Неужели же этого не понимают в Кремле? «Основная цель германского фашизма – отвечает нам советский официоз – состояла в изоляции СССР… Ну и что-ж? СССР имеет теперь больше друзей в мире, чем когда бы то ни было». (Известия, 17 сентября 1935 г.). Итальянский пролетариат в цепях фашизма; китайская революция разгромлена и Япония хозяйничает в Китае; германский пролетариат настолько раздавлен, что плебисциты Гитлера не встречают никакого сопротивления; по рукам и по ногам связан пролетариат Австрии; революционные партии на Балканах попраны; во Франции и Испании рабочие идут в хвосте радикальной буржуазии. Несмотря на все это, советское правительство, со времени вступления в Лигу Наций, «имеет больше друзей в мире, чем когда бы то ни было». Эта фантастическая, на первый взгляд, похвальба получает свой вполне реальный смысл, если отнести ее не к рабочему государству, а к его правящему слою. Ведь как раз жестокие поражения мирового пролетариата позволили советской бюрократии узурпировать власть в собственной стране и снискать большее или меньшее благорасположение «общественного мнения» в капиталистических странах. Чем меньше Коминтерн способен угрожать позициям капитала, тем политически кредитоспособнее кремлевское правительство в глазах французской, чехословацкой и иной буржуазии. Так сила бюрократии, внутренняя и международная, оказывается обратно пропорциональной силе СССР, как социалистического государства и опорной базы пролетарской революции. Однако, это только одна сторона медали; есть и другая.
Ллойд Джордж, в скачках и сенсациях которого нередки проблески острой проницательности, предостерегал в ноябре 1934 г. Палату Общин против осуждения фашистской Германии, которая, по словам его, призвана стать наиболее надежным оплотом против коммунизма в Европе. «Мы еще будем ее приветствовать, как нашего друга». Многозначительные слова! Полу-покровительственные, полу-иронические похвалы со стороны мировой буржуазии по адресу Кремля ни в малейшей мере не являются сами по себе гарантией мира или хотя бы простым смягчением военной опасности. Эволюция советской бюрократии интересует мировую буржуазию, в последнем счете, под углом зрения возможных изменений форм собственности. Наполеон I, радикально покончивший с традициями якобинизма, надевший корону и восстановивший католический культ, оставался, тем не менее, предметом ненависти всей правящей полуфеодальной Европы, поскольку продолжал охранять созданную революцией новую собственность. До тех пор, пока не снята монополия внешней торговли и не восстановлены права капитала, СССР, несмотря на все заслуги своего правящего слоя, остается в глазах буржуазии всего мира непримиримым врагом, а германский национал-социализм – если не сегодняшним, то завтрашним другом. Уже во время переговоров Барту и Лаваля с Москвой крупная французская буржуазия, несмотря на остроту опасности со стороны Гитлера и на крутой поворот французской коммунистической партии к патриотизму, упорно не хотела ставить свою ставку на советскую карту. Подписавшего договор с СССР Лаваля обвиняли слева в том, что он, запугивая Берлин Москвой, ищет на самом деле сближения с Берлином и Римом против Москвы. Эта оценка может быть несколько упреждает события, но никак не находится в противоречии с их естественным развитием.
Как бы, однако, ни оценивать выгоды и невыгоды франко-советского пакта, ни один серьезный революционный политик не станет отрицать права советского государства искать дополнительной опоры для своей неприкосновенности во временном соглашении с тем или иным империализмом. Надо только ясно и открыто указывать массам место такого частного, тактического соглашения в общей системе исторических сил. Чтоб использовать, в частности, антагонизм между Францией и Германией, нет ни малейшей надобности идеализировать буржуазного союзника или ту комбинацию империалистов, которая временно прикрывается ширмой Лиги Наций. Между тем не только советская дипломатия, но, по следам ее, и Коминтерн систематически перекрашивают эпизодических союзников Москвы в «друзей мира», обманывают рабочих лозунгами «коллективной безопасности» и «разоружения» и тем превращаются на деле в политическую агентуру империалистов перед рабочими массами.
Пресловутое интервью, данное Сталиным председателю Скриппс-Говард Ньюспейперс Рой Говарду 1-го марта 1936 г., представляет собою неоценимый документ для характеристики бюрократической слепоты в больших вопросах мировой политики и той фальши, какая установилась между вождями СССР и мировым рабочим движением. На вопрос: неизбежна ли война? Сталин отвечает: «я считаю, позиции друзей мира укрепляются; друзья мира могут работать открыто, они опираются на мощь общественного мнения, в их распоряжении такие инструменты, как, например, Лига Наций». В этих словах нет ни грана реализма. Буржуазные государства вовсе не делятся на «друзей» и «врагов» мира, тем более, что «мира», как такового, вообще не существует. Каждая империалистская страна заинтересована в сохранении своего мира, и заинтересована тем острее, чем невыносимее этот мир для ее противников. Общая для Сталина, Болдуина, Леона Блюма и пр. формула: «мир был бы действительно огражден, еслиб все государства сплотились в Лиге на его защиту», означает лишь, что мир был бы обеспечен, если б не существовало причин для его нарушения. Мысль, пожалуй, правильная, но не очень содержательная. Великие державы, которые не входят в Лигу, как Соединенные Штаты, ценят очевидно развязанные руки выше, чем абстракцию «мира». Для чего именно им нужна свобода рук, они в свое время покажут. Те государства, которые уходят из Лиги, как Япония и Германия, или временно «отлучаются» из нее, как Италия, тоже имеют на то достаточные материальные причины. Их разрыв с Лигой изменяет лишь дипломатическую форму антагонизмов, но не их природу и не природу самой Лиги. Те праведники, которые клянутся в неизменной верности Лиге, ставят себе задачей тем решительнее использовать ее для поддерживания своего мира. Но и между ними нет согласия. Англия вполне готова продлить мирный период – за счет интересов Франции в Европе или в Африке. Франция, в свою очередь, готова пожертвовать безопасностью британских морских путей – за поддержку Италии. Но для защиты собственных интересов каждая из них готова прибегнуть к войне, разумеется, к самой справедливой из всех войн. Наконец, мелкие государства, которые, за неимением лучшего, ищут укрытия под сенью Лиги, окажутся в конце концов не на стороне «мира», а на стороне более сильной группировки в войне.
Лига на охране статус-кво – не организация «мира», а организация насилия империалистского меньшинства над подавляющим большинством человечества. Этот «порядок» может поддерживаться лишь при помощи постоянных войн, малых и больших, сегодня – в колониях, завтра – между метрополиями. Империалистская верность статус-кво имеет всегда условный, временный и ограниченный характер. Италия выступала вчера за статус-кво в Европе, но не в Африке; какова будет завтра ее политика в Европе, никому неизвестно. Но уже изменение границ в Африке немедленно отражается в Европе. Гитлер отважился ввести войска в Рейнскую зону только потому, что Муссолини вторгся в Абиссинию. Трудно причислить Италию к «друзьям» мира. Между тем Франция дружбой с Италией дорожит неизмеримо больше, чем дружбой с Советским Союзом. Англия, с своей стороны, ищет дружбы Германии. Группировки меняются; аппетиты остаются. Задача так называемых сторонников статус-кво состоит, по существу, в том, чтоб найти в Лиге наиболее благоприятную комбинацию сил и наиболее выгодное прикрытие для подготовки будущей войны. Кто и как начнет ее, зависит от обстоятельств второго порядка. Но кто-нибудь должен будет начать, ибо статус-кво есть погреб взрывных веществ.
Программа «разоружения», при сохранении империалистских антагонизмов, есть вреднейшая из фикций. Даже если б она оказалась осуществленной путем общего соглашения, – допущение явно фантастическое! – это ни в каком случае не могло бы предупредить новой войны. Империалисты воюют не потому, что есть оружие; наоборот, они куют оружие, когда им нужно воевать. Возможность нового, притом очень быстрого вооружения заложена в современной технике. При всех и всяких соглашениях, ограничениях и «разоружениях» арсеналы, военные заводы, лаборатории, капиталистическая индустрия в целом сохраняют свою силу. Так, обезоруженная под тщательным контролем победителей Германия (единственная, кстати сказать, реальная форма «разоружения»!), снова становится, благодаря своей мощной индустрии, цитаделью европейского милитаризма. Она собирается, в свою очередь, «разоружать» кое-кого из своих соседей. Идея так называемого «прогрессивного разоружения» означает лишь попытку сокращения непосильных военных расходов в мирное время: вопрос кассы, а не миролюбия. Но и эта задача оказывается неосуществимой. Вследствие различий географического положения, экономического могущества и колониальной насыщенности любые нормы разоружения должны были бы изменить соотношение сил к выгоде для одних и к невыгоде для других. Отсюда бесплодность женевских попыток. Почти двадцать лет переговоров и разговоров оставляет далеко позади все, что видено было в этой области до сих пор. Строить революционную политику пролетариата на программе разоружения значит строить ее даже не на песке, а на дымовой завесе милитаризма.
