном поединке турнира. И вчера толпа собралась не только для того, чтобы насладиться зрелищем, горожане хотели убедиться в правдивости слухов о твоем предательстве. И еще мне известно, что ты планировал убить меня. — Она посмотрела на тело Этельреда. — На самом деле это была его идея. Он не любит женщин. А ты хотел запереть меня в какой-то дыре, чтобы я сошла там с ума.
