Сейчас Нина жалела, что тогда не предалась любви с Гордоном Голдом. Кто знает, как могла бы повернуться ее жизнь? А вместо этого она извивалась в экстатической агонии одиночества еще шесть лет. Жаль, что тогда она не чувствовала себя достаточно свободной, чтобы получить удовольствие. Что ж, теперь уже поздно, но, может быть, еще не слишком: одиннадцатый час, но двенадцать еще не пробило.

В той схеме отношений, которая выстроилась у Нины с Гордоном Голдом почти двадцать лет назад, просматривались ростки ее недавней сексуальной эскапады (а как еще можно было назвать это приключение?). Последние три месяца Нина наблюдала за довольно симпатичным мужчиной, тоже приходившим стирать в подвальное помещение башни «А». Конечно же, заботясь о Мире, Нина то и дело приносила туда белье, так что шансы встретиться с удивительно привлекательным и, по-видимому, свободным мужчиной были высоки.

Что и говорить, «узнали» они друг друга с первой минуты… Он был также гиперсексуален, как и она, — возможно, они почуяли феромоны или просто заметили взаимный интерес друг у друга в глазах, когда оба складывали чистые полотенца на столе в прачечной. Что бы то ни было, как только он взглянул на нее, Нина почувствовала — у нее внутри открывается хорошо знакомый шлюз… Мужчина был, как говорили когда-то, симпатяга. Он не отличался высоким ростом, но в его осанке, в пружинящем шаге ощущалась мужественность. Он напоминал Нине зверя, гибкого хищника. У него была золотистая кожа, и его каштановые волосы отливали золотом, словно бы он провел много времени на солнце. Мужчина показался Нине слишком экзотичным, чтобы жить в «Объединенном проекте», и по его холщовым сумкам она поняла, что он, видимо, путешественник, а квартира в этом доме — просто дешевый способ сохранять за собой угол в Нью-Йорке.

Скользнув взглядом по его вещам, Нина заметила, что он носит трусы из чистого хлопка: хороший знак. Среди того, что он стирал, не было никакой деловой одежды (возможно, он сдал ее в химчистку), — только футболки, джинсы, шорты, носки, а также какие-то свободные белые рубашки из очень тонкой ткани и свободные же штаны. На шее у него висела цепочка с анкхом, египетским символом жизни.

Они болтали, не придавая особого значения словам: основной разговор велся без всяких слов. Нина оказалась нрава: он путешествует и проводит семинары по йоге. Свою квартиру «24 Р» он унаследовал от бабушки. Нина не слышала почти ничего из того, что он говорил… Светло-голубые глаза… Прямой взгляд… Голос тихий, вкрадчивый и мягкий. Говорил он очень напирая на «р», как будто чтобы скрыть картавость.

— А вы собиррррраетесь быть здесь еще какое-то время?

— Вы являлись мне в мечтах, — сказал он, складывая постельное белье (видимо, старые простыни его бабушки — изношенный полиэстер с пружинящими эластичными уголками). — Мне было видение.

— Правда? — спросила Нина, заливаясь румянцем.

— Да, конечно, — ответил он. — Только я не спал.

В прачечной воцарилась тишина, не считая шума энергичной стирки, которая полным ходом шла в первой машине.

— А еще я обучаю тантрическому сексу, — сказал мужчина, глядя Нине в глаза. — Вы знаете, что это такое.

Он перекрыл ей все пути к отступлению: если она примет его приглашение, то чаем дело явно не ограничится. Еще он сообщил, что у него было «видение» их союза, и попросил ее прийти во всем белом… только в натуральных тканях… предварительно выдержав строгий пост.

Понятно — очередной «любитель травяных чаев». Нью-эйдж.[28] Возможно, Нина и не согласилась бы с ним встречаться, не окажись она в своей нынешней ситуации… но желание противостоит смерти, как сказал Теннесси Уильямс.

Нина, как четки, перебрала причины, по которым ей не следовало идти к любителю травяных чаев: венерическое заболевание, посткоитальное сожаление (пятнадцать минут спустя двое лежат рядом, их ноги запутались в перекрученных трусах, а они пытаются понять: и что же, черт подери, так влекло их друг к другу?), возможное безумие партнера (возможное? Да он показался ей не вполне нормальным уже при первом взгляде, когда стал пялить на нее глаза). Когда он назвал свое имя, Нина игриво переспросила:

— Дундук? Вас зовут Дундук?

Оказалось, что его зовут не Дундук, а более экзотично: Дондок. Нина знала, что это ненастоящее имя; она подозревала, что на самом деле его зовут Дэниэл и он один из тех еврейских дзен-буддистов, которые ищут свое новое «я», следуя восточным учениям.

Нина все это хорошо знала, знала, что в итоге Дондок окажется не бог весть чем, но, когда его голубые глаза сверлили ее, она услышала глубинный призыв: тантрический секс. Ладно, с ней случались и худшие вещи. Между прочим, десять лет назад у нее был любовник, оказавшийся псевдойогом, так вот он доставил ей массу удовольствия.

В общем, Нина решила не артачиться, когда их разговор быстро перешел к обсуждению вопроса, когда и где они смогут оказаться наедине. Нина уже не испытывала смущения, она знала, что вступит с ним в сексуальные отношения, что именно этого они оба хотят и именно в этом нуждаются, что они оба обретаются в башне «А», цитадели старческого стиля жизни, где можно повсюду наткнуться на предупреждение: «Жизнь коротка. Ты состаришься и умрешь».

Так что Нина не испытала неприязни, когда Дондок признался, что какое-то время практиковал воздержание, но сейчас почувствовал, что «оно перестало работать на его духовный рост». Она не знала, почему «видение» явилось ей именно в эту секунду, но она явственно увидела его пенис, в потенциале напоминающий морковку.

«Ладно, может, что-то из этого и выйдет», — подумала Нина, согласившись посетить его квартиру и прийти к нему в одних только белых натуральных тканях. По его словам, он тоже собирался поститься, чтобы достичь более возвышенного состояния к моменту их «воссоединения».

По правде говоря, смех Нины ничуть не уменьшал ее желания. Да, он был дурак, но дурак с телом золотой статуэтки. Она почти чувствовала исходивший от него запах масла «Камасутра». Она предполагала, что у него в квартире будет звучать музыка, а постель будет устроена на полу. Она имела опыт общения с такими мужчинами; на ее счету были соития на берегу моря, нет — прямо в воде. Нина получит удовольствие, если сможет проигнорировать его мнение о себе как о серьезном знатоке эротического искусства. Она задавалась вопросом, хороший ли у него лингам[29] или нечто вроде той морковки, которую она только что видела? — слишком узкой и заостренной, чтобы доставить ей удовольствие.

За свою йони Нина не беспокоилась. Другой фальшивый адепт восточного секса восхвалял ее йони и оставался в ней невероятно долгое время — так долго, что Нина испугалась за его здоровье. Когда пошел уже второй час (кроме шуток) его нахождения внутри Нины, она, испытав третий оргазм и почувствовав, что готова к чему-нибудь другому (выпить? закусить?), выдохнула и сказала своему партнеру: «Теперь ты можешь дышать спокойно». Партнер вздохнул и словно бы выпустил весь имевшийся у него внутри воздух. Нина почувствовала, что его пенис сдулся, словно какой-то длинный воздушный шарик.

Она ожидала, что с Дондоком все будет примерно так же. Зачем она бранит себя за то, что довела дело до конца? Все началось так нелепо, что она была просто обязана пойти. Она провела столько ночей, лежа у себя в комнате, прислушиваясь к бэби-монитору, чувствуя, как ее собственная жизнь переплетается с жизнью матери. «Любая бы пошла», — сказала себе Нина.

Разве могла она предположить, как все произойдет в действительности? Нет. Секс полон сюрпризов, в том числе и неприятных. «Просто забудь о случившемся, — приказала себе Нина, — и ради бога, не вздумай кому-нибудь об этом рассказать». Она выдвинула себе ультиматум: не вздумай проболтаться подругам об этом чудовищном унижении.

Теперь, готовясь идти к Джесси, Нина поклялась выкинуть Дондока (Дундука) из головы. Как только появилась Фло со своим ямайским ланчем, Нина извинилась и отправилась в душ.