– Смотрите! – сказала она. – Узнаете его?

Масе в свою очередь едва удержала крик.

– Господи! – произнесла она, бледнея. – Его невозможно не узнать!

Между тем ряженый крестьянин неторопливо слез с облучка с очевидным намерением войти в лавку Жака Кера. Осознав опасность, Масе, словно подброшенная пружиной, ринулась прочь из комнаты. Катрин услышала, как она вихрем промчалась по лестнице, а затем увидела ее уже на улице. Она успела вовремя, ибо Сентрайль в этот момент взялся за ручку двери. Жена Жака возникла перед ним, гордо вскинув голову в высоком чепце, чтобы из лавки нельзя было разглядеть его лица. Ее звонкий голос был слышен на всей улице:

– Ты что же это, любезный, ума решился? Разве в лавку нужно тащить хворост? Поворачивай во двор! Пошевеливайся, я сейчас велю открыть ворота.

– Прощенья просим, хозяйка, – радостно гудел возница с неподражаемым беррийским выговором, – не знали мы… Хворост возит ваш испольщик Робен из Буа Патюйо, да вот незадача, ногу он подвернул, значит, мы теперь вместо него…

– Хорошо, хорошо, – недовольно прервала Масе, – заводи телегу во двор! Не видишь разве, ты мешаешь благородным господам.

В самом деле, дворяне из эскорта госпожи де Ла Тремуйль, разодетые в голубой и красный бархат, брезгливо расступились, пропуская мужлана с телегой, и именно поэтому никто не узнал отчаянного, опрометчивого капитана. Смотря на эту сцену, Катрин чувствовала, как по спине ее течет ледяной пот. Сцепив похолодевшие пальцы, она не могла унять дрожь нетерпения. Зачем Сентрайлю, который мог ходить по городу не таясь, понадобился весь этот маскарад? Отчего он выбрал такую жалкую повозку? И что, собственно, в ней находится, кроме хвороста?

От внезапной догадки кровь хлынула к лицу молодой женщины. На улице служанка уже распахивала ворота, и Сентрайль, вперевалку и волоча ноги, как настоящий крестьянин, повел свою лошадь с телегой во двор. Не в силах больше ждать, Катрин подобрала юбки и бегом бросилась к деревянной галерее, выходившей во внутренний двор. Происходившее внизу ее больше не интересовало. Она показалась на галерее как раз в тот момент, когда за Сентрайлем закрывались ворота. Капитан заметил молодую женщину и улыбнулся ей. Эта улыбка пронзила сердце Катрин, как луч света, вошедший в темную ледяную комнату. Сентрайль не стал бы так улыбаться, если бы Арно не было в живых.

Во дворе старая Маго хворостиной гнала кур в курятник. Сара помогала Масе открыть настежь двери большого амбара. Готье и еще один слуга запирали на засов ворота. Когда Катрин сбежала вниз, Сентрайль уже завел телегу в амбар. Он даже не взглянул на нее.

– Быстрее! – отрывисто бросил он. – Помогите мне! – Схватив первые две вязанки хвороста, он, не глядя, отбросил их в сторону.

– Что же вы привезли? – спросила Катрин, удивленная такой спешкой.

– Не задавайте глупых вопросов! Что обещал, то и привез!

Вскрикнув, Катрин бросилась к телеге. Вдвоем они быстро разбросали вязанки. На дне телеги лежал длинный ящик с просветами между досок. Катрин уже схватилась за поперечные рейки, но Сентрайль грубо отстранил ее, почти швырнул в руки Сары.

– Не надо бы ей сейчас на него смотреть, – проворчал он. – Зрелище не из приятных! Вовремя мы поспели…

Ухватив ручищами дранку и не обращая внимания на занозы, он оторвал крышку ящика. В нем лежал ужасающе грязный изможденный человек, с мертвенно-бледным лицом, обросшим густой черной бородой. Глаза его были закрыты, тело застыло в трагической неподвижности, и по первому взгляду любой принял бы его за покойника. Катрин, испустив дикий вопль, вырвалась из рук Сары и припала к безжизненному телу, захлебываясь от рыданий:

– Арно! Боже мой! Арно… Что они сделали с тобой?

Она была уверена, что оплакивает мертвого, и Сентрайлю пришлось силой оторвать ее от своего друга.

– Причитаниями здесь не поможешь, Катрин. Есть у вас комната, куда положить его, госпожа Масе?

– Можно занять мою, – воскликнула Катрин, утирая слезы.

– Прекрасно! Показывайте дорогу.

Сентрайль без видимых усилий взял Арно на руки. Поникшая голова Монсальви безвольно покачивалась на плече капитана. Казалось, раненый ничего не видит и не слышит. Больше всего он походил на марионетку, чьи ниточки оборвались. Катрин, с трудом удерживая вновь подступившие слезы, поднесла ко рту руку и вцепилась в нее зубами.

– Он умрет! – прошептала она. – Умрет!

– Надеюсь, нет! – пробормотал Сентрайль. – Я торопился как мог. Откройте вот эту дверь.

– Может быть, – робко сказала Сара, – стоит подождать, пока не уйдет госпожа де Ла Тремуйль…

Она осеклась, увидев, как исказилось от ярости лицо Сентрайля.

– Нельзя терять ни минуты, понятно вам? А если эта рыжая шлюха осмелится встать на моем пути, я ее попросту придушу. Клянусь шпагой отца и честью матери! Открывайте, кому сказано! Его нужно уложить в постель. И срочно разыскать врача.

В ту же секунду дверь распахнулась, и на пороге возник Готье, словно заполнив собой всю галерею. Его светлые глаза переходили с Сентрайля, который начал выдыхаться под тяжестью ноши, на плачущую Катрин.

– Позвольте я понесу его, мессир! – решительно сказал нормандец. – Вам тяжело. Мэтр Кер велел мне передать, что госпожа де Ла Тремуйль ушла.

Готье легко, как пушинку, поднял безжизненное тело Арно, который в руках великана походил на ребенка, и большими шагами понес его через двор. Начал накрапывать мелкий дождь, небо потемнело, предвещая наступление ночи. Впереди бежали Маго с Сарой, показывая Готье дорогу и торопясь открыть дверь комнаты. Сентрайль попытался удержать Катрин, но она рванулась за нормандцем. Капитан только и успел крикнуть вдогонку:

– Останьтесь, Катрин, не нужно сейчас туда ходить!

Но она ничего не слышала, и в ушах ее звучал только собственный глухой шепот, повторявший с безнадежным отчаянием «умрет… он умрет». Задыхаясь, она влетела наверх вслед за Готье и увидела его склоненную широкую спину. Он бережно укладывал Арно на кровать. Сара, с глазами, полными слез, попыталась преградить ей дорогу.

– Позволь, мы сами займемся им, девочка моя, – умоляюще произнесла цыганка, – сейчас на него очень тяжело смотреть, а в твоем положении…

– Какое это имеет значение! – гневно сказала Катрин и стиснула зубы. – Какое мне дело до ребенка, если Арно умирает? Он принадлежит только мне, слышишь? Мне одной! Ему нужна моя помощь, и никто не смеет встать между ним и мной…

Сара нехотя отстранилась, пропуская Катрин, и, покачав головой, тихо сказала:

– Сейчас ему ничего не нужно. Он без сознания, хотя глаза у него открыты. Но он никого не узнает… и, похоже, просто ничего не видит.

Катрин понадобилось все мужество, чтобы побороть нахлынувшее отчаяние. Она не имела права поддаваться горю… во всяком случае теперь. Она должна была смело и хладнокровно выдержать этот удар судьбы. Внутренний голос говорил ей, что только такой ценой сможет она спасти Арно! Как всегда в трудную минуту, она сжала ковчежец святого Иакова и медленно двинулась к кровати, возле которой суетилась старая Маго.

Посреди комнаты стоял Готье и смотрел на нее: в его светлых глазах застыло странное выражение, в котором угадывались и боль и гнев. Он открыл было рот, чтобы сказать что-то, но остановился и, пожав своими мощными плечами, двинулся к двери. Катрин даже не заметила его. Она видела только Арно и согнувшуюся фигуру старой Маго.

– Милосердный Иисус, – причитала кормилица, – до чего же они довели его, что же они сделали с несчастным сеньором!

С помощью Сары она кое-как отдирала от худого тела грязные вонючие лохмотья. Пленника, похоже, содержали в яме с навозной жижей. К груди и спине Монсальви лоскуты ткани прилипли будто намертво, и когда старая Маго дернула посильней, из-под них показалась кровь.

– Он ранен! – вскрикнула Катрин, схватившись за сердце, которое болезненно сжалось.