Между тем Анна де Краон уже потягивалась и, не таясь, зевала.

– Ну, мне пора идти спать. На заре я отправлюсь травить кабана. Бартелеми поднял его на том берегу Коны.

Старая дама окунула пальцы в подставленный пажом золотой таз, вытерла руки салфеткой и, не обращая больше внимания на гостью, направилась к выходу, опираясь на руку мужа. За ними последовала их внучка, последней шла Катрин. Когда молодые женщины оказались достаточно далеко от ярко освещенного стола, Катрин почувствовала легкое прикосновение, и в руку ее скользнула маленькая, много раз свернутая записка. Сердце ее бешено забилось, в глазах засверкала радость, и она судорожно сжала бумажный комочек. На пороге хозяева и гостья обменялись церемонными поклонами, пожелав друг другу доброй ночи. Затем каждый из сотрапезников удалился к себе в сопровождении факельщика. Так завершился этот странный ужин.

Едва за Катрин закрылась дверь, как она устремилась к канделябру, в который уже были вставлены новые свечи, развернула записку и поднесла поближе к свету. Записка была короткой, без подписи, но Катрин и без того знала, кто ее писал.

«Приходите завтра в часовню в час терции.[5] Вам грозит опасность. Записку сожгите».

Катрин вздрогнула. Холодный пот струйкой потек по спине. У нее возникло острое ощущение непонятной, но страшной угрозы. Все вокруг показалось ей враждебным. Слабо вскрикнув, она уставилась испуганным взглядом на стену, увешанную коврами и гобеленами: в неверном свете свечей вытканные на них люди словно бы ожили; воины занесли свои мечи над женщинами, которые пытались укрыть детей и тянули к убийцам умоляющие руки. У одной из них уже было перерезано горло, и кровь хлестала фонтаном. Она валилась навзничь с искаженным от муки лицом, закатив глаза. Всюду была кровь, все рты были распялены в беззвучном крике, но Катрин казалось, что она слышит вопли и стоны. Гобелен ожил на глазах!

Сара, спавшая на приступке у кровати, проснулась и в страхе воззрилась на Катрин – бледную, дрожащую, с полубезумным взором. Цыганка вскрикнула:

– Господи! Что это с тобой?

Катрин вздрогнула всем телом. Она оторвалась наконец от сцены избиения младенцев, изображенной на гобелене, и, взглянув на Сару, протянула ей записку.

– Вот, прочти, – сказала она глухо. – Ты была права, нам нельзя было приезжать сюда. Боюсь, что мы попали в западню.

Цыганка читала долго, произнося вполголоса каждое слово по складам, затем вернула записку Катрин.

– Может быть, нам удастся выбраться быстрее, чем ты думаешь. Если я не ошибаюсь, кто-то здесь сочувствует нам. Кто же хочет нам помочь?

– Госпожа де Рец. Она кроткая, молчаливая и чем-то очень напуганная. Трудно понять, о чем она думает. Если бы только узнать, чего она боится…

Тонкий дрожащий голос, донесшийся, казалось, из каминной трубы, заставил обернуться обеих женщин.

– Она боится своего мужа, как и все мы здесь. Она боится монсеньора Жиля.

Из тени, отбрасываемой каменной колонной, выступила на свет совсем юная девушка, невысокая и хрупкая, в одежде служанки. Чепец с трудом держался на ее пышных пепельных волосах, она поминутно краснела и теребила в руках концы голубого фартучка. Катрин увидела, что глаза ее полны слез. Внезапно, прежде чем ее успели остановить, молоденькая служанка бросилась Катрин в ноги и обхватила их руками.

– Простите меня, мадам, но мне так страшно! Мне страшно уже столько дней! Я спряталась здесь, чтобы умолять вас забрать меня с собой. Ведь вы скоро уедете отсюда, вы не останетесь в этом ужасном замке?

– Мне хотелось бы уехать, – ответила Катрин, пытаясь оторвать девчушку от своих ног, – но, боюсь, меня держат здесь как пленницу. Встань, прошу тебя, и успокойся! Чего тебе бояться, если монсеньор Жиль еще не вернулся?

– Он еще не вернулся, но скоро будет здесь! Вы не знаете, что за человек Синяя Борода! Это чудовище!

– Синяя Борода? – вмешалась Сара. – Какое странное прозвище!

– Оно ему очень подходит! – сказала девушка, не вставая с колен. – В этих местах все называют его Синей Бородой, когда поблизости нет солдат. Он лживый, жестокий, коварный… Он берет все, что ему нравится, и нет в нем ни жалости, ни сострадания…

Мягко, но твердо Катрин подняла маленькую служанку и усадила на сундук, сев рядом.

– Как тебя зовут? Как ты пробралась сюда?

– Меня зовут Гийомет, мадам, я из Вильмуазана, большой деревни к северу от замка. Люди монсеньора Жиля схватили меня в прошлом году и привели в замок вместе с двумя другими девушками из нашей деревни. Нас определили в услужение к госпоже де Рец, но я быстро поняла, что служить нам придется ее супругу. Он вернулся в замок через несколько дней, и две мои подруги, Жанет и Дениз, умерли вскоре после его приезда…

– Но… от чего? – спросила Катрин, невольно понизив голос.

– Они пошли на потеху монсеньору Жилю и его людям. Жанет нашли в конюшне, на соломе… она была задушена. А Дениз утром подобрали прачки у подножия башни, со сломанной шеей.

– А ты? Как же тебе удалось ускользнуть?

На лице Гийомет появилась вымученная улыбка. Она заплакала.

– Про меня сказали, что я слишком худая… и хозяин должен был уехать, поэтому у него не хватило времени. Но он обещал заняться мной, когда вернется. Вы же видите, мне нельзя оставаться здесь… Если вы не возьмете меня с собой, я умру, как Жанет и Дениз! А я так хочу вернуться к своим! Умоляю вас, мадам, возьмите меня, если решитесь бежать. Вы моя единственная надежда.

– Бедняжка моя, ведь я не знаю, смогу ли вырваться отсюда. Я такая же пленница, как и ты.

– Но у вас есть шанс, вы, может быть, спасетесь благодаря вот этой записке!

Катрин встала и прошлась по комнате, крутя в пальцах крохотный кусочек пергамента. Лицо ее было сумрачным, но в сердце звучал тихий голос надежды, которая постепенно крепла. Госпожа де Рец наверняка прекрасно знала свой замок, все его входы и выходы. Здесь должны быть подземелья, тайные лазы и ходы… Она подошла к Гийомет и положила руку ей на плечо.

– Знай, – сказала она ласково, – если я найду способ бежать, то возьму тебя с собой. Обещаю тебе это. Приходи сюда завтра к полудню. Я скажу тебе, как обстоят наши дела, но не надо слишком надеяться, понимаешь?

Личико маленькой служанки озарилось радостью. Слезы высохли как по волшебству. Одарив Катрин ослепительной улыбкой, она приникла к ее руке.

– Спасибо! Спасибо, благороднейшая госпожа! Всю жизнь я буду благословлять вас и молиться за вас! Я буду служить вам, если такова будет ваша воля, я последую за вами, как собака, если вы этого захотите.

– Пока я хочу, – прервала ее Катрин, засмеявшись, – чтобы ты успокоилась и как можно быстрее ушла отсюда. Тебя могут искать…

Но Гийомет, легкая, словно птичка, стремительно присев в реверансе, уже летела прочь из комнаты. Оставшись одни, Сара и Катрин переглянулись. Подойдя к канделябру, Катрин тщательно сожгла на пламени свечи записку госпожи де Рец. Сара пожала плечами.

– Что ты собираешься делать с этой перепуганной девчонкой?

– Откуда я знаю? Я дала ей немного надежды, она успокоилась. Возможно, завтра я сумею ответить на твой вопрос. Помоги мне раздеться. Надо все-таки попытаться заснуть.

Погруженная в свои мысли, Катрин безмолвно совершала свой привычный вечерний туалет. Молчала и Сара, расчесывая ее длинные золотистые волосы. Серебряный гребень мелькал в ловких руках цыганки. Сара любила ухаживать за волосами Катрин, вкладывая в это занятие почти религиозный трепет. Она гордилась этими роскошными локонами гораздо больше, чем сама Катрин, которая порой жаловалась, что уход за ними отнимает слишком много времени.

– Дама Золотого Руна, – прошептала Сара с восторгом. – С каждым днем твои волосы становятся все прекраснее. Герцог Филипп наверняка согласился бы со мной.

– Это имя я не желаю слышать, – сухо оборвала ее Катрин. – Теперь он для меня только герцог Бургундский – иными словами, враг! И я не желаю носить этот титул Дамы Золотого Руна, которым он так гордится…