Юрец покрутил пальцем у виска, раздул ноздри и пробасил:
– Ты что, спятила? Я же тебя так люблю, что свихнуться можно! Вот и сегодня все пацаны в баню поехали, а я домой. Я же знаю, что ты меня ждешь, переживаешь…
Я поцеловала его и смущенно улыбнулась.
– Ты правду говоришь?
– О чем?
– О том, что все в баню поехали, а ты домой?
– А зачем мне врать-то?
– Господи, ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю!!! – радостно закричала я.
– Тише, соседей разбудишь!
– Да и Бог с ними, с соседями. Скажи, а ты правда знаешь, что я тебя жду и переживаю?
– Конечно. – Юрец подозрительно посмотрел на меня и пробурчал себе под нос: – Ты какая-то сегодня странная.
– Какая? А ну-ка повтори еще раз это слово. Какая я?
– Странная.
– Странная! Странная! И ты любишь все мои странности! Получается, что женщину любят за странности…
Я вспомнила слова Вадима об Ольге. Вадим называл ее странной женщиной и говорил, что больше всего на свете любит ее странности.
– Вика, что с тобой происходит? – не мог успокоиться Юрец.
– А с чего ты взял, что со мной что-то происходит?
– С того, что я застаю тебя посреди ночи плачущей, бутылка виски стоит… Ты ничем не хочешь со мной поделиться?
– Хочу.
– Так давай делись.
Юрец взял меня на руки и отнес на кровать. Он бережно накрыл меня одеялом и лег рядом.
– Делись, – повторил Юрец и посмотрел на меня настороженным взглядом.
– Делюсь, – как-то по-пионерски отчеканила я и выложила Юрцу все, что произошло со мной и Милкой, как на духу.
Юрец внимательно меня слушал, ни разу не перебив. Когда я закончила свой рассказ, он посмотрел на меня такими глазами, что у меня по коже побежали мурашки.
– Юр, ты что? Может, тебе водички принести? Он не ответил и по-прежнему смотрел на меня холодным взглядом.
– Ну ты что на меня так смотришь, ей-богу?
Я спрыгнула с кровати, но Юрец схватил меня за руку и вернул на место.
– Ты куда собралась?
– За водичкой.
– За какой водичкой?!
– За обыкновенной, питьевой водичкой, – промямлила я. – Ну, что ты, ей-богу?
– И она еще говорит про Бога, – взвыл разъяренный Юрьевич. – Да ты же ведь антихрист! Я тебе сейчас такую водичку покажу, что мало не покажется!
Я посмотрела на него жалобным взглядом и промурлыкала, как ни в чем неповинная домашняя кошечка.
– Юр, ты меня любишь или нет?
– В том-то все и дело, что люблю. Ну почему я полюбил сумасшедшую?!
– Не сумасшедшую, а странную, – аккуратно поправила я мужа.
– Мне кажется, что ты все-таки сумасшедшая. Тебе почему спокойно не живется? Почему ты постоянно попадаешь в какие-нибудь истории?! Почему у всех жены как жены, а у меня невесть что?!
– Я что, плохая жена?!
– Хорошая. – Юрец произнес это с сарказмом и отвернулся.
– Вот поэтому ты меня и полюбил. Потому, что я не такая, как все.
Я немного помолчала и после минутной паузы произнесла:
– Юр, а как ты относишься к тому, что я болела раком?
Юрец вновь покрутил пальцем у виска.
– Точно чокнутая. А это ты зачем приплела?
– Я это просто так спросила, ради страховки.
– Ради какой страховки?
– Некоторые считают это клеймом на всю жизнь.
– А ты плюй на некоторых. Ты мне любая нужна. Пусть хоть у тебя рук и ног не будет.
Я посмотрела на Юрьевича перепуганными глазами и отрицательно замотала головой.
– Э, нет, так не пойдет. Пусть у меня руки и ноги будут на месте.
Юрьевич потянулся к пепельнице, поставил ее на кровать и закурил.
– Знаешь, я думал, что ты у меня одна сумасшедшая, а оказывается, нет. У тебя даже окружение сумасшедшее.
– Ты это про кого?
– Про твоих подруг.
– Про Милку, что ли?
– Про нее самую. Вы травите людей, затем стреляют в Вадима.
– Это не я травила, а Милка. Но если ты загуляшь, я ее отравлю без тени сомнения.
– Кого ее?
– Ту, с которой будешь гулять. Напою ее термоядерной колой.
– Ты что несешь? – перепугался Юрьевич.
– А то. Между прочим, в какой-то стране, правда забыла в какой, за супружескую измену наказывают смертной казнью. Если трахнулся, сразу в тюрьму. А затем голову отрубают. Удобно. И почему у нас такие законы не вводят? Почему за все расплачиваются бедные женщины? Так бы ни один мужик не гулял. У него бы кроме жены ни на кого не стоял.
– Вик, ты хоть понимаешь, что несешь-то? – оторопел Юрец.
То ли пара рюмок шотландского виски лишила меня рассудка, то ли полный стрессов день, но я поняла, что в этот момент мои тормоза полностью отказали. Сбросив с себя простыню, я расстегнула ночную рубашку и обнажила грудь.
– Так что, Юрец, выбирай, гулять тебе или нет. Любую на тот свет отправлю. Для меня это пара пустяков. Я у Милки опыта поднабралась.
Неожиданно силы оставили меня. Я обхватила голову руками и громко заревела. Юрий крепко прижал меня к себе и стал гладить по голове.
– Дурочка, что ж ты сама себя мучаешь? – приговаривал он ласковым и каким-то отеческим голосом.
– Скажи, ты никогда не будешь гулять? – спросила я, тихонько всхлипывая.
– Не буду. Не хочу, чтобы ты за решетку загремела. Не хочу тебе передачки носить.
– Какие еще передачки? – насторожилась я.
– Обыкновенные. Ты же сама сказала, что любую на тот свет отправишь. А за любое преступление наказывают, от этого никуда не денешься.
– Так уж за любое! Да у нас каждое второе преступление не раскрыто. Даже не каждое второе, а каждое первое.
– Смотря какое преступление. Ревнивая жена отравила любовницу. Это же так банально. Тут только ленивый не раскроет.
– Ты хочешь сказать, что Милку посадят?
– Конечно. И не только Милку.
– А кого еще?
Я почувствовала, как бешено забилось мое сердце, во рту пересохло.
– Ты следом пойдешь.
– Я?!
– Ты.
– А я-то за что?
– Как соучастница.
– Какая я, к черту, соучастница?!
– Самая обыкновенная. Милку посадят за убийство. А тебя за соучастие в преступлении.
– Ты что несешь? Я же ей травить не помогала. Я вообще при этом не присутствовала.
– Тогда какого черта вы вернулись на место преступления? Ты же сама сказала, что вас два наркомана видели.
– Ну и видели, ну и что… Да и кто им поверит, этим наркоманом.
– Если вас захотят посадить, то никто не посмотрит, что они наркоманы.
– Это я Милку туда потащила, – сбивчиво заговорила я. – Она упиралась как могла. Мол, не поеду и все тут. Но я настояла. Я думала, что если Ольга еще жива, то мы ей помочь сможем. В больницу отвезем…
– Не надо было туда соваться. Уж если наломали дров, то не нужно из себя милосердных разыгрывать. Милосердие надо было раньше проявлять, а после содеянного поздно.
Юрец замолчал, взял меня за плечи и заглянул в глаза.
– Господи, а ведь я мог тебя потерять… Даже страшно подумать… Ведь сегодня утром мы могли видеться в последний раз … Я не представляю, как бы я смог жить без твоих странностей. Другой такой нет. Это я знаю точно.
– И я о том же тебе твержу. А почему ты мог меня потерять?
– Потому, что у того злосчастного окна вместо Вадима могла стоять ты …
– Ты думаешь, что тому, кто стрелял, было без разницы кто подойдет к окну?
– Не знаю. Все может быть. Даже если ему и была какая-то разница, ты вполне могла быть второй мишенью.
Я посмотрела на Юрца взглядом, полным бесконечной благодарности, и прошептала:
– Все обошлось. Со мной никогда ничего не случится, если я буду знать, что нужна тебе. Меня бережет твоя любовь.
– А я и не знаю, как мне тебя уберечь. Ты же не умеешь сидеть на месте, а я не могу сидеть рядом. Я должен зарабатывать деньги. Ладно, завтра подумаем, как выбраться из этой ситуации, а сейчас давай спать.
Я легла, закрыла глаза и подумала о том, что мой родной Юрий Юрьевич никогда и ни в кого не влюбится, потому что он счастлив в семейной жизни. Ну и пусть у нас не такой большой стаж семейной жизни. Это еще ни о чем не говорит. Мы уже во многом стали похожи. Словно вместе не один десяток лет. Конечно, это совершенно нормально, что красивые молодые женщины притягивают взгляд нормального мужчины, так и должно быть, но это не значит, что Юрец помчится за первой попавшейся юбкой и забудет о моем существовании. Он у меня особенный, и я даже подозреваю, что он у меня однолюб. Юрец говорит, что во мне редкое сочетание женской мудрости и девичьей жизнерадостности. Я теперь представить не могу, как это люди отдыхают от семьи. Я всегда жду своего Юрца домой, даже если он возвращается за полночь. Мы можем говорить друг с другом часами. Самое главное в жизни женщины – иметь рядом с собой надежного человека.
