— Дела идут сами собой, — сказала Нина, — я почти не бываю на месте.

Потом Лисбет и Нина похвалили документальный фильм, снятый по последней книге Джесси «Белые люди Джексона с гор Рамапо». Фильм назывался «Горные люди», а анонс к нему звучал так: «Дикая пустыня в получасе езды от Нью-Йорка».

— К сожалению, рейтинг не очень высокий, — призналась Джесси, — но я хотя бы смогла купить плитку для ванной.

Так разговор перешел в другую фазу: жилищные условия. Нина и Лисбет стали охать и ахать, восхищаясь переменами в квартире.

— Ты так здорово обжила это пространство, — почти в унисон объявили они.

Они стали разглядывать привлекательные детали интерьера: камин, шелковистый персиковый абажур, которым Нина завесила фабричный светильник.

— Это действительно твое, — похвалила Нина.

— И освещение такое приятное, — добавила Лисбет.

— Но мне еще столько предстоит сделать, — неуверенно сказала Джесси.

Возникла минутная пауза, и Джесси почувствовала, что две другие женщины скучают по ее старому жилищу — «4 Б», тесной квартирке с одной спальней. Та квартира была уютной и удобной. Старые диваны в чехлах стояли там под углом друг другу, способствуя особому сближению гостей. Подруги любили скопом заваливаться на эти диваны, как бейсболисты в дагаут.[57]

Теперь Нина и Лисбет стояли у камина, стараясь согреться. Потрескивали дрова, искры летели во все стороны. Джесси посмотрела на причудливые тени, подумав, чувствуют ли другие холод, источаемый темными углами ее жилища. Она вздрогнула и глотнула еще вина.

— Со следующего гонорара, — сказала она Лисбет, — куплю одну из твоих картин с деревом — повешу на ту стену.

Подруга немедленно предложила подарить картину.

— Нет, нет, это же твой заработок.

Джесси знала, что теперь Лисбет живет в основном на деньги от продажи своих полотен, так как ее карьера модели, по-видимому, клонилась к закату… По правде сказать, Джесси не понимала, каково финансовое положение Лисбет. Та всегда одевалась хотя и неброско, но дорого, а при этом в кошельке у нее подчас было всего несколько долларов. К тому же Лисбет то и дело упоминала о все возрастающем долге на банковском счете. Широко раскрыв свои и без того большие глаза, она шептала: «Слишком большой автоматически возобновляемый кредит». Насколько Джесси понимала, Лисбет переводила деньги с одной карты «Виза» на другую, стараясь делать минимальные траты, чтобы поддерживать необходимый баланс.

— Я хочу подарить тебе картину, — настаивала Лисбет.

— Но я не могу принять такой подарок… Позволь мне купить ее у тебя.

Джесси и Лисбет постоянно соревновались в щедрости. Они могли до бесконечности обмениваться репликами типа: «Нет, нет, я не могу» и «Пожалуйста, я прошу тебя».

— Ради Бога, Джесси, возьми картину, — вмешалась Нина. — Надо же чем-то завесить эту голую стену.

Женщины посмотрели на стену: она выступала из темноты, широкая и пустая. Стена была оштукатурена лишь частично, а потому в одной ее части рыбьим скелетом вырисовывались деревянные планки — грудная клетка старого здания. Прямо напротив этой обшарпанной стены были высокие окна, за ними проступали очертания городского пейзажа.

«Должно быть, здесь очень трудно поддерживать тепло», — подумала Лисбет.

Когда-нибудь она бы хотела нарисовать этот вид, хотя он и казался ей несколько враждебным. Освещенные небоскребы в ночи — словно вертикальные штрих-коды. Высокие здания, заоблачные цены.

— Сейчас их освещают не так ярко, — заметила Джесси. — Видимо, экономят электричество.

Она заговорила о том, как бы ей хотелось сделать материал об этих «башнях Дарта Вейдера», об этих пожирателях энергии с наглухо закрытыми окнами. Такие окна создадут большие трудности, если вдруг веерные отключения докатятся до восточного побережья.

— Пожалуйста, обойдемся без социальной озабоченности, — взмолилась Нина. — Мы ведь собрались, чтобы чествовать будущую мамашу, так что не надо про веерные отключения, ладно?

В другой вечер они, вероятно, начали бы обсуждать различные кризисные ситуации на родине и за рубежом, кто-то бы даже предложил составить петицию против уничтожения тропических лесов, «легких планеты». Конечно же, они стали бы критиковать президента, мэра и шумно волноваться по поводу экономики. Но сегодня все было иначе, сегодня они объединились, чтобы отпраздновать личное достижение: Клер, первая из подруг, станет матерью.

Они всю осень до хрипоты спорили о политике, отстаивая свои взгляды. Лисбет часто поддерживала природоохранные организации, а Марта призывала подруг перечислять средства ее любимым благотворительным фондам. Но сегодняшний вечер они решили посвятить делам личным, а потому все разговоры были о Клер, ее беременности и других вещах, имеющих отношение к «повестке дня». Поэтому теперь подруги сосредоточились на двух моментах: на появлении Клер, которого они ждали с нетерпением, и на приходе Марты, которого они жутко боялись. Они не знали, кто появится раньше. Нине и Джесси даже не пришлось объяснять Лисбет, почему не удалось обойтись без Марты.

— Я знаю, вы были вынуждены ее пригласить, — сказала Лисбет.

Заметив карточки на столе, она быстро отодвинула свою подальше от Мартиной и положила ее рядом с предполагаемым местом Клер. Лисбет не терпелось увидеть Клер. А что если беременность подруги предвещала ее собственную? Разве это было бы не чудесно — ребенок от Стива? Лисбет так хотелось рассказать Клер о встрече в метро, о подтверждении, полученном от Стива, и о том, что высшие силы благословляют их союз. Клер бы это поняла.

— Могу я выкурить сигарету, пока Клер еще не пришла? — спросила Лисбет.

Нина и Джесси смотрели на нее во все глаза:

— Ты с ума сошла?

«О господи, — подумала Лисбет. — Видно, придется снова забираться на пожарную лестницу». Она уже сбегала туда в прошлый раз, соврав, что ей надо подышать свежим воздухом, хотя на самом деле ей хотелось только одного — покурить. Теперь она не без удовольствия вспоминала, как, стоя под дождем в полном одиночестве, выкурила три сигареты подряд, чтобы набраться сил для возвращения под табличку «Не курить». О, как здорово было чувствовать на языке вкус крепкого табака, все равно что вдыхать в себя саму Францию…

— Клер курит, — как бы между прочим сказала Лисбет, пытаясь защититься.

— Раз в год, — отрезала Нина.

— Я уверена, сейчас она вообще не курит, — добавила Джесси. — Какое счастье снова ее увидеть!

Последняя фраза была встречена с воодушевлением: подруги хором заговорили о том, как их удивило столь длительное отсутствие Клер. Вот уже несколько месяцев, как она совершенно исчезла из поля зрения, почти не отвечала на звонки и всячески уклонялась от разговоров о мужчине, о ребенке, обо всем. Все, кроме Нины, принялись нервно поедать овощи, пытаясь с помощью вкусовых ощущений заглушить тревогу ожидания.

— А мне Клер сказала, что все нам расскажет, — промолвила Лисбет. — Просто это не телефонный разговор.

— Я обещала ей не устраивать из этой вечеринки бэби-шауэр, — торжественно произнесла Джесси, — но ей ведь столько всего нужно…

Она указала на колыбель, уже наполовину загруженную подарками в блестящих обертках, и достала оттуда единственную незавернутую вещицу: мягкого, уютного игрушечного барашка. Джесси повернула заводной ключ в отверстии на его животе, и барашек тут же издал жалостливое «бе-е», а потом еще и «запел»: «Бе-е, бе-е, барашек, бе-е, бе-е, где ты был?»

— О господи…

Женщины переглянулись. Назойливая песенка, звучавшая так механически, словно предупреждала их: «Все это происходит в реальности. У Клер… будет ребенок».

Подруги сошлись на том, что история довольно странная, ведь Клер меньше всех годилась на роль матери.

— Может, мы теперь все обзаведемся детьми? — предположила Лисбет.

— Нет, — ответили Джесси и Нина.

Затем Лисбет и Нина принялись выспрашивать у Джесси, что именно говорила ей Клер, когда наконец согласилась прийти на вечеринку.