Каждый раз, как приобщаться, так наступали демонические припадки, и я мучилась ужасно. Наконец, я поехала в Воронеж к угоднику Митрофану. Там со мной перед причастием сделался жестокий припадок, так что я бежала из храма, разорвала на себе кофточку и чуть не вытолкнула сосуд. В Воронеже меня отчитывал иеромонах, и вот, когда он стал надо мною читать Евангелие, мне стало так тяжело, что я сломала кресло, на котором сидела, и вырвала крест из рук иеромонаха. По приезде из Воронежа, видя, что молитва мне не помогает, я охладела к Богу окончательно и даже стала богохульствовать; обратилась опять к врачам и, по совету их, легла в психиатрическую лечебницу, где мое здоровье еще более ухудшилось: у меня в месяц было 90 припадков; я так ослабела, что уже не могла ходить.
Пролежав в лечебнице 3 месяца, я была переведена в хроническое отделение больницы ― в приют. Припадки стали все реже и реже, но они заменились припадками тоски; тоска до того была сильна, что я не раз покушалась на самоубийство, всегда думала, как бы лишить себя жизни, что и пробовала делать, но покушение никогда не удавалось.
Так я страдала 18 лет, но приобщаться Св. Таин стала уже без припадков. Последний приступ ужасной тоски был 3 июня 1905 г. Тоска была так сильна, что я начала душить себя, и только благодаря одной больной мне не удалось задушить себя. После этого припадка я написала сестре своей письмо, в котором просила ее взять меня из приюта и устроить где-нибудь в деревне: мне казалось, что тоска у меня именно от больничной обстановки и что с переменой места тоска пройдет. Приехала ко мне сестра и вместо деревни предложила мне поехать в Оптину пустынь, которая стоит в лесу и отличается прекрасным местоположением; сосновый лес, который должен принести мне пользу, тянется кругом на много верст. Полное уединение и жизнь в лесу меня очень прельстили, и я решила туда ехать с целью пожить так, как на даче, с месяц. Когда же пришло время ехать в Оптину, то я страшно стала сердиться на сестру, что она меня посылает в совершенно незнакомую местность; стала волноваться и говорю ей: „Ты меня с твоим мужем окончательно хотите погубить; ну, куда я еду одна и больная?! Не поеду я“. Сестра на меня рассердилась, и мы с ней поспорили. Но несмотря на это, я все-таки уехала. Приехала я в Оптину пустынь 7 июля 1905 года. Утром я пошла в скит к старцу, который меня скоро принял и сказал, что гостить у них долго не позволяется и что мне долго и делать-то нечего в Оптиной пустыни. Проходит день-другой, а мне все не по себе и не нравится ничего; в церковь захожу на минуту, не могу долго стоять. 10-го числа мне почему-то очень захотелось почитать жизнеописание старца Амвросия; я спросила эту книгу у монаха-гостиника и зачиталась далеко за полночь, и во время чтения стала испытывать какое-то необычайно приятное состояние души, которого я в жизни не испытывала. И вот во время чтения решила отслужить панихиду на могиле старца Амвросия. На другой день спешу к ранней обедне, а после обедни прошу отслужить панихиду. Мне долго пришлось ждать иеромонаха, который служил панихиды на других могилах. В ожидании панихиды я осталась на могиле старца Амвросия и стала плакать, да так горько, что будто открылся источник слез. Во время панихиды я все время плакала, слезы пошли на весь день. В этот день я должна была исповедоваться. Старец меня послал к духовнику. Пришла я к нему в слезах и стала говорить о своей больной душе; бережно он обошелся с моей больной, настрадавшейся душой. После исповеди он прочитал надо мною особенную молитву, во время которой мне стало очень дурно, и я все просила его поскорее кончить. После окончания молитвы я почувствовала необыкновенную слабость. Выйдя от него, я успокоилась и перестала плакать.
На другой день приобщилась Св. Таин совершенно спокойно и в этот же день выехала в Тихонову пустынь. Когда я из Оптиной пустыни приехала на вокзал, то со мной произошло что-то необыкновенное: весь мой душевный строй сразу изменился, мне стало необыкновенно жаль Оптину пустынь, так что если бы предложили выбрать одно из двух: или все сокровища мира, или Оптину пустынь, то я бы взяла последнее. И вот уже год, как я переродилась; год, как у меня не было ни одного припадка тоски, стала меньше раздражаться, у меня явилась вера в Бога, в загробную жизнь, я поняла цель жизни. Мысль о самоубийстве совсем меня оставила, я считаю теперь себя счастливым человеком, хотя обстановка моей жизни ничуть не переменилась. Я верю, что Господь исцелил меня, по молитвам старца Амвросия, от жестокого недуга, которым я страдала 18 лет.
Мое физическое состояние здоровья плохо, что не позволяет мне оставить приют, но что такое физическая болезнь сравнительно с душевною? Даже и сравнить нельзя. После моей первой поездки какая-то необычайная сила потянула меня в Оптину пустынь, и Господь привел еще побывать на могилке старца Амвросия в том же году в сентябре, потом на Пасху 1906 года и теперь.
Прошел год, как я психически здорова, и не знаю, как мне благодарить Бога и старца Амвросия за такую великую милость».
В дополнение к изложенному можем прибавить, что летом 1911 года мы видели в Оптиной пустыни исцеленную, которая, подтвердив справедливость всего вышеизложенного, с радостью и с глубокою благодарностью к Богу и к старцу Амвросию заявила, что в течение минувших шести лет, прошедших после ее чудесного исцеления, прежнее ужасное состояние невыносимой тоски и припадков к ней ни разу не возвращалось. Она чувствует себя спокойной и жизнерадостной, несмотря на тяжелые внешние условия своего существования. Врачи, лечившие ее раньше, видя ее настоящее состояние, говорят ей, что она вылечилась посредством внушения, но это совершенно неверно. Когда ее лечили в Москве посредством внушения в лечебнице, то ей не только не становилось лучше, а делалось хуже, так, что когда она уезжала из Москвы обратно, то должны были вносить ее в вагон на руках, между тем как отправляясь в Москву для лечения, она еще в состоянии была ходить сама. Не могли оказать на нее влияния в Оптиной пустыни и благоприятные климатические условия, так как она провела тогда в Оптиной всего только пять дней. С. А. имеет твердую и непоколебимую уверенность, что о. Амвросий, исцеливший ее от тяжкой болезни, не оставляет и ныне ее своим попечением. С того момента, как она получила исцеление в Оптиной пустыни, эта обитель, как она говорит и в своей записке, сделалась ей чрезвычайно дорога и, кроме того, сделалась для нее необходимым источником нравственной силы и духовного подъема, так что она стала чувствовать потребность каждое лето бывать в ней для духовного обновления и укрепления. Но при полной своей материальной необеспеченности она не имела никакой возможности предпринимать подобные путешествия. И вот тут-то и сказалась снова заботливость о ней о. Амвросия. Каждый раз, когда наступало лето, обстоятельства складывались так, что у С. А. являлись необходимые средства для поездки, и вот уже шестой год, как она ежегодно бывает в Оптиной пустыни и проводит здесь по нескольку времени исключительно милостию любвеобильного старца Амвросия.
Вышепомянутая С. А. рассказала еще следующий случай: «В сентябре 1908 г. сиделка в приюте св. Елизаветы при Т. губернской больнице, Л. Г., заболела тяжелой формой возвратного тифа вскоре после ее возвращения из Оптиной пустыни. Температура у больной все время держалась очень высокая, и особенно она жаловалась на сильнейшую головную боль. В ночь с 9 на 10 октября (под день памяти батюшки Амвросия) она впала в забытье и видит ясно, что она, больная, лежит в зале на полу в квартире г. N. В дверь входит батюшка Амвросий, подходит к ней и, подавая ей просфору, велит съесть ее, но больная ему отвечает, что она не может есть, потому что язык пересох и потрескался. Батюшка Амвросий говорит ей: „Ступай скорей домой (в приют) и там возьми у высокой барыни, которая ко мне часто ездит, артоса и воды из моего колодца, размочи артос в этой воде и съешь!“ После этого больная очнулась, температура дошла до 41 градуса, и она чувствовала себя очень плохо. В этот день ее пришла навестить ее сослуживица, сиделка Е., которую больная ждала с нетерпением. Лишь только она пришла, как Л. стала ее просить поскорее сходить ко мне и взять у меня артос и воду, при этом она рассказала свой сон.
