Новый приступ плача. Нет, просто бросить трубку будет жестоко.

– Ладно, Вика. Давай, только быстро. В чем дело?

– Ма-аленький! Во-оды отошли! В роддом надо!

– Ну, так в чем проблема? – сухо спросила Таня. – Буди своего благоверного и вызывай «Скорую».

– Его дома нет! Обещал прийти и не пришел!

– Значит, сама «неотложку» вызывай, – пожала плечами Таня.

Она решительно не понимала, как можно не знать таких элементарных вещей.

– Я вы-зы-ва-ала! – прорыдала Вика. – Они скаа-зали, что не приедут!

– Да что за чушь! – Таня начала злиться. – Как это – не приедут? Мы что, в Мозамбике? Они обязаны приехать! Возьми себя в руки!

– Живот очень болит, – прохныкала Вика.

– Ну, так набери еще раз «ноль три» и объясни им все. У них специальная служба есть для перевозки рожениц. Приедет «Скорая» и отвезет тебя в роддом.

– А у меня контра-акт! – взывала Вика.

Тане показалось, что она сходит с ума.

– Какой контракт? О чем ты?

– Контра-а-акт с девятым роддомом. Там написано, что доставку они не обеспе-ечива-ают.

– То есть как это? – не поняла Таня.

– Му-уж опла-атил контракт. Чтоб я в девятом роддоме рожала. А на «Ско-орой» спрашивают: «У вас контракт с роддомом есть?» Я отвечаю: «Есть». А они говорят: "Вот и добирайтесь сами туда, с кем контракт.

На такси".

– Бред какой-то, – решительно заявила Таня. – Не могли они так сказать!

– Ска-азали!

– Ну, так позвони еще раз. И не говори им про свой контракт. Просто объясни, что тебе очень плохо.

Они обязаны за тобой приехать. В любом случае.

– Та-аня! – всхлипнула Вика. И вдруг закричала в голос:

– Ой! Больно, больно!

– Позвони в этот свой девятый роддом! – перебила ее Татьяна. – Пусть оттуда за тобой машину пришлют.

– Бо-ольно! Не мо-могу!

Плача не слышно. Только частое, болезненное дыхание.

– Эй, Вика?

Тишина.

– Вика?!

В ответ – хриплый шепот.

– Таня.., пожалуйста… Дмитровское шоссе, шестнадцать, тридцать три.., пожалуйста.., прошу тебя, Таня.

– Вика, я сейчас не могу. Позвони своей маме.

Или какой-нибудь подруге. Не знаю, кому хочешь звони!

Глухой стук. Похоже, телефонная трубка выпала из Викиных рук.

– Вика! Ответь сейчас же! Вика!

– Что ты кричишь? – К Тане подошел взволнованный Синичкин.

– Вика!

Но в трубке – только еле слышные стоны.

Таня в сердцах нажала на «отбой».

– Что случилось? – потребовал Паша.

– Да с дурой одной связалась, – зло ответила Таня. – Звонит среди ночи и нервы треплет.

– Выкинь из головы, – посоветовал Паша.

– Уже выкинула… – слабо улыбнулась Таня.

И вдруг спросила:

– Слушай, а как ты думаешь – ничего не случится, если мы выедем в Мележ чуть попозже?

Синичкин взглянул на часы:

– Прилечь хочешь? Прийти, в себя? Конечно, отдохни. Часок времени, думаю, у нас есть. Как раз и рассветет, по светлоте поедем.

Таня вскочила.

– Ну, раз мы не спешим… Тогда я сейчас вернусь.

– Че-го?! – Паша остолбенело уставился на нее.

– Езды тут всего ничего… – пробормотала Таня. – Посажу эту дуру в такси и сразу вернусь…

– Что ты несешь? – набросился на нее Синичкин.

Но Таня его не слушала. Она бросилась к выходу.

Павел так растерялся, что задержать ее не додумался или не решился.

А Таня вихрем скатилась по лестнице, прыгнула в «Пежо» и с визгом шин выехала со двора. Дом шестнадцать, совсем недалеко от центра…

Дороги были пусты, и «пежик» несся по Москве быстрее, чем самая скорая помощь.

«Ну, Вика! Ну, свалилась на мою голову!» – злилась Таня.

Вот и начало Дмитровского шоссе, еще минута – и показался дом шестнадцать, а рядом с ним кафе, где она с Викой сегодня обедала.

«Вот так вот! Покорми кого-нибудь один раз – и тебе тут же на шею сядут! Будут срывать среди ночи!»

Таня, не заботясь о спящих гражданах, на полном ходу, с ревом влетела во двор и заглушила двигатель.

«Тридцать третья квартира.., кажется, второй подъезд.., лифта ждать некогда.., бегом.., интересно, а эта дура хоть дверь отпереть догадалась? Вряд ли…»

Таня добежала до двери, сильно толкнула ее… Дверь подалась, и Садовникова влетела в прихожую.

И тут же на ее голову обрушился страшный удар.

Одиннадцатое июля, пятница.

Утро

Таня очнулась. Она лежала на чем-то мягком.

Перед глазами был угол комнаты, завешенное плотной шторой окно и одинокая свеча, стоящая на комоде.

Таня поняла, что лежит совершенно голая.

Попыталась поднять руку и обнаружила, что пошевелиться не может. Что-то держало ее. Повернула голову, увидела: ее рука перехвачена веревкой за запястье и привязана к спинке кровати.

Таня перевела взгляд. В поле зрения оказалась другая рука. Она также была привязана к спинке. Взгляд выхватил простую обстановку комнаты: сервант, телевизор. Предметы выступали из тьмы под светом еще двух свечей.

Таня дернулась и попыталась вскочить. Тщетно.

Веревки не пустили ее. Удалось только чуть приподняться: ноги также были привязаны к противоположной спинке кровати.

Охваченная паникой, она попыталась крикнуть, но изо рта вырвался только хрип.

Рот был заткнут чем-то грубым.

И тут в полумраке комнаты возник человек. Таня скосила глаза.

Это была Вика.

Красивая, с распущенными волосами. Одета в шелковое кимоно. В одной руке бокал шампанского, в другой – тонкая коричневая сигаретка. Сигаретка ?!

И еще: что-то не правильное было в ее осанке, это Таня заметила даже в неверном свете свечей.

Вика радушно, словно долгожданной гостье, улыбнулась Тане.

И та с ужасом поняла, что не правильно в ее фигуре.

У Вики не было живота.

Происходящее на секунду показалось Тане дурным сном. Кошмаром.

«Вика!» – отчаянно выкрикнула она, но, как это бывает во сне, изо рта вылетел только хрип.

– Проснулась, мое солнышко, – нежно проворковала Вика.

Она присела на кровать и нежно погладила Таню по щеке.

Та отдернула голову и выкрикнула: «Пусти меня!» – но изо рта опять послышалось сдавленное сипение.

– Ну что ты, миленькая, – сюсюкала Вика. – Не злись! Когда злишься, у тебя морщинки появляются.

А ты такая хорошенькая.

Она нагнулась над беспомощной Таней и нежно поцеловала ее в щеку.

– Не надо нервничать, – продолжала Вика. – Разве ты не рада? Наконец-то мы одни. И нам никто не мешает.

Она еще раз поцеловала Таню, на этот раз в шею.

Та снова дернулась и попыталась увернуться от Викиных губ, но у нее ничего не получилось.

А Вика проговорила:

– Я так мечтала о тебе. Я думала о тебе все эти два дня. Каждую минутку. Каждую секундочку. И вот ты наконец-то со мной.

Она встала, поставила бокал на пол, скинула кимоно и оказалась совсем голой.

И в этот момент Таня поняла: происходящее – не сон, не кошмар.

И она распята сейчас на кровати в той же самой позе, что и все убитые девушки.

Тут обнаженная Вика прилила рядом с Таней, прижалась к ней… Ее тело слегка подрагивало от возбуждения. Она ласково погладила Таню по волосам. Та резко отдернула голову.

– Ну, что ты, что ты… – пробормотала безумная. – Ты сердишься? Сердишься на меня за обман?

Что я прикинулась, будто рожаю? Но согласись: идея была классная! А когда я тебе про пирожки плела – сама чуть со смеху не скончалась! Ты думаешь, я умею печь пирожки? – Вика расхохоталась.

Испытующе посмотрела на Таню – будто ждала ответа. Вдруг опомнилась:

– Ах, да. Ты же не можешь говорить… Но по твоим глазам вижу: ты оценила мою идею! И вообще я о тебе все поняла: ты добрая девочка, не могла пройти мимо несчастной дуры-беременной. Вот мне и пришлось доигрывать этот спектакль. Ведь ты же никогда бы не пришла ко мне иначе. Ты никогда бы не решилась со мной поиграть… Правда? Я не сомневаюсь: ты уже знаешь, в чем дело? Знаешь, в чем смысл игры?